Вместе с тем казалось, что со стороны высшего советского руководства всё было предусмотрено для того, чтобы во всеоружии встретить врага. Однако когда на рассвете 22 июня 1941 года немцы начали бомбардировку и артиллерийский обстрел наших позиций и городов, а затем танковые клинья при поддержке пехоты ринулись на советскую территорию, выяснилось, что это было полной неожиданностью для многих наших воинских частей и потому застало их врасплох. Только в последние годы нам стало известно, что Западный особый военный округ, ставший Западным фронтом, по которому немецкие войска нанесли главный удар, сознательно не был приведён в боевую готовность. Это обстоятельство невозможно трактовать иначе, как предательство, измену Родине со стороны ряда наших военных руководителей, на что, как содействие «пятой колонны», в своих безумных планах явно рассчитывал Гитлер. Директивы из Генерального штаба в Западный округ поступали, но не доводились до войск. Кроме того, Наркомат обороны (Тимошенко С.К.) и Генштаб (Жуков Г.К.) почему-то не удосужились в это тревожное время проверить чёткость выполнения на местах своих указаний о приведении войск в полную боевую готовность. В результате самолёты на аэродромах не были рассредоточены и замаскированы, а потому значительно пострадали от первых же бомбёжек. По указанию «какого-то генерала», приезжавшего в войска ещё 20 июня, топливо из баков танков было слито, а прицелы с боевых машин и полевых орудий сняты якобы для проверки, боеприпасы сданы на склад. Этот генерал, фамилию которого никто теперь назвать не может, распорядился на выходные дни отпустить офицеров по домам. Для доставки снарядов к тяжёлым гаубицам, находившимся в артиллерийских парках (а не на боевых позициях), на дальние склады были направлены не грузовики, а тихоходные тягачи (чтобы побольше привезти снарядов!). В критический момент оказалось, что буксировать многотонные орудия просто нечем, а тягачи так и не успели вернуться с задания. По этой причине тяжёлая артиллерия Западного фронта осталась в парках и не смогла нанести противнику никакого ущерба.
По свидетельству очевидцев, командующий войсками Западного особого военного округа генерал армии Павлов Д.Г. вместе с командующим авиацией этого же округа генерал-майором Копцом И.И. 19 и 20 июня облетали военные аэродромы и приказывали из самолётов, стоявших на боевом дежурстве с пилотами, находившимися в кабинах, слить горючее, снять вооружение и боеприпасы. Ни о каком рассредоточении самолётов на стоянках речи не шло. В результате первый таран немецкого самолёта советским истребителем был произведён через двадцать минут после начала войны. На остатках топлива нашему лётчику удалось взлететь, но вести огонь по противнику оказалось нечем – пришлось винтом и корпусом своего самолёта бить нежданно нагрянувшего врага.
Командующий ЗапВО Павлов Д.Г. в воскресенье вечером вместо проверки боеготовности вверенных ему войск находился в Доме офицеров, наслаждаясь весёлым спектаклем «Свадьба в Малиновке». Приказы из Генерального штаба от 15 и 18 июня о приведении войск в полную боевую готовность без объявления тревоги и мобилизации были командующим «проигнорированы», в результате чего в воинских частях представления не имели о приближении войны, оставив без прикрытия 450 километров советской границы. И именно на этом участке по «совершенно случайному» и «непредвиденному» стечению обстоятельств вермахт и нанёс главный удар, после которого и остальные округа-фронты стали сыпаться как домино. Это ли не предательство?
Согласно оперативным записям, в час ночи (то есть за три часа до начала войны!) Павлову Д.Г. позвонил по телефону нарком обороны маршал Тимошенко С.К. и поинтересовался, как дела? На что командующий отрапортовал: «Всё тихо». На это нарком ему посоветовал: «Ну, ты не психуй!» Каково состояние боеготовности войск округа, маршал почему-то даже не поинтересовался.
С началом боевых действий вся проводная связь на Западном фронте была диверсантами нарушена, а из трёх радиостанций средства противника две быстро вывели из строя, третью же заглушили. Командующий фронтом Павлов Д.Г. формально вроде бы отдавал приказы в письменной форме подчинённым ему войскам, но из-за отсутствия связи они ни до кого не доводились.
Всю неподготовленность войск Западного особого военного округа рассмотрим на примере «Брестской крепости». В качестве свидетеля тех событий используем ранее не публиковавшиеся показания ветерана тыла Сперанского Л.И. В июне 1941 года Леонид Иванович вместе с родительской семьёй проживал в городе Бресте. Его отец Иван Николаевич работал директором одного из предприятий местной промышленности. Мать Татьяна Ивановна Новикова (фамилию при замужестве не изменяла) являлась третьим секретарём Брестского обкома коммунистической партии. Леониду в это время исполнилось 16 лет, и он только что окончил девятый класс средней школы. Помимо гражданского населения в городе Бресте квартировали две стрелковые дивизии и одна танковая. Кроме того, около города находился военный аэродром.
По свидетельству Сперанского Л.И., никаких официальных данных о неизбежном начале войны в тот период среди как военных, так и гражданского населения не имелось, хотя ходили определённые слухи на эту тему. Все жили спокойно и безмятежно, никаких приготовлений к обороне не предпринималось. Когда Татьяну Ивановну как партийного руководителя спрашивали о возможности войны с Германией, она неизменно отвечала, что все разговоры об этом – просто провокация, на которую не надо поддаваться, и всё будет в порядке. Более того, как раз за неделю до начала войны из Москвы приезжал лектор, который уверенно говорил, что никакой войны не предвидится.
Когда же начался обстрел города и стало ясно, что начались боевые действия, Татьяну Ивановну опять спрашивали знакомые, почему она вводила всех в заблуждение относительно возможности начала войны? Партийный руководитель отвечала, что они в Брестском обкоме партии получали такие указания из Минска, из Центрального комитета компартии Белоруссии. Теперь, по прошествии многих десятилетий, Леонид Иванович Сперанский, которому исполнился уже 91 год, задаётся вопросом, почему тогдашний первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Пономаренко П.К. был не в курсе вопроса о возможности войны с Германией? А в результате вводил в заблуждение все партийные организации республики. Являлось это случайной недоработкой или делалось преднамеренно?
А в те трагические дни, в связи с продолжавшимся обстрелом Бреста, для эвакуации семей работников обкома партии выделили три легковые автомашины, на одной из которых Лёня Сперанский вместе с другими детьми уехал на восток. Кстати, через «старую границу» беженцев без пропуска (как это было и «до войны») не пропустили. Пришлось ночевать под Минском, пока сумели добыть разрешение на проезд. Легковые машины у «обкомовских детей» отобрали и посадили их на два грузовика. Теперь по дороге шли пешком толпы беженцев, которые просили взять их в машину, но такой возможности не было. На одной из железнодорожных станций «обкомовцы» погрузились в поезд и «малой скоростью» добрались до Челябинска. Затем Лёня Сперанский попал в Уфу, где всю войну работал на заводе (из-за плохого зрения его в армию не призвали). Леонид Иванович вспоминал, что везде в тылу беженцев принимали очень хорошо, помогали им, старались накормить, дать одежду.
Мать Лёни, Татьяна Ивановна, тоже успела эвакуироваться из Бреста. А вот отцу, Ивану Николаевичу Сперанскому, не повезло: ещё до прихода немцев его убили неизвестные люди, видимо, из «пятой колонны».
Теперь рассмотрим, какие события происходили в Бресте по военной линии. 10 июня 1941 года из Генерального штаба в Белорусский особый военный округ пришёл приказ о выводе квартировавших в городе двух стрелковых (6-й и 42-й) и одной танковой (22-й) дивизий в полевой район, где следовало занять оборонительную позицию, причём на ключевом направлении от государственной границы к Минску. Однако этот приказ не был доведен до войск. В связи с этим находившиеся в городе боевые части продолжали заниматься хозяйственными работами, для чего каждый день несколько батальонов без оружия, только с лопатами, отправлялись за стены Брестской крепости для выполнения какого-то задания командования. Военный гарнизон был слабо вооружён лишь винтовками, патроны к ним имелись в весьма малом количестве. Где находилась приданная стрелковым дивизиям артиллерия – теперь остаётся только гадать. История умалчивает и о местонахождении бронетехники танковой дивизии, дислоцировавшейся в Бресте. Лётно-технический состав с военного аэродрома перед самой войной был куда-то отправлен, и все самолёты достались врагу без боя.
