– Нет, вы абсолютно не понимаете разницы, – раззадорилась Аня и даже раскраснелась, – В аквапарке можно прокатиться на разнообразных горках всех форм и любых траекторий спуска, поплавать в бассейнах на любой вкус, джакузи, посетить сауны, бильярд, провести всевозможные водные процедуры и спа. Но хочется и новых разнообразных ощущений, поэтому люди и выезжают в другие города и даже страны.
– Вот вы и получили новые ощущения, мало не показалось, – Костя соскочил от волнения с топчана и заходил из угла в угол по тесному помещению, ему было непонятно желание людей, летящих за чем-то в далекие дали, когда точно такое же, а может быть, еще и лучше находится под носом.
– Костя, зачем ты так? – резко одернула мужа Нюра. Ладно дома он с ней, родной женой, вступал в перепалку. А тут чужая городская девушка, подумает, что и правда в Сибири по улицам медведи ходят и мужики неотесанные живут. Что слаще морковки ничего в жизни не ели, поэтому и не могут понять другой жизни и других интересов.
К дому подъехала машина, спасшая ситуацию и не давшая разгореться неприятному разговору. Костя безнадежно махнул рукой в сторону девушек и, коротко бросив: – Да ну вас, – быстро вышел. Вскоре он вернулся в дом вместе с озабоченным районным следователем Антоном Сергеевичем.
– Всем добрый день, – следователь уверенно прошел к столу, положил на него свою неизменную кожаную коричневую папку и устало сел на стул, – да, сегодня жарит не на шутку, – произнес он неторопливо, вытирая вспотевший лоб носовым платком, – а это значит и есть наша перелетная птица, – перевел Антон Сергеевич взгляд на Анну, – ты прямо-таки в рубашке родилась, прилететь с такой высоты и отделаться только небольшими ссадинами и вывихом руки… Чудеса.
– А уже известно, что с самолетом нашим случилось? – Анна с надеждой посмотрела на следователя.
– Да, известно. «Гольфстрим» попал в обширную грозовую область, получил удар молнией, вошел в зону турбулентности и начал разрушаться в воздухе на высоте пять тысяч триста метров. Уже и обломок самолета, на котором ты прилетела, нашли, его размер-то всего три на четыре, в свободном полете ты находилась восемь минут. И как тебя ветром не снесло?
Костя присвистнул и почесал затылок, а Анна спокойно, словно о чем-то само собой разумеющемся, пояснила:
– Так я сидела пристегнутая в кресле и дремала, что произошло, то есть сам момент крушения, я не помню, очнулась только тогда, когда уже летела на обломке. Говорите всего восемь минут? Мне показалось, что я летела целую вечность, потом удар, и я ничего не помню. Когда очнулась, почувствовала, что адски болит рука, я отстегнулась и пошла куда глаза глядят, ну а потом меня вот Арина нашла, большое ей спасибо.
– Ну, хорошо, что все хорошо закончилось. Поехали в Боровиково, за тобой из Питера уже целая свита вылетела, будем дожидаться их в селе, успеешь пока отдохнуть, себя и свою одежду в порядок привести, – распорядился Антон Сергеевич, поднимаясь из-за стола и направляясь к выходу, – да, а куда же мне тебя пока определить? – приостановился следователь и внимательно и требовательно посмотрел на Арину.
– Можно ко мне, – спокойно предложила Арина.
– Ну, Аришка, ты что, меня бросаешь? Мы же собирались вместе отдохнуть, – канючила Нюра, которой совсем не хотелось оставаться на пасеке. Она понимала, что Костя будет торчать у ульев, а ей придется до вечера слоняться по пасеке одной.
– В другой раз отдохнем. Действительно, надо помочь Ане привести себя в порядок, – спокойно ответила Арина, направляясь к выходу.
К дому Арины добрались, когда день перевалил за полдень, следователь отправился в сельсовет, ему необходимо было встретиться с участковым, а Анна, прихватив зеленый халатик в белые ромашки и розовое банное полотенце, выданные ей Ариной, сразу засобиралась принять душ. Душевая кабина Арины была сколочена из досок, на крыше стояла огромная бочка с водой, в жаркие дни вода от солнечного тепла нагревалась и была словно парное молоко.
– Аня, давай я пока твои вещи в стирку заброшу, вон какая жарища, за пару часов все высохнет на улице.
– Ой, выбрось блузку, она потеряла всякий вид и после стирки, я думаю, будет еще хуже, – небрежно бросила Анна, готовясь выйти из дома.
– Нет, что ты, надо постирать, не в моем же халате ты полетишь домой, и джинсы заодно постираю, – предложила Арина, рассматривая грязные джинсы девушки.
– Нет, – почти взвизгнула Анна, выдергивая джинсы из рук Арины и прижимая их к груди, но тут же, наткнувшись на недоуменный взгляд хозяйки дома, пояснила, – извини, я их лучше в химчистку отдам, мне их Денис покупал, и они мне очень дороги, – и Аня, скомкав, понесла штаны в комнату, но вернулась практически сразу же все с теми же джинсами в руках, – знаешь, я подумала, ты права, надо постирать, а то домой не в чем ехать.
Тщательно и бережно перестирав вещи Анны, Арина развешивала их на бельевой веревке, когда к дому подъехала целая вереница автомобилей.
«Да, – подумала Арина, – долго еще повышенный интерес к Анне будет, пережить такой стресс не каждому под силу, а она молодец, бодрячком держится».
Анна неторопливо вышла из дома, после принятия душа и небольшого отдыха выглядела она посвежевшей, села на лавочку возле дома, вытянула блаженно ноги и, откинув голову, подставила румяное личико солнцу.
В калитку один за другим вошли седовласый подтянутый мужчина, выше среднего роста, с фигурой, в которой чувствовалась военная выправка, было ему примерно пятьдесят с хвостиком – давний близкий друг семьи Храмовых, Дмитрий Владимирович Головин. За ним следовал мужчина мусульманской внешности около 35 лет от роду, высокий, короткостриженый, голубоглазый, израненное осколками лицо с ровным загаром не портило его красоту, а даже придавало ему суровую мужественность. Это был телохранитель, помощник, водитель и, если хотите, даже друг Головина – Умар. За Умаром шел молодой мужчина лет тридцати, темноволосый, модно подстриженный, высокий, худощавый, в светлых летних брюках и светлой рубашке, сводный брат Дениса Даниил. За ним неспешно, элегантно, легко передвигаясь, словно плыла светловолосая женщина, с уложенными в аккуратную прическу волосами. На вид ей было лет около сорока, слегка полноватая фигура не портила ее стать, в руках она держала медицинский чемоданчик, это была личный врач семьи Храмовых – Полина Витальевна. И уже за ней следовал Антон Сергеевич, а замыкал шествие Миша.
Анна неторопливо поднялась с лавочки и, выждав, когда приезжие подойдут поближе, коротко поприветствовала мужчину военного.
– Здравствуйте, Дмитрий Владимирович.
Мужчина критическим взглядом оглядел девушку, бережно обнял ее за плечи и сбивчиво от охвативших его переживаний заговорил.
– Здравствуй, Аннушка, жива… Надо же какая трагическая случайность… Эта гроза. Мы за тобой… Да… Бедный, бедный Дениска… Сегодня позвонил Егору, он там с ума сходит, собирается возвращаться… Н-да, кабы ему хуже не было, с его то сердечными проблемами.
Умар сразу, словно зная свое место, отошел в сторонку, сомкнул руки за спиной и, поставив ноги на ширину плеч, стал цепким взглядом изучать обстановку двора Арины.
– Даня, как я рада тебя видеть, – Аня только высвободилась из объятий Дмитрия Владимировича, сразу подошла к молодому мужчине и сама обняла его, тот немного смутился, покраснел, он, по всему было видно, не ожидал проявлений такой нежности от девушки. А потом, видно, рассудил, что это на нее так стресс подействовал, успокоился и осторожно ответил на объятия Анны.
Полина Витальевна сразу по-деловому, четко чеканя каждое слово, тоном, не терпящим возражений, обратилась к Анне:
– Добрый день, Анна Аркадьевна, как вы себя чувствуете? Мне бы осмотреть ваше плечо, – и вопрошающе посмотрела на Арину.
– Проходите в дом, там вам будет удобно, – посоветовала хозяйка дома и обратилась к гостям, – может, желает кто чай, сок, резкий квас есть собственного приготовления.
Миша живо посоветовал:
