Накануне адвокату Кемельману, блондину с голубыми глазами, приснился сон, что на родной город Коблевск опустилась паутина похожая на рыбацкую сеть, и те, кто притворились спящими и не шевелились, остались живы, а те, кто спросонья стали возмущаться, рвать на себе одежду, ножами кромсать толстые, как канаты, ячейки паутины и требовать немедленно вернуть город в прежнее состояние, были тут же съедены огромным пауком, примчавшимся на звон серебристых паутинок.

Адвокат Кемельман в вещие сны не верил. Смену власти в стране встретил сначала настороженно, как и все нормальные люди, но потом, когда новый министр юстиции сказал, что адвокатское сословие может не волноваться, а наоборот, получит такие права, какие никогда не были у них раньше, даже обрадовался, что адвокатам теперь будет предоставлена такая же неприкосновенность, как и депутатам и арестовать их можно будет только по решению парламента. Оптимизм, правда, поугас, когда с такими же заявлениями выступили все новые профильные министры, которые пообещали учителям, врачам, инженерам и пенсионерам, что охраной их прав будет в ежедневном режиме также осуществлять Национальное собрание и самыми незащищенными окажутся судьи, прокуроры, работники специальных служб, губернаторы и новый президент с новым премьером.

Поэтому, когда соловьиная трель настенных часов внезапно споткнулась на втором такте и часы проблеяли, как ягненок, приговоренный к закланию, адвокат Альберт Кемельман, совершенно не обратил на это внимание. К тому же блеянье заглушил проснувшийся городской телефон.

– Альберт Яковлевич? – спотыкаясь на каждом слове поинтересовался кто-то, очевидно, читая с бумажки.

– Да, – ответил Альберт. – Сейчас я занят. Перезвоните, пожалуйста, секретарю и договоритесь о приеме.

Он положил трубку и снова углубился в свои бумаги.

Тут же зазвонил второй телефон.

– Не бросайте, пожалуйста трубку, Альберт Яковлевич, – попросил тот же голос. – Много лет назад, а точнее в год 5755 от сотворения мира в 11 день месяца Сиван в 10 часов утра 39 минут вы положили записку в расщелину камней Западной части Храма, именуемого Стеной Плача. Рады вам сообщить, что все, о чем вы просили, исполнено с лихвой.

– Спасибо, – рассмеялся адвокат, – Записку, как и все туристы, писал, каюсь. Что в ней было написано, не помню. Прошло четверть века. Как я понимаю, теперь я должен раскошелиться? Действительно, мошенничество не имеет границ. Но вы, уважаемый, позвонили юристу. Здесь ваша схема отъема денег не сработает.

– Дело в том, что в это время другой Альберт Яковлевич Кемельман тоже положил записку в Стену Плача. Но исполнение его просьбы было отложено на четверть века. Он не знает, что через три дня начнут исполняться все желания его далекой молодости.

– Какая трогательная история, – саркастически произнес адвокат. – Такое впечатление, что я должен теперь нести ответственность за чью-то ошибку в Небесной канцелярии?

– Может быть, я неясно выражаюсь, – продолжил собеседник, – но вы исчерпали лимит исполнения желаний, рассчитанных на всю жизнь. Тучные года вашей жизни уже состоялись без всяких усилий с вашей стороны. И теперь все будет зависеть в вашей жизни только от вас самих. Будете добывать хлеб свой насущный в поте лица своего и страдать от своих собственных поступков и мыслей.

– Вы меня сильно напугали, – насмешливо сказал Альберт Яковлевич. – В этой жизни я всего достиг сам. Я сам капитан своей судьбы.

– Но эти три дня вашему тезке еще надо будет как-то прожить, – продолжил гнуть свою линию незнакомец. – Поэтому не могли бы вы помочь ему сейчас материально, а за это вам прибавится три дня для исполнения еще не исполненных желаний.

– Это уже конкретный разговор, а не демагогия, – усмехнулся адвокат. – Ловко вы подвели к деньгам. И что, есть идиоты, которые клюют на ваши предложения?

– Я просто хотел напомнить вам, что не оскудевает рука дающего, а не берущего.

– Я все понял, – сказал адвокат. – Я в сказки не верю. На учете у психиатра не состою. И по средам я не подаю.

– Ну тогда флаг вам в руки, капитан, – двусмысленно сказал незнакомый человек.

Альберт молча положил трубку и тут же набрал номер телефона полковника полиции Снаткина.

– Павлуша, – попросил адвокат, – ты можешь пробить мои городские телефоны?

– А в чем дело? – поинтересовался полицейский начальник.

– Ничего страшного, мне кажется, что появилась новая схема отъема денег у граждан. Я просто хочу знать, кто и откуда мне только что позвонил.

– Добро. Покедова. У нас для хороших людей тайн нет. Найдем даже под землей.

Через несколько минут телефон заверещал как резаная свинья. Альберт молча и осторожно поднял трубку.

– Сейчас Павлуша тебе не поможет, потому что его принимают работники прокуратуры. А не позвони ты ему, улетел бы он завтра в Испанию, на Тенерифы. Я же предупредил тебя, что везение закончилось и придется отвечать за свои поступки и намерения.

Тут же завопил второй городской телефон и адвокат Кемельман схватил трубку как спасательный круг. Теперь он сидел обвешенный телефонными трубками и мысли метались как футбольный мяч. Слева кто-то явно ненормальный, пытался уговорить его добровольно расстаться с деньгами, а справа следователь прокуратуры Горпищенко сообщал ему о том, что Павел Иванович Снаткин, начальник полиции города, задержан за получение взятки в особо крупном размере и просит Альберта Яковлевича немедленно принять его дело к производству.

Трубка справа запиликала короткими гудками.

В трубке слева словно онемели, очевидно удостоверились в том, что полковнику полиции Снаткину сейчас действительно не до проверки городских телефонов адвокатского бюро.

– Кто бы мог подумать… – сказал следователь Горпищенко, тридцатилетний мужчина с подвижным лицом, которое могло одновременно выражать разноплановые чувства, например, скулы и рот выдавали скупое страдание, а глаза, наоборот, радовались. Поэтому подследственные терялись в догадках, добрый перед ними следак или зверье. Умение выражать свои противоречивые чувства двигающимися скулами, ртом, складками лба, могли ввести в ступор и обмануть многих людей. Мастер психологических капканов, Горпищенко по настоящему презирал всех, кто оказывался в его власти и угодничал перед теми, от кого зависела его жизнь.

– Что случилось? – спросил Альберт, присаживаясь к столу Горпищенко и дружески пожимая его руку.

– История, конечно, темная, – начал следователь издалека. – Поступил сигнал буквально час назад, – он взглянул на свои швейцарские часы, которые были не дешевле, чем часы адвоката, – Так, мол и так, полковнику полиции Снаткину несут взятку в сумме сто тысяч долларов. Кто несет и зачем, не сообщили.

– Сигнал поступил в устной форме? – уточнил адвокат.

– Это не имеет значения, – сгустились складки на лбу Горпищенка. – Мы едва успели организовать группу захвата. Но процессуально сделано все на высочайшем уровне. Кино, понятые, деньги. Павел Иванович так растерялся, что фактически тут же признал вину. Когда имеются неоспоримые доказательства, адвокаты становятся опаснее прокуроров. Потому что своим присутствием на допросах цементируют обвинение.

– Это так не похоже на полковника Снаткина, – удивился адвокат. – Я знаю его много лет.

– Первая реакция была такой, как я обрисовал. Мы ее зафиксировали видеосъемкой, так что комар носа не подточит. Честно говоря, – широко зевнул Горпищенко, – я бы посоветовал семье не тратиться на адвокатов. Будет, к сожалению, сидеть. Однако сделка со следствием может вывести Павла Ивановича на мелководье…

– А что, взяткодатель, уже дал показания?

– Все путем, Альберт Яковлевич. Человека держим в надежном месте, поскольку знаем на что способен Павел Иванович. Пойдете к задержанному или привести его сюда для беседы?

– А почему вы допрашивали полковника без адвоката?