Бывает, что попадаешь неожиданно, возможно, раз в жизни в такие ситуации, из которых просто нет никакого выхода. До сих пор никто, ни один учёный или выдающий себя за такого, ни один алхимик или волшебник так и не смог внятно объяснить, кто же и зачём ткёт хитрую паутину из случаев и событий, в которую так легко угодить, а выбраться из неё уже нет никакой возможности.

   Клаус, крепкий высокий парняга с взъерошенной каштанового цвета шевелюрой и разодранной в недавней свалке одеждой, с типично крупным швабским носом и вдобавок с петлёй на шее стоял над смертельной ловушкой. Деревянные створки колодца эшафота обозначились под ногами строгими, отполированными многочисленными смертями линиями. Устало и уже без всякого страха смотрел он на собравшуюся на площади, недавно отстроенного после погрома, что учинили солдаты Валленштейна, небольшого городка толпу горожан. О-о-о, сколько же их набежало на представление! Шумно, радостно и весело приветствовали они неожиданный праздник, разряженные в лучшие одежды, что у них были. Мужчины в шляпы и камзолы. Женщины красовались в разноцветных чепцах, корсетах, широких юбках и туфельках опять же разных цветов. А дети... Им хватало для счастья рваных курточек и штанов...

   Народ восторженно ревел, оттиснутый от помоста жидким строем стражников в металлических касках и с алебардами. Ведь сегодня казнили не кого-то, а самого Клауса Бернштайна, ночную грозу улиц и дорог!

   Даже священник в сутане и магистратор, зачитавший приговор остались вопреки обычному и тоже ждали продолжения представления, холодно смотря на него и переговариваясь с улыбками о чём-то, что совсем уж не касалось казни.

   Приговорённый к смерти давно перестал увёртываться от всего того, что швыряли в него горожане. На теле не осталось живого места, оно превратилось под одеждой в сплошной синяк. Ладно бы в такую лёгкую цель летели бы лишь гнилые фрукты и навоз, так нет же, изредка попадался метко пущенный кусок кирпича или валун, выковырянный из мостовой.

   И ведь удивительное дело. По крайней мере, треть собравшихся Клаус хорошо знал, а многих считал своими приятелями и близкими знакомыми. В первых рядах подпрыгивал от переполнявшего восторга мальчишка Эдигера, в своих на сто раз заплатанных сереньких штанишках. Радостный, как в новогоднюю ночь. А ведь он, Клаус столько раз помогал ему, делясь с ним последней едой или выковыривая из кармана невесть как сохранившуюся там монету. Или вон старик Гордон, лентяй, какого свет не видывал, рот открыл от предвкушения того, как его бескорыстного покровителя и защитника в течение многих лет на его глазах вздёрнут на виселице. И ведь в глазах-то не заметно и капли сострадания.

   Чуть в стороне от остальных собрались дамы с вполне известной репутацией. Со многими из них он был, да притом не раз и настолько хорош при этом, что они клялись ему в любви в страстные минуты тёмных ночей, в те времена, когда попадался хороший улов, а теперь вот же незадача все смеялись и показывали на него пальцами.

  - Пора, пора, ведь приговор зачитали! Господа палачи, давайте, скорее, приступайте, сколько же можно ждать! Я хочу посмотреть, как у него встанет. Говорят, у висельников он встаёт сам собой, а у Клауса дубина ещё та! - закричала, едва не сорвав голос, белокурая красавица Грета, вдова патера. В свои двадцать пять, как говорили злые языки, она уже не удовлетворялась жителями собственно самого городка, и переспала опять же, по мнению более зрелых кумушек на ярмарках со всей округой.

   - Вздёрните его! - весело и звонко поддержали её товарки. - Мы тоже хотим посмотреть!

   - Поторопись, палач! - заревела, завыла и загоготала толпа.

   - Смерть Клаусу! - в восторге заныл и заплакал от счастья захваченный общим настроением сын Эдигера и снова что-то бросил в пойманного разбойника.

   - Пора, Клаус, пора. Народ требует. Передай подружке с косой привет от меня. Скажи Смерти, что я успею порадовать её ещё ни одним прохвостом, - ухмыльнулся небольшого роста рыжий с веснушками Петер. Он даже капюшон не постарался накинуть, ведь они не раз выпивали вместе и не один раз сносил тот на своей толстой шкуре проказы приговорённого.

   Ухмыльнулся же напоследок старый приятель широко и зло, показав в улыбке гнилые зубы, и дёрнул за рычаг.

   - О-о-о-о-х, - простонала толпа.

   - О-о-о-о-ох, - шумно взлетела над черепичными крышами большая стая голубей.

   А под ногами Клауса разверзлась бездна, куда он тяжело и грузно ухнулся всем весом. Так как руки за спиной у мужчины были связаны, у охваченного паникой тела и мозга вся надежда оставалась на ноги. Клаус засучил и замолотил ими по пустоте. Он словно принялся танцевать дикий и никому не известный танец, исполненный в капле воды, где все движения ограничены и стенки кругом до того крепкие и скользкие, что Клауса неизменно отбрасывало назад с каждого с таким трудом отвоёванного сантиметра. И ещё. У танца был запах. Запах танца.

   Язык казнённого вывалился наружу, глаза выкатились из орбит. Клаус захрипел, ведь ему очень не хватало воздуха. А воздух так ему был нужен. Он так хотел вдохнуть хоть немного его внутрь себя!

   Пока он отплясывал, в глазах всё больше и больше темнело.

   И вдруг Клаус понял, что его член, без всяких там эротических фантазий поднялся. От головы отхлынула кровь, и вся она устремилась вниз тела. Его естество так набухло, напитанное притоком перенаправленной крови, что едва не разорвало штанину.

   - Ого! - восторженно закричала Грета. - Вы только посмотрите на него!

   А Клаус провалился в темноту.

   И через секунду ощутил, что руки снова стали свободными. Открыл глаза и обнаружил, что стоит где-то в неизвестной точке бесконечного пространства, наполненного светом. Там, куда он попал, не было больше ничего и никого, кроме него самого и ещё... кого-то.

   Неизвестный, огромный и величественный восседал на гигантском троне. Всё тело незнакомца закрывал яркий свет, из которого по краям вытягивались длинные перья. С одной стороны они оказались на удивление белоснежными, но с другой чёрными как сажа.

   - Привет, Клаус, - произнёсло существо на троне вроде как негромко, но так, что слова проникли глубоко в сознание. Невольно человек ощутил неведомый раньше трепет в душе.

   - Привет, - прохрипел в ответ преступник и вдруг с удивлением обнаружил, что и верёвки, только что сжимавшей шею, тоже нет.