Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Попов Евгений

Три вождя

Евгений Попов

Три вождя

BREZNEV'S WAKE, или ЕЩЕ НЕ ВЕЧЕР

Эх, была у нас потеха

На поминках Финнегана.

J. Joyce. Finnegan wake

Ну еще бы не потеха, если вся огромная страна, получавшая от ком

мунистов скудную порцию ХЛЕБА, уже за пару лет до смерти послед

него полноценного Генсека КПСС (поэт Андропов, хворый Черненко и ревизионист Горбачев не в счет) хотела наглядных ЗРЕЛИЩ его перманентно ожидаемой смерти и сопутствующих этому печальному факту "благодатных перемен", которые, естественно, наступили, в чем каждый может лично убедиться, выглянув в окошко или включив телевизор.

Анекдот тех лет: в утреннем, переполненном вагоне метро интеллигент читает газету. Другой интеллигент, заметив в газете черную траурную рамку, с надеждой спрашивает: "Он?" "Не-а", - с досадой отвечает читатель.

Анекдоты тех лет: Брежнев и Чапаев, Брежнев и Индира Ганди, Брежнев и Алла Пугачева, Брежнев и Неизвестный солдат, оказавшийся немцем, Брежнев и Пушкин, Брежнев и марсианин, Брежнев и Байкало-Амурская магистраль, БАМ, комсомольская стройка, канувшая вместе с так и недостроенным коммунизмом "в отдельно взятой стране". В любой подвыпившей компании находился остряк, имитатор его невнятной речи, веселящий собутыльников байками типа:

"ВОПРОС. Что будет, если Брежнева ударить по голове молотком?

ОТВЕТ. Бам-м-м!"

Во всем этом не было кощунства. Он стал ПЕРСОНАЖЕМ задолго до того дня, когда дикторы радио и телевидения объявили о смерти "дорогого Леонида Ильича", а из уличных динамиков полилась траурная музыка. Задолго до создания сатирической телевизионной передачи того же названия москвичи хоронили КУКЛУ. И если кто и плакал искренне о некогда живом человеке, то это - родные и близкие, в первую очередь - жена, дети. Для них его жизнь и смерть были драмой, для всей страны - трагифарсом.

Вот почему странное оживление наблюдалось в тот траурный ноябрьский день на московских улицах, в московских домах и квартирах. Интересующихся подробностями я бы отослал к собственному роману "Душа патриота", где описано, как мы со знаменитым ныне поэтом Дмитрием Александровичем Приговым, имевшие в те времена статус подозрительных элементов и уже получившие от КГБ официальное предупреждение о том, что, сочиняя всякую неугодную делу социализма мерзость, находимся на пути совершения преступления, пытались пробраться по холодной Москве к гробу Брежнева, выставленному в самом центре, в Колонном зале, чтобы лично убедиться в свершившемся факте... Как ни странно, нам это практически удалось, и были мы остановлены лишь у входа в "святая святых", откуда нас все-таки вытолкали в шею, и непосредственно процесс похорон нам пришлось наблюдать, уютно устроившись у телевизора. Ну а теперь - что? Теперь до Брежнева никому дела нет, ибо Россия после многолетней брежневской тоталитарной скуки пустилась нынче в такие новые развеселые приключения, которые начисто вышибли из многих голов воспоминания о ТОМ, КТО БЫЛ.

...Пышные похороны последнего красного Вождя первой коммунистической империи, которая вскоре начнет трещать по швам, как старое, заношенное пальто, подобранное бродягой на помойке. Проникновенный голос диктора, сравнившего покойника с Прометеем и сообщившего, что самое ДРАГОЦЕННОЕ НАСЛЕДИЕ, которое он нам всем оставляет, вовсе не коллекция подаренных ему со всех концов света роскошных автомобилей, не золотые знаки отличия, которыми он награждал себя чуть не каждую неделю, и даже не его бессмертная трилогия "Малая Земля", за которую он сам себе выдал ЛЕНИНСКУЮ ПРЕМИЮ В ОБЛАСТИ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА, а... "пятнадцатимиллионная партия, которая "выстоит при любом повороте событий".

Что диктор имел в виду под этим самым "поворотом" - непонятно, и спросить теперь не у кого, потому что диктор вскорости тоже умер, а очередные "повороты" напоминают виражи по обледенелой горной дороге. Очевидно, "происки врагов социализма", с которыми так храбро и искусно боролся умерший. Но и "враги" в тот день притихли, послали в Москву высших своих представителей, очевидно, с той же самой (как и у меня с Приговым) целью - лично убедиться в том, что того, кто в течение восемнадцати лет правил огромной страной, более на этом свете не существует.

А вот и "друзья" - по телевизору все хорошо видно: Фидель Кастро с огромной бородой и генерал Ярузельский в темных очках стоят у Мавзолея рядком, как пара разбойников из детских сказок... плачущая Индира Ганди, члены Политбюро, военнные, какие-то мифические представители трудящихся. Этот грандиозный спектакль до сих пор маячит у меня перед глазами, и мне его уже никогда не забыть. Равно как и не забыть его звукового сопровождения похоронной музыки и шороха шаркающих подошв многокилометровой ОЧЕРЕДИ, медленно двигавшейся по центральной улице Горького, чтобы попрощаться с Вождем, очереди ПРОСТЫХ ЛЮДЕЙ, многие из которых несли в руках отнюдь не венки, а сумки с продуктами, добытыми в обеденный перерыв, после чего их и направили организованно "прощаться", создавая облик "всенародной скорби". Замерзшие, не поднимающие голов (скорей всего чтобы не встретиться взглядом, выражающим все что угодно, но только не скорбь, с коллегой-стукачом или иным представителем власти), они тянулись цепочкой по этому странному московскому маршруту: поэт Маяковский (памятник) - поэт Пушкин (памятник) - генсек Брежнев (мертвый).

Со странностей началось, странностями и закончилось, о чем долго толковали потом жители огромной страны - в пивных, дома, на работе (среди своих). О том, что все они видели, вернее, слышали по телевизору. О том, что в последнюю минуту могильщики уронили гроб с трупом и гроб этот рухнул в могилу, выкопанную у кремлевской стены, с таким страшным треском, что в воздух с испугу взлетели черные вороны, живущие на Красной площади при всех режимах. Черная птица на секунду заслонила экран телевизора, и все - эпоха кончилась.

Чудеса, впрочем, продолжились и после смерти. В честь него, носившего в народе прозвища Лелек, Лентяй, Лека, Бровастый и др., были переименованы улицы, заводы, колхозы, совхозы и даже город Набережные Челны. Один мой знакомый клятвенно утверждал, что его жена поехала в командировку в Набережные Челны еще до смерти Генсека, а когда его похоронили, и знакомый по случаю отсутствия жены и Генсека пьянствовал с друзьями и посторонними женщинами, среди ночи раздался телефонный звонок и строгий голос из трубки сказал: "Сейчас с вами будет говорить Брежнев". Пьяницы оцепенели, лишь в следующую секунду поняв, что с ними говорят не с того света, а из переименованного города. Я верил этой истории до того, когда мне то же самое еще до перестройки не рассказали еще несколько человек, клятвенно утверждавших, что все это - правда и происходило лично с ними, женами, любовницами и покойным Генсеком.

Эх, перестройка, перестройка... Где-то в конце 80-х я, увлеченный размахом перемен и только что вернувшийся с полуразрешенной демонстрации некогда равнодушных москвичей, с энтузиазмом скандировавших: "КОММУНИСТЫ ПАЛАЧИ", заметил своему старшему другу - скульптору и писателю Федоту Сучкову, политзэку, который при Сталине, согласно лагерной поговорке, "получил 8 (лет), отсидел 13 и вышел досрочно", - что, на мой взгляд, неправ был уважаемый нами антисоветчик-политолог Авторханов, утверждавший в свое время, что после Брежнева в России всегда будет править... Брежнев. Старый зэк отнесся скептически к моему энтузиазму и пробормотал в ответ нечто библейское: "ЕЩЕ НЕ ВЕЧЕР".

В его правоте каждый может теперь убедиться, выглянув в окошко или включив телевизор: вечер не вечер, рассвет не рассвет, а так - перманентные BREZNEV'S WAKE, сопровождаемые похмельем, основным признаком которых являются переходы от беспричинной эйфории к слабо мотивированной депрессии. "Туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно", - гласит малопристойная русская поговорка, имеющая в своей основе явный садо-мазохистский подтекст.

1
{"b":"68365","o":1}