– Чего непонятного? – подал голос и Апофиус. – Клотильда дело говорит. Тут и мысли твои читать не надо. И так видно, как ты ёрзаешь да на часы смотришь. Самое время семье позвонить. Семья – дело святое, это я тебе как дух говорю!

– А соединят? – слабым голосом спросил Сергей.

– Пусть только попробуют не соединить! – грозным тоном произнесла Клотильда. – Я не посмотрю, что старая да больная, а лично к их старшему пойду. Так нажалуюсь, что живо их взгреют! Даром я, что ли, по три цветка папоротника каждый месяц за связь плачу! Звони, милый, не сомневайся!

Сергей, разом чашу осушив, откашлялся и, край чаши приблизив к губам, произнёс неуверенно и тихо:

– Алло…

– Громче давай! – подбодрил его Апофиус. – Тут связь плохая, в Белоомуте у домовых канал получше…

– Да ладно тебе! – возмутилась Клотильда. – У этих паршивцев лучше, чем у меня? Ты когда у них был в последний раз? Да там, может, отключили всё давно!

– Всё же, столица домовых, – степенно возразил Апофиус.

– Только и славы, что столица! – не уступала Клотильда.

И не известно, сколько бы они препирались, если бы не послышался вдруг (как показалось Сергею, откуда-то сверху) женский голос.

– Алло, кто там? Кто это?

Сергей подпрыгнул радостно и завопил:

– Я это, я! Катенька, лапуля, это я!

– Совесть у тебя есть?!

Женский голос прозвучал так грозно, что Апофиус невольно зажмурился и пригнул голову.

– Пропал, семью бросил! Позвонил, наболтал всякой чепухи непонятной и пропал куда-то! Весь день его нет, вечер, а его – всё нет. Ночь на дворе, а от него ни слуху, ни духу! Ребёнок не спит, капризничает! Где тебя искать?! Я уже чуть с ума не сошла, по моргам собралась звонить!

– Ой, не надо по моргам, – поспешил успокоить жену Сергей.

«Скажи, что всё в порядке» шепнул Апофиус, придвинувшись вплотную. «Работаем, дескать… Ну и так далее…»

Связь у Клотильды и впрямь оказалась хорошей. Катерина этот тихий шёпот услышала.

– Кто там с тобой? – забеспокоилась она. – Что за разговоры там слышу? Ты с кем на этот раз связался, горе луковое?

– Да всё хорошо у нас! – с нарочитой беспечностью воскликнул Сергей. – Работаем, все дела… Ты не волнуйся, тут хороший народ собрался: и Апофиус, и старушка Клотильда. Как дело сделаем, я к тебе с золотыми цепочками вернусь, честное слово! Мне сам Апофиус обещал, а он слово держит…

– Идиот! – зазвенела чаша.

И раздались короткие гудки.

– Вот и успокоил, – выдохнул Сергей.

– Ну, успокоить – не успокоил, – заметил Апофиус. – Главное – позвонил!

– Настоящий мужик завсегда жене позвонит, – добавила Клотильда.

Сергей озабочено хмурился, соображая так и этак, какие ещё слова подходящие подобрать для супруги, чтобы объяснить ей всю глубину сложности и ответственности его теперешней работы и настоятельную необходимость временного отсутствия в родных пенатах, которое, кстати говоря, ничем плохим ему не грозит (в чём он не был уверен), а сулит лишь прибыль и внезапный достаток (в чём он тоже не был уверен).

Однако же подходящих слов, как ни силился отыскать, не нашёл.

Потому, попыхтев немного, развёл руками и промямлил:

– А завтра можно будет позвонить? Чего-то она не в духе сегодня.

– Можно, – охотно подтвердил Апофиус. – Вот прямо с утра…

И зевнул, широко открыв рот. Так широко, как люди не могут, а духи – запросто. Так, что затылок куда-то на спину запрокинулся.

«Здорово он умеет» отметил Сергей. «И вообще… Много чего умеет. Вот только с деньгами как-то не получается…»

От этой мысли стало грустно. Только тут догадался он, что наличным супруга куда больше обрадовалась бы, чем какой-то сотворённой духом цепочке, с которой из ломбарда можно прямиком отправиться в казённый дом.

«Да ну!» возразил сам себе Сергей. «Этот не обманет!»

Почему «этот» не обманет – он точно не знал. Но в честность «этого» верил.

– А сейчас спать, гости дорогие, – сказала Клотильда.

И хлопнула в ладоши.

Конечно, читатель уж и сам догадался, что в постель гости полетели по воздуху, плавно при том покачиваясь.

Привычный к такому перемещению Апофиус вёл себя тихо, быстро задремав на лету.

Сергей же от природной стеснительности и с непривычки всё порывался на траву спрыгнуть и своим ходом дойти, приговаривая: «Чего уж там… Это ни к чему…»

– Гостеприимство, друг любезный, того требует, – отвечал ему голос из темноты.

И странный для полночного времени стрёкот кузнечиков долетал откуда-то из зарослей серебристой травы.

Великолепна была постель, расстеленная под ветвями старой ивы! Зелёным балдахином покачивались ветви над пышной периной, над пуховым одеялом.

На постель эту и перенесла гостя невидимая сила.

А голос из темноты пожелал спокойно ночи и счастливых снов.

Потом добавил:

«Нашим гостям только такие сны и снятся!»

И умолк.

А Сергей, едва раздевшись, повесив одежду на ветку и в постель свалившись, в темноту упал.

И вынырнул во сне.

И уже там, во сне, зажмурился он от яркого света и закричал:

– Айда на Мельников ручей купаться!

8.

Муцкевич по-волчьи втянул воздух ноздрями.

Запах точно шёл от тёмно-серого, кирпичного здания за высоким бетонным забором.

– Тут он! – уверенно сказал Муцкевич и оскалил зубы в улыбке. – Духом его оттудова тянет!

Клещёв, прижав руки к груди, закрыл глаза и мелко затрясся. Потом, замерев, вытянул далеко вперёд язык, пробуя воздух на вкус.

И подтвердил:

– Точно! Здесь! Кровушку его чую…

Приложил ладонь к уху:

– И сердце беспокойно стучит. Не спит, хоть и ночь на дворе. Волнуется, видно. Переживает.

И тут же протянул разочарованно, обращаясь к спутнику:

– Вова, но это же и впрямь тюрьма!

Ступая медленно и осторожно, подошли они ближе к воротам и прочитали табличку.

– Следственный изолятор, – грустно промямлил Клещёв.

– А ты как думал! – подтвердил весомо Муцкевич. – Хозяин сказал, что в узилище, значит, так и есть!

Клещёв, забеспокоившись, зачем-то стал ходить вдоль ворот, меряя их длину шагами.

И прекратил это занятие лишь после того, как из будки вышел охранник и посмотрел на него выразительно.

– Пошли отсюда, – предложил он Муцкевичу.

Тот согласился.

Отойдя подальше, остановились они возле урны для перекура.

– Как же мы,.. – обронил Клещёв, докурив сигарету до середины.

– …Проникнем-то туда? – закончил он мысль, вытянув сигарету до фильтра.

И, ругнувшись, выбросил окурок.

– Штурмом, что ли, брать?!

– Не суетись, – пробубнил Муцкевич. – Им, небось, не мы одни занимаемся. Дело серьёзное, раз хозяин нам поручил…

– Так времени у нас нет! – застонал Клещёв.

И в ярости пнул завалившуюся на бок урну.

– Не суетись, – повторил Муцкевич, докуривая первую сигарету и тут же доставая из пачки вторую.

– Что-то мне подсказывает, – продолжал он, рваными облачками выбрасывая дым, – что завтра он отсюда выйдет. Точнее, его отсюда вытащат. Это если он действительно опасен. А если не так опасен, как мы думаем, то…

Причмокнув, закончил:

– Тогда его удавят прямо там, внутри! И мы об этом узнаем!

9.

А за четыре часа до того, как посланцы Савойского добрались до узилища и обнаружили место пребывания свидетеля происходило вот что.

Викентий Демьянович Любанин сидел в этом самом следственном изоляторе на привинченном к полу стуле перед следователем Леонтием Размахиным и трепетал.

Леонтию Даниловичу нравилось, что допрашиваемый трепещет. Но очень не нравилось, что арестованный при том упорно не желает признавать свою вину и всячески увиливает от ответственности.

Хотя и трепещет, что очень даже хорошо.

И вселяет надежду на достижение взаимопонимания с подследственным.