© Новицкая Е. И., 2020

Утренняя игра наперегонки с будильником, «салочки» времени и человеческого сознания. Либо моя рука раньше дотянется до телефона и отключит будильник, либо его задорная мелодия сотрясет мое еще спящее сознание. Он прозвонит ровно в четыре, но я успеваю встать на пятнадцать минут раньше, предупредив его настойчивые утренние трели, – привычка. Утро измеряется «кофеем», его количеством и крепостью. Первый глоток вскрывает новый день. Закуриваю сигарету, концентрируюсь, собирая спрятавшийся в закоулках сознания туман вчерашнего дня с его недоделками. Каждодневный ритуал пробуждения, сотканный из темноты за окном, аромата сваренного кофе и сигареты. Попытки окончательно проснуться тщетны, поэтому сборы на работу – исключительно на автопилоте.

Натужно рыча на подъемах, сонный автобус пробирается сквозь еще не расчищенные снежные завалы. Народ, не проснувшись до конца, смурно смотрит в окно, наблюдая темноту улиц. На остановке железный монстр заглатывает очередную порцию пассажиров и продолжает путь к конечному пункту. Утренние автобусы отличаются от дневных, одни и те же люди, начинающие свое каждодневное путешествие на работу именно в этот ранний час. За годы совместных поездок завязываются знакомства и возникают разговоры с посвящением собеседника в обычную людскую жизнь. Утренний автобус – это как закрытый клуб: только для своих, где каждое лицо знакомо. Каждый сторонний человек, случайно попавший в такой автобус, сразу заслуживает пристального, изучающего взгляда. Вот пара с огромными чемоданами, явно спешащая в аэропорт или на железнодорожный вокзал, в их глазах горит огонек путешествия.

Иногда забредают помято-несвежие личности, возвращающиеся после бурной разгульной ночи. Сегодня мне не хочется рассматривать жертв колесного чудовища или вести «светские» беседы с попутчиками. Закрываю глаза и пытаюсь на чем-нибудь сосредоточиться. Мысли, как гнилая тряпка, расползаются в разные стороны. Не получается. Хочется вот так, ни о чем не думая, просто куда-то ехать, долго, монотонно, бесцельно двигаться, неважно в каком направлении, главное, чтобы никто не трогал. Конечная. Как же не хочется выходить. Хочется продолжить это движение в никуда и ни за чем. Но пока еще есть осознание, что это движение именно в пустоту, выталкиваю себя из автобуса. В метро жду пустого поезда из депо и забиваюсь на сиденье в углу, чтобы тоже никто не трогал, – прятки от толпы. Стучат вагоны метро, поезд набирает скорость, так и я сначала с натяжкой, нехотя, начинаю раскачиваться, заставляю сбросить с себя сонную дремоту, усилием воли сгоняю это ватное желание отключиться от происходящего вокруг и, уже на выходе из стеклянных дверей метро, мысленно начинаю перебирать недоделанные вчера дела. Дорога от метро до работы измеряется двумя выкуренными сигаретами и построением планом на день. На КПК перебрасываюсь парой фраз с постовым, поднимаюсь на свой этаж. Металлическая дверь с электронным замком издает «блям», запуская меня в рабочее пространство. Захожу в темный коридор и слышу, как за спиной, подобно выстрелу мышеловки, с тяжелым грохотом захлопывается дверь.

Проходя по коридору, зажигаю свет. Люминесцентные лампы, жужжа пчелиным роем, начинают перемигиваться. Щелкаю кнопкой чайника, включаю компьютер, и вентилятор процессора принимается подпевать чайнику и лампам. Монотонный и привычный фоновый шум работы. Пока чудеса прогресса просыпаются, раздеваюсь, наливаю чашку крепкого кофе и усаживаюсь в кресло.

День начался – тонны бумаг, терабайты файлов, звонки, люди. Все по привычному кругу.

В половине десятого приходится отвлечься от рабочего процесса и спешно удалиться на свежий воздух за порцией никотина, поскольку в дверь, переваливаясь, вплывает моя соседка по кабинету, привнося с собой запах несвежего белья и потных ног. В помещении сразу же становится неуютно из-за ее взгляда, наполненного мировой скорбью, и вечно недовольного лица с поджатыми губками. В данный момент лучше открыть окно и переждать рассупонивание Алены Егоровны, процесс высвобождения ее из уличной одежды, где-нибудь на свежем воздухе. Возвращаюсь. Через двадцать минут запахи все еще витают в воздухе, но уже не столь явно. К сожалению, саму атмосферу недовольства в кабинете выветрить не удается.

Наши отношения с Аленой Егоровной уже давно разладились, но окончательную «точку тишины» поставил случай, произошедший полгода назад. После очередных разговоров на абстрактные темы, она снова завела песню о том, что у нее нет семьи и детей. Желая как-то разрядить это, я высказала свое мнение о том, что многие люди живут в полном одиночестве. Есть просто бездетные пары, такие, например, как я с мужем, и наша жизнь из-за отсутствия детей не кончена. Да и, в конце концов, у нее есть трое племянников, на которых она может потратить свою неизрасходованную любовь. В ответ я услышала пожелание прожить мне оставшуюся жизнь без мужа, что, мягко говоря, меня крайне удивило. Вообще-то я человек, не особо верующий в приметы, сглазы и прочие бабкины сказки. Но когда на следующий день мой муж столкнулся с машиной и чудом избежал поездки в больницу, то, поразмыслив, я припомнила и другие чудеса и на всякий случай, во избежание подобных недоразумений, решила прекратить какое-либо общение с этим щедрым на пожелания человеком, честно заявив ей об этом. Заодно, перестраховавшись, поставила пароль на телефон, поскольку неоднократно было замечено присутствие постороннего вмешательства в нем в мое отсутствие. С тех пор в нашем кабинете хранится гробовое молчание, что, впрочем, меня совершенно не угнетает, а, скорее, улучшает рабочий процесс. Ежедневное выслушивание жалоб и недовольство жизнью не улучшают мой жизненный тонус. Я могу посочувствовать человеку, но изо дня в день совершать магический ритуал выражения жалости по расписанию или налаживать жизнь совершенно постороннего мне человека, не входит в мои планы. Странная каста людей, вечно чем-то обделенных и обиженных на весь белый свет. Если на улице светит солнце, то оно непременно слепит глаза, и им будет невыносимо жарко, а если идет дождь, то обязательно они станут ныть о мерзкой погоде, уверяя всех в том, что обязательно промокнут. Каждое утро они будут жаловаться на трудности подъема с кровати и поноют на тему общественного транспорта, где их толкнут, наступят на ногу или обматерят. Но самые любимые темы для «поплакаться» – это их нищенское существование и отсутствие большой и светлой любви. Всё это является потугами вызвать жалость к себе. А их публичные высказывания о своем несовершенстве – всего лишь повод для того, чтобы выудить комплимент, и упаси тебя боже высказаться как-то неподобающе или сделать замечание, – ты сразу же перейдешь в разряд «сук и стерв». Душевные нищие с проказами напоказ, вымаливающие жалость и льстивые похвалы. С их появлением в обществе даже у самых веселых людей не возникает желания лишний раз пошутить, ведь они слишком обидчивы и все могут принять на свой счет. Для них пожаловаться на соседа в ноюще-плаксивой форме жертвы – естественная часть существования. Ну а уж в сборе и распространении сплетен им нет равных. Не имея своей личной жизни, они с удовольствием предаются обсуждению личной жизни звезд, коллег, друзей, родни и всех вокруг, кто подвернется им на язык. Но сами себя они считают интеллигенцией в десятом поколении и образцом целомудрия, что, впрочем, не мешает этим женщинам не стесняясь вешаться на мужчин. Из-за отсутствия впечатлений и эмоций они живут чувствами героев фильмов и книг. Их сочувствие к окружающим шито белыми нитками, оно наполнено ядом и желчью, им не дано скрыть радость за неудачи других, чужие промахи возвышают их. Они органически вписываются в регистратуры советских поликлиник или диспетчерские службы. При обращении к ним чувствуешь себя куском дерьма, отрывающего занятого человека от важных дел какой-то ерундой: потопом от соседей или температурой за тридцать восемь. Конечно, нельзя быть вечно радостным дебилом, это тоже как-то настораживает окружающих. Во всем должна быть золотая середина. Наша жизнь не стоит на месте, в ней всегда присутствуют и радость, и грусть, они меняются местами, после дождя все равно выглядывает солнце.