========== 1. ==========
«Какое, однако, занимательное творение книги! Сотни мыслей, различные взгляды, связь с прошлым – все это хранят в себе эти скромные листы бумаги, скрепленные воедино нитями. Я полюбила книги недавно. Раньше на них не было времени: вечная спешка, задания, бездушная система, которой либо подчиняешься, либо, признав свою слабость, отступаешь. Да и в братстве было двоякое отношение к этим «кусочкам знаний»: одни наставники не разрешали погружаться в творчество, считая, что дальние миры и философия расшатывают военную дисциплину и отвлекают молодых бойцов, другие же вели постоянные споры с первыми и порой, по принужденно-добровольному характеру, настаивали на прочтении какой-либо литературы. Только почему-то мы не сомневались, что эта книженция уже прошла «необходимые проверки». Но, несмотря на усилия «наставников Просвещения», мы не очень стремились в те далекие миры тайн и фантазий, бесконечных споров. К тому же…Кому какое дело до этих «кусочков пергамента», когда штатный изобретатель показывает новый образец оружия? То-то же!
Теперь, после того, как в братстве новое поколение сменило старое, как появились рослые, крепкие «орлята», необходимость в бойцах, набиравшихся руководством из нужды, отпала. Нет, нет, конечно, были такие мастера, которые, сохранив свое место, становились учителями или просто продолжали служить братству. Однако были и такие, которые, не подходив под «новые критерии», вынуждены были уходить на ранний покой (посвящать свое время семье, детям или вести разгульную жизнь, рассказывая байки и играя в карты в каком-нибудь заведении) или заведовать лечебницами, приводить в порядок все документы, становиться главами бюро. Конечно, я и не думаю гневиться на руководство. Нет, даже не в этом плане. Гневиться… Это было бы как-то неправильно. Наверное, обидно. Да-да, именно обидно! Обидно, что в самом начале твоего пути, когда тебе и страшно идти в бой, и так радостно от того, что именно тебе, да-да, именно тебе, а не ненавистному задаваке-сверстнику, дали ответственное задание! А потом вдруг, так совершенно неожиданно, ты - глава бюро, который находится в окружении истории, строгих (до безобразия!) данных, вдалеке от сражений, от разгульных вечеров. И негде душе дать волю! Но все-таки, вынуждена признать, времени появилось чуточку больше, хотя бы на чтение ненавистных ранее книг, которых в бюро было не так много (большая часть места занимали карты, журналы, сводки)»
Так гласила надпись в дневнике главы одного из окружных бюро Парижа, точное местоположение не представлялось возможным установить, однако была известна дата – 1780 год. Девять лет до начала революции.
***
«После неурожайного года, казалось, и начались все беспорядки. Многочисленные нападения бедняков, неимущих. Цены росли.
Налоги и привилегии. Торговцы поговаривают, что королю недостает средств, чтобы содержать верхние слои нашего общества. Говорят еще, что тот надумал поднимать налоги, на что старый буржуа всегда угрюмо отвечает: «Не видать этому паршивцу ни гроша!» А что, если не торговля способствует поднятию всеобщего духа и благосостояния страны? И если буржуа не поддержат эту политику (а по своему наглому предположению, могу судить, что они так и поступят), то начнется что-то еще более страшное, нежели сейчас. Правда, чур-чур…
Вот все, что удалось узнать. В остальном мужчины сразу замолкают о делах короля и городских, когда видят в своих кругах женщину. Все-таки, они гордые создания, считающие, что представительница слабого пола должна не высовывать своего носа за пределы дома. Однако этот слабый пол, попрошу, столько раз вытаскивал гордецов из опасностей. Это я еще помню по историям, которые нам рассказывал наставник. Он, каждый раз, заметив, как задаваки подтрунивают надо мной или другими девушками, подходил к нам и рассказывал «поучительные» истории о подвигах женщин-ассасинов. Однако мальчишки с некоторой долей недоверия слушали. Это было видно по их глазам. А вот девушки всегда брали на вооружение такие истории, стремились стать такими же. Даже я таила в себе эти мечты, как однажды мне удастся подхватить знамя и устремиться в бой, где непременно буду награждена «тулупом». Эх, мечты, мечты.
1782 год»
========== 2. ==========
Франция. Неурожай, голод, разруха. Словно один из предшественников Апокалипсиса спустился на просторы страны. И, казалось, этот приход был не только предупреждением, будто кто-то сверху запустил механизм отсчета. Голод не приходил один…
Необходимо было спасать население, в особенности бедняков, стариков и сирот. Но власть не считала нужным вести политику «спасения», им как будто закрыли глаза и уши. Они не слышали и не хотели слышать.
В такие моменты у третьего сословия, у людей без привилегий было два выхода: сплотиться, помогать друг другу, или действовать по принципу каждый за себя. Бюро, на окраинах, в большинстве случаях не разделяли вторую политику, поэтому (не забывая о скрытности, естественно) старались помогать сиротам и старикам.
«К моим повседневным обязанностям прибавилась забота о сиротах. Готовили суп из крапивы, из того, что было возможно найти, лишь бы протянуть еще один день. Нередко хлеб получался как глина, а из найденных зерен делали макуху, и то есть было невозможно. И, помню, самый большой праздник был, когда братству удавалось выделить и распределить в бюро хотя бы буханку чистого хлеба. Тогда, разломив пополам, мне приходилось часть откладывать на последующие дни. А оставшийся кусок делила между ребятами поровну, зачастую не оставляя себе и крохи. Я-то что? Нас всегда учили выдержке, мне удастся пережить, а дети… Увы, нет.
Наше положение было еще не самым ужасным. Люди сходили с ума от голода, разрухи и бедноты. Это имело страшные последствия.
Лютые морозы в зиму были невозможны. Все чаще и чаще приходилось покидать бюро рано утром, чтобы отправиться на поиски «топлива». Правда помощь пришла внезапно со стороны давнего товарища.
1783 год»
Ранним утром в бюро заглянул мужчина. Стряхнув с плеч снег и поежившись от холода, он твердым шагом прошел в одно из главных помещений, где зачастую можно было встретить самого начальника, получить необходимую информацию. Однако посетителя комната встретила лишь гордым молчанием стеллажей с донесениями и картами, треском догорающих дров в камине и тихим сопением кого-то за стойкой. Заглянув через нее, ассасин подметил, что на лавочке, съежившись и свернувшись калачиком, лежал мальчишка лет пяти. Он всякий раз хмурился и прижимал крепче и крепче к себе теплое покрывало. Не увидев явной угрозы со стороны ребенка, мужчина натянул белоснежный капюшон ниже на лицо, будто стараясь тем самым скрыть свое замешательство. Правда в следующую минуту ассасин твердым шагом пересек комнату, затем, миновав коридор, вышел на задний двор. Его предположения оказались верным: мадам Анжела, начальник бюро, как раз сейчас занималась тем, что складывала поленья в небольшой сарай.
- Позвольте помочь, - заметив, что заведующая берется за топор, мужчина твердым шагом направился к ней.
Женщина от неожиданности даже вздрогнула, но, увидев знакомую экипировку, отдернула свой красный плащ и вздохнула, переводя дух от такого непростого труда.
- Что? С очередным приказанием? Давай сюда бумаженцию! – мадам Анжела выхватила из его рук лист и принялась изучать, но, затем сложив вдвое, еще раз взглянула на посетителя. Она угрюмо сдвинула брови, подошла чуть ближе, будто заметила нечто знакомое в его внешности. – Коли хотите помочь, то топор к Вашим услугам, - мадам поспешно отошла и тут же прибавила:
- А всю информацию на господина я Вам предоставлю.
Мадам Анжела покинула задний двор. Бюро Ассасинов не отличалось от остальных домов ни необычным строением, ни из ряда вон выходящими символами. Обыкновенная крестьянская постройка с сараем. Однако изнутри все было иначе. Две больших и просторных комнаты было выделено под зону отдыха и, так сказать кабинет, куда изначально заходят все «посетители»; был ряд и других помещений (комната главы бюро, кухонька), но все они отличались малыми размерами. В обязательном порядке в каждом бюро должен был быть лазарет, а сам глава обладать необходимыми навыками оказания первой помощи. Также под кабинетом располагался небольшой подвал, где хранились все ценные документы и распоряжения, о содержаниях которых знало только руководство и иногда сами начальники бюро.
