– Вставай к стенке! – голос комиссара пронзил меня пулей. Нет, тремя пулями: в голову, в сердце и в живот. Наверное, именно туда попадут эти трое молодых красноармейцев, еще вчера засевавшие поля где-нибудь под Рязанью, а теперь мобилизованные большевиками для борьбы с контрреволюцией. – Одной контрой сейчас станет меньше!

Комиссар выпрямился во весь свой огромный рост, широко расставил ноги, скрипнув сапогами, заложил руки за спину и, смерив меня презрительным взглядом, подал знак красноармейцам. Стволы винтовок нацелились мне в голову, в грудь и в живот. Все правильно…

Комиссар прошёлся у них за спиной, глядя в пол. Остановился с другой стороны.

– Унтер-офицер кавалерии… служил царю, награды получал, германский плен… Теперь решил служить делу революции?! И ты думал, мы тебе поверим?! Не разгадаем твоё империалистическое нутро?!

Мой вид представлял собой жалкое зрелище: небритый, босой, из одежды только подштанники. Два месяца на Лубянке не прошли бесследно.

– Товарищ, комиссар…

– Гражданин комиссар!

– Гражданин комиссар, я говорил на допросах, что на фронте и в плену проникся революционными идеями. Ваши товарищи открыли мне глаза на империалистическую сущность войны. Хочу защищать революцию и бороться с интервентами.

Комиссар смерил меня взглядом полным недоверия.

– Заряжай! – приказал красноармейцам. – Именем революции и трудового народа…

– Отставить! – в каземат зашёл невысокий человек в пенсне и в такой же, как у комиссара, кожаной куртке, перепоясанной ремнями, и в кепке со звездой. Жидковатая бородка, из-под кепки виднеется густая чёрная шевелюра. – Отставить, товарищи!

– Отставить! – повторил приказ комиссар и вытянулся по струнке перед вошедшим.

– Товарищ Председатель Революционного Военного Совета, приводим в исполнение решение суда трудового народа. Царский золотопогонник! – доложил комиссар, а я почувствовал, что его самоуверенность улетучилась как пар из кипящего чайника.

– Какой он вам золотопогонник?! То старшие офицеры и генералы, а он унтер-офицер. Золота на погонах у него никогда не было!

Председатель держал в руке мои бумаги.

– У Вас отсутствуют некоторые документы, – обратился ко мне.

Я пожал плечами.

– Всё, что сумел, сохранил.

– Социальное происхождение?

– Отец из обедневшего рода дворян. Умер, когда мне было 13 лет. Мать – казачка.

– Поэтому пошли в кавалерию?

– Именно.

– Считаете себя дворянином или казаком?

– Казаком. Скорее, простым крестьянином, – поторопился поправиться я, ибо большинство казаков не приняло революцию. Значит, надо сойти за своего, за крестьянина.

Председатель пронзил меня умным, леденящим взглядом. Стёкла пенсне отражали рыжий свет керосиновой лампы – единственный источник света в моём расстрельном каземате – придавая угрюмому лицу председателя явный оттенок сюрреалистичности. Демон, подумал я. Истинный демон революции.

– Правильно! Рабочие и крестьяне – вот за кого мы боролись и продолжаем бороться. Именно для них делали революцию. Хотите присоединиться к нашей борьбе?

– Так точно, – я едва по привычке не добавил «Ваше превосходительство».

– Рад, что и к Вам пришло осознание правильности нашех идей. Что же Вас убедило, не считая агитационной работы наших товарищей на германском фронте?

Вспомнить, что из коммунистической литературы я читал в 1917-м.

– «Социализм и религия» и «Большевики и мелкая буржуазия» товарища Ленина. А также «Наша революция» и «Война и Интернационал» товарища Троцкого.

Сдержанная улыбка появилась на лице председателя, как будто демон, наконец, получил очередную жертву и готовился праздновать победу.

– Что же Вам понравилось в «Нашей революции»?

– Теория перманентной революции.

– Рад, что моя книга помогла Вам выбрать правильный жизненный путь революционера. Читали работы Сталина?

– Кто это?

На сей раз лицо председателя расплылось в торжествующей, несдерживаемой улыбке и раздался оглушительный хохот.

– Вы правы! Ох, как правы!.. Откуда родом?

– Из Царицына Саратовской губернии.

Председатель выдержал паузу, не сводя с меня внимательного взгляда.

– Дайте ему помыться, накормите, оденьте и завтра ко мне в кабинет.

– Слушаюсь, товарищ Троцкий! – отчеканил комиссар.

Приёмная генерала Алексеева напоминала обычный штаб Императорской Армии России: офицеры одеты по форме, держат выправку, приветствуют друг друга по уставу. Выделяюсь только я – гражданская одежда и недельная небритость. Офицеры бросают в мою сторону быстрые взгляды. Кажется, угадывают сослуживца.

Адъютант изучает мои документы. Наконец, решается подать генералу. Входит в кабинет и через минуту возвращается без них. Значит, генерал согласился рассмотреть мою кандидатуру. Ожидаю более часа с четвертью. Наконец, у адъютанта звонит телефон.

– Исполняю, Ваше превосходительство. Проходите в кабинет, господин Истомин. Генерал желает с Вами беседовать.

Поднимаюсь, привожу себя в порядок насколько могу и вхожу в кабинет. Передо мной за широким массивным столом в стареньком засаленном мундире сидит маленький старичок с высоким лбом, курносым носом и пышными усами, кончиками расправленными в стороны. В глазах как будто с детства застыла печаль.

– Значит, Вы унтер-офицер кавалерии, закончили Николаевское кавалерийское училище и служили на Западном фронте? А теперь желаете вступить в Добровольческую Армию?

– Именно так, Ваше превосходительство.

– Армия только формируется. Как узнали?

– Из Вашей телеграммы, отправленной в штаб Петроградского Военного округа в минувшем месяце.

– Как оказались в штабе? С каких пор туда пускают унтер-офицеров кавалерии?

– Так сложились обстоятельства, – отвечаю первое, что приходит в голову, и понимаю, что ответ совершенно бездарный.

Генерал Алексеев вновь пролистывает мои документы.

– Телеграмма была зашифрована. Её могли прочитать только офицеры штаба.

Молчу. Сказать нечего.

– У Вас чистые, опрятные руки кабинетного офицера, без следов от поводьев. Походка не вразвалку, как у кавалеристов. Ноги держите вместе и немного сутулитесь, как-будто просиживали над бумагами многие часы. К тому же чувствуется привычка общения с высокими чинами. Так что? Вы по-прежнему кавалерист?

Ну что ж, придётся раскрыться, иначе будет отказ в службе.

– Документы не мои. Использовал для конспирации. Я – штабс-капитан Петроградской Военной контрразведки Проскурин. Служил в отделе подполковника Истомина, разрабатывал связи большевиков с германской разведкой. Документы принадлежат его сыну. Подполковник посчитал, что мне так будет легче пройти проверки новой власти и уехать заграницу. Но прочитав телеграмму, решил отправиться к Вам добровольцем.

– Где настоящие документы?

– Спрятаны.

– Можете предъявить?

– Никак нет! Они в Петрограде, а там большевики.

– Каков результат Ваших изысканий в отделе подполковника Истомина?

– Большевики получали огромные средства от германского командования для подготовки революции. Их вожди были доставлены на поезде из Швейцарии по прямому приказу германского Генштаба. Ими управляли немцы, в основном через революционера Парвуса. Он на этом успел заработать несколько миллионов марок, но позже был отстранён от операции.

– Я был знаком с подполковником Истоминым. Можете назвать одну из его привычек?

– Так точно, Ваше превосходительство. Гладит бороду перед тем, как начать говорить.

Алексеев искренне рассмеялся.

– Бесподобно! Меня сие забавляло.

Кажется, мне поверили. Отменно!

– Откуда Вы родом?

– Царицын.

Генерал удивлённо посмотрел на меня.