Ты играешь на арфе ушедших веков,

Сталь струн теребя,

Огонь давно погасших костров,

Пылает в твоих глазах.

Ты поёшь нам о том,

Кто был чист, как херувим,

Он велик был и в нём

Жизни бился родник.

Исцелять он умел

Светлым жаром души,

Но Зависти хмель

Отнял чистую жизнь.

Бледнолик, нем и бездушен

Ты бродишь как тень,

Воли чужой не нарушить,

Ты предан отныне тьме.

Не умея спастись от оков колдовства,

Живым мертвецом ты ходишь по свету,

И нету спасения от чар силы зла,

Отныне дороги нет к свету.

Ты отныне бессмертен,

В хладной стылой груди

Сердце мёртвое стынет,

Чувства все позади.

В руки меч ли вложили,

Иль упрямый резец,

Равнодушен отныне

Ты, оживший мертвец.

Ты, бесстрастный хранитель

Тайн предвечного зла,

Нет спасенья на свете

От оков колдовства.

Равнодушно взираешь

На кровавый разор,

Лишь приказ выполняешь,

Безразличен твой взор.

Но спасение купит любовь

Того, кого мучить прикажут,

В ком течёт родная кровь,

Брата родного, что слова не скажет.

Упрёком не засветятся глаза

За муки, что ты уготовил,

И лишь по щеке скатится слеза

За прежние дни твоей чистой неволи.

Когда ты был заперт как узник в темнице,

В стенах академии магических сил,

И мудрость, что на полках пылится,

Ты изучал, и этим ты жил.

Теперь ты проклят своими

За то, что не по воле вершил,

Навеки твоё опорочено имя,

Разве для этого жил?

Но будешь спасён от оков колдовства

Любовью и светлой душой,

И к жизни новой откроешь глаза

И следом пойдёшь за судьбой.

Говорят, что глубочайшая жестокость идёт от глубочайшей нежности.

(Терри Гудкайнд)

Я распахнул тяжёлые дубовые створки Зала Совещаний. Ровный мягкий свет сотен свечей в десятках бронзовых и серебряных канделябров, стоящих на столе и вставленных в хрустальные люстры, заливал огромный зал, своды которого тонули в головокружительной высоте, а из окон во всю стену навстречу свету свечей лился свет полуденного солнца. Свет играл на стенах и полах, облицованные золотисто-розовым мрамором с сиреневыми прожилками, белоснежные колонны гордо возносятся в головокружительную высоту. Я медленно пересекаю залу и останавливаюсь у подножия трона. Я склоняюсь в земном поклоне.

– Приветствую тебя, Värðnúr ar Daon Virrd’lá!

Я досадливо подумал, что не худо бы было повелительницы изменить древний обычай, принуждающий по этикету обращаться к своим советникам и прочим знатным вельможам полным именем.

Я занял своё место по правую руку правительницы. Алта острова Ленос, Альдис Алтар Санэл Вин’ар, была мудрой женщиной. Прекрасные черты её лица были безукоризненно правильны, мягкий взгляд внимательных серых глаз, длинные серебристо-белые волосы, на которых лежал золотой обруч с благородным опалом надо лбом, белое платье – вся она вызывали во мне отнюдь не те чувства, которые должен был бы испытывать первый советник к своей повелительницы. Да, я почитал её, но вместе с тем… я был безнадёжно влюблён в Альдис.

– Приветствую тебя, Tean ar Gand Pele’on! – услышал я звонкий голос повелительницы.

Перед троном согнувшись в низком поклоне, стоял её доверенный советник, Теан, у меня язык не поворачивается называть его полным именем. Этот теан был весьма неприятным типом, я всегда гордился своим ровным отношением ко всем людям, окружающим меня, но Теан успел завоевать моё презрение.

Второй советник занял своё место по правую руку от повелительницы, рядом со мной. Вскоре зала стала наполняться. Прибыли послы сразу из четырнадцати союзных государств. Я не слушал, всё было мне известно задолго до начала внеочередного совета. Я сел так, чтобы никто и не усомнился в моём пристальном внимании, первому советнику полагается внимать всему, что происходит в зале совещаний, а сам углубился в свои думы, которые, по правде сказать, были далеко не радужными. Но, сперва, хотелось бы познакомить тех, кто будет читать мои дневники с окружающей обстановкой.

Мы, народ варрад, Дети Бури или Белые стражи, как нас ещё называют. С нашего языка Раика, «Varrad» на всеобщий переводится как «верные долгу», Но, думаю, придётся поведать историю возникновения людей и прочих «разумных рас», как пренебрежительно отзываются о нас последние, чтобы читающим мои дневники стало более понятно положение вещей.

Мир зародился в вечном хаосе, где властвовали стихии и назывался он Ванахейм, то есть Обитель стихий. Иногда его называли Гвенас, что значит «Светлый, сияющий». Населяли Ванахейм ваны, чистые светлые духи, или вернее, первые боги и Светлые альвы: духи воздуха. Главным среди первых богов был вана-Ньёорд. Он и усмирил стихии и призвал их служить себе и своим соплеменникам, он поднял землю со дна Великого океана, создал звёзды и луну, и, главное, чудо, солнце. Когда солнце только поднималось из Великого мирового океана, из морских волн вышел юноша, облачённый в белоснежные одежды из морской пены. Его волосы навеки вобрали в себя сияние солнечный лучей, а когда он улыбался, лицо сияло словно солнце, и ваны дали юноше имя – Хеймдалль, то есть владыка миров, потому что предвидели, что именно он вдохнёт жизнь в неживое и создаст первых людей. В Ванахейме, стране вечной юности, время текло медленно, ведь вана-Ньёрд, создавший этот край повелел, чтобы время не старило его жителей. Увидел юный Хеймдалль дивные красоты Ванахейма, земли, на берегах которой гнездились огромные морские птицы, с белоснежным оперением, и лишь кончики крыльев были чёрными. Люди позже назовут их Странствующими альбатросами, а в лесных озёрах плавали изящные птицы с чисто белым оперением, их люди назовут лебедями. Видел Хеймдалль и зеленеющие густые леса, и обширные поля с высокими травами и луга с дивными цветами, слушал грохот волн, разбивающихся о гранитные утёсы, шёпот лёгкого прибоя на прибрежном песке, видел прекрасные дома и дворцы из прочного камня и крепкого дерева, видел животных и птиц, но нигде не видел он существ, которые походили бы на него самого и на приютивших его жителей этой страны. «Кому будем мы передавать свои знания и умения, если не людям?!» – сказал он Ньёрду. Задумался владыка Ньёрд, и вот отправился он вместе с Хеймдаллем на берег моря, где и взял Хеймдалль несколько сущностей: морскую пену, солнечные лучи, дыхание ветра, утреннюю росу, аромат всех цветов, пение птиц, буйство грома и молнии, морские валы и шелест листвы и трав и создал первых людей: мужчину, которого нарёк Гвендэль, что значит «Светлый» и женщину, которую назвал Гвенаэль, то есть «Сияющая». Затем он дал им три сущности: мысль, волю и чувство. Ожили люди, и было в женщине Гвенаэль больше от красоты и нежности цветов, шелеста листвы и трав, и стала она первой целительницей, а в мужчине Гвендэле было больше от буйства грома и молнии, от разгула морских волов и вольных ветров, и стал он первым мореходом, первым поэтом и мудрецом. Но, создавая сердца первых людей из хрустальной капли росы, дрогнула рука Хеймдалля от того, что подул ветер, и песчинка морского песка попала ему в глаз. Зажмурился светлый бог и не заметил, как несколько песчинок попало в безупречный хрусталь его творения. Это были алчность, тщеславие и жестокость. Но слишком ясны и чисты были сердца первого мужчины и первой женщины, чтобы песчинки успели проникнуть глубоко и навсегда испортить их, но с каждым поколением всё глубже и глубже проникает в сердца людей спесь, жадность и злоба. Но не скоро ещё суждено понять это ванам.