Я лежал на шкафу и смотрел, как утро появляется в комнате. Сам не знаю почему, но я очень не люблю это время суток. Когда небо светлеет, и из мрака комнаты начинают выступать очертания предметов. Как будто сейчас я могу увидеть что-то, чего видеть вовсе не хочу. Например, сидящие всюду плюшевые игрушки. Становится как-то жутко от количества торчащих плюшевых ушек и лапок. Детский сад, честное слово. Они меня раздражают. Или эти дикие бирюзовые обои. Как раз под стать потолку из мозаики. Зачем выкладывать потолок таким причудливым образом? Мне иногда кажется, что когда-нибудь все это плиточки обвалятся и придавят меня.

Зато мне очень нравится белый пушистый ковер. Лежал бы на нём и лежал. И окно. Такое огромное, что кажется, будто в него виден весь мир. Еще мне очень нравится зеркальный шкаф во всю стену и аккуратненькая хрустальная люстрочка.

Я глянул на кровать – тощий бугорок под одеялом заёрзал. Сегодня она опять плохо спала. Она всегда плохо спит. Такие, как она редко спят хорошо. Если, вообще спят.

Она начала просыпаться и ещё во сне стала ощупывать себя. Сначала бедренные кости, потом живот, потом коленки – как будто за ночь она могла потолстеть. Потом подтянулась, открыла глаза, пошарила взглядом по потолку и прошептала:

–Привет, Эльвирочка. Как спалось?

Я слетел со шкафа и сел на край кровати.

–Привет, красотка. Я – отлично. А ты как? Не набрала ли за ночь пару лишних центнеров?

–Знаешь, Эльвира, мне сон такой приснился странный. Как будто я иду по улице, и вдруг начинается ветер, подхватывает меня и несёт. И я лечу, лечу. К чему бы это, как думаешь?

–Да к тому, что жрать надо, пока ветром сносить не стало!

Она улыбнулась.

–Может, это к новым отношениям?

–Да у тебя и старых никогда не было! Кому нужен хоз.инвентарь?! Ты же просто швабра. В хорошем смысле.

–Может, это Вадик из соседнего подъезда? Он такой красивый! Тебе нравится Вадик, Эля?

–Я в восторге! Плечи, как у буйвола, взгляд, как у осла, мозги, как у табуретки- чем не пара?

– Нравиться, я знаю. Но я не ревную. Ты же – моя лучшая подруга.

Пора внести ясность. Она – Аня. Ей 19 лет, учится на переводчика. В очень престижном ВУЗе. Она хотела на актрису, но связей её папочки хватило только на это. А её талантов хватит только на ПТУ. Кстати, её родители в разводе уже три года. Папа как-то внезапно загулял. Седина в бороду. Ушёл к молоденькой. Пока не вернулся. Но, я думаю, скоро запроситься обратно. Но маман вряд ли его примет. Она так переживала – мы с Аней не отходили от неё целыми днями, боялись, что она нажрётся какой-нибудь теблетированной гадости или перережет себе вены. Они тут все такие нервные. Теперь маман с ним не общается. Только когда у Ани проблемы. А у неё частенько проблемы. Особенно в институте. Моя красотка считает, что ей место на подиуме или на экране. А лучше и там и там. Хотя сама ни разу не сходила ни в одно модельное агентство. Если уж она хочет стать моделью, надо же куда-то идти и что-то искать. Аня считает, что всё приползёт само. По щучьему велению и одного её желания будет достаточно. И что учиться ей не обязательно. Поэтому все её хвосты зачищает папаша, который дружит с деканом, большими бабками и души не чает в своей малышке. Правда, малышка ростом с небольшой фонарный столб и скоро третий десяток разменяет, но для папаши она крошка-малышка, перед которой он, ах, как виноват, потому, что бросил семью. А то, что у малышки всегда всё было, что она просто с жиру беситься и блажить начала за несколько лет до, того, как он загулял – это ничего. Этого никто не замечает.

–Ах, доченька, ты так похудела – как вобла стала! Это я во всём виноват!

А и она рада. Обожает, когда её сравнивают с чем-нибудь плоским. Идиотка. Я думаю, что Аня – анорексичка. Ей всё время кажется, что она слишком толстая. Она есть только лавровые листья и мыльные пузыри, запивая всё это обезжиренной водой. Я – её вымышленная подружка. Она зовёт меня Эльвирой. Мне очень не нравится это имя. Не знаю,

почему она выбрала для меня именно его. Может, так звали её лучшую детсадовскую подружку? Или любимую куклу? Как меня зовут на самом деле – точно сказать не могу. Но уж точно не Эльвира. Хотя бы потому, что я – парень. По крайней мере, я так чувствую. И будь Аня повнимательнее, она бы это знала. Но люди, почему-то вообще нас не видят и не слышат. Нас. Тех, кого сами себе придумали. Зачем тогда они вообще нас выдумывают, если наше мнение не играет для них ни какой роли?

Но мне кажется, что она придумала меня раньше, чем я у неё появился. То есть, когда я себя начал помнить, у неё уже была эта Эльвира. Она иногда говорит: «а помнишь, в детском саду…», или «а помнишь, в шестом классе…» А я этого явно не помню. То есть, я уже был до того, как появился. Чушь какая-то. У самого мозг иногда взрывается от этих мыслей. Хотя, какой мозг, у меня и тела-то нету. Но факт в том, что я появился тут, рядом с Аней несколько лет назад, сам зачем-то откликаюсь на дурацкое им Эльвира и не помню ничего, что было до неё.

Да, что-то я раскапризничался, прямо как моя Аня во время ПМС. Она потому меня так и любит, потому что ей плевать на моё мнение. Зато, я спокойно могу плевать на её мнение, и мы полностью довольны друг другом.

Да, так вот, на повестке дня личная жизнь. За те четыре года, что мы вместе, она встречалась с очкариком Васей из соседней квартиры. Неделю. И то только потому, что он был рядом. Они стояли на лестничной клетке, и он говорил ей, что она самая красивая. И пытался накормить её пирожками. Анька снисходительно улыбалась, отказывалась от пирожков и уворачивалась от его влажных неумелых поцелуев.

А ещё Анька рассказывала, что когда ей было пятнадцать, её любил один парень. Ему было 17. Он буквально ходил за ней по пятам, дарил цветы и подарки, вечно куда-то приглашал. Его ухаживания были ей совсем не нужны, и иногда Аньке просто приходилось скрываться от его настойчивости. Он терпел, всё прощал и любил, любил, любил. Но однажды попал. Просто перестал попадаться на глаза. Несколько дней Анька просто недоумевала, это даже задело её: как же так, неужели он её разлюбил? А потом пришла его мать. Она чуть не разорвала Аньку в клочья. Анькин папа (он тогда ещё был примерным семьянином) еле оттащил обезумевшую бабу. Оказалось, тот парень перерезал себе вены. И оставил письмо, в котором написал, что раз Анька его не любит, то и жить ему незачем. Вот, псих! Хотя, я не очень-то верю в эту историю. Мне кажется, она всё это сама себе придумала. Так же, как придумала меня. То есть, Эльвиру.

На самом деле она всегда так занята собой, своей внешностью, что ни о чём другом думать не может. У нее, поэтому и подруг никогда не было. Ну, кому интересно общаться с девочкой, которая говорит только о том, сколько кг она сбросила и как этого сделала? Поэтому она придумала Эльвиру, а общается со мной. То есть, я с ней. Ну, вы поняли. И меня она грузит тем, что лист салата на обед был слишком сытным, и её стошнило. Только бы мама не узнала, а то расстроиться. Ещё бы. Наша бедная маман забила тревогу пять лет назад, когда моя красотка начала худеть. С тех пор Аня потеряла половину своего веса и держится на одном уровне, но этот уровень ниже уровня городской канализации. И поправляться до человеческих размеров она не собирается. Наверно, готовится стать пособием в кабинете биологии. Или пугалом на огороде.

Но для пугала она слишком хороша. Девочка с картинки. Сама как картинка, такая же плоская. Глянец-наш идол. Сначала мы смотрим модных блоггеров. Все «путеводители по жизни» тщательно изучаются и начинается «хождение по мукам». Точнее – шоппинг. Такой бесконечный, что даже я устаю. Сначала Аня буквально составляет список того, что ей приглянулось во всех этих блогах с точным указанием брендов, приезжает в какой-нибудь мега-молл и покупает все по списку. Кофточка, юбочка, туфельки и так далее, но «как там». Ну, и конечно, кроме этого покупается много всякой другой ерунды. Потом она приходит домой, раскидывает новые шмотки на кровати и смотрит на все это безобразие с полной уверенности в том, что жизнь удалась. Ну, и конечно, салоны красоты.