***

Я хочу умереть от света,

от любви или в полете.

Я хочу умереть от счастья!..

– А знаете, отчего умрете?

Может быть, от катара желудка,

может быть, от второго инфаркта.

Смерть в постели. Обыденно-жутко.

Так банально.

Так банально.

(1996 год)

            ***

Багровый город засыпал,

ворча, зализывая раны.

Сегодня день был мутный, странный.

Ночь принесет покой и мир.

И ночь пришла, и стала тьма,

и под луной блестят карнизы,

и словно башня древней Пизы,

к земле склоняется фонарь.

Над лихорадочной рекой

повисли призрачные звезды.

Людей попрятало по гнездам:

там им спокойней и видней.

Но где-то жизнь еще бурлит:

в кормушках, клубах, дискотеках,

на затянувшихся обедах

и в задымленных казино.

Там истина давно в вине,

вино в бутылках – все доступно,

и кто-то оглашает трубно:

«Танцуют ВСЕ! Я так сказал!»

В ОЖИДАНИИ ВЕСНЫ

Опять зима. Вновь белою трухой

колючей облетают облака.

Разгул немой погоды, ветра вой

и полусорванный, замученный плакат.

Опять зима. И будто бы в покой

больничный входишь, выйдя из дверей.

В покой буйнопомешанных. Метель.

Метель и тишина. И ветра вой.

И кажется, что будет так всегда,

в безвременье и вечность канул миг.

… Вот буря взвыла, сорвалась на крик

и закружилась зимняя страда…

ТАБУ

Я не позволю этому сердцу биться от страха,

этим рукам дрожать не позволю, глазам – плакать,

и, если надо, я стану серым гранитом,

но выстою, выстою, ВЫСТОЮ!

Даже в разбитом

мире, в руинах, но я буду жить,

буду смеяться и плакать и буду любить.

А ненавидеть я никого не смогу:

кончилась ненависть, вышла, осталась на том берегу.

Кончилась ненависть. Жалость берите и боль,

нежность берите, а лучше берите любовь.

Лучше берите ее у меня, вот она здесь.

Инеем, правда, покрыта, но есть же, есть!

Я ее вам отдаю…

            ***

Тишина – это шелест листьев

Тишина – это падающий с неба дождь

Тишина – нежные облака

Тишина – густое старое вино,

которое я пью, не касаясь губами кубка

Тишина – это шум реки на порогах

Тишина – это песня кукушки

Тишина – это одинокий лай собаки

Тишина – это горное эхо

Тишина – отражение холмов в озере,

которое я вижу, закрыв глаза

Тишина – это крик белых чаек

Тишина – это морская пена

Тишина – заходящее солнце

Тишина – голос,

который я никогда не услышу

ХОЧУ…

На светлый день печали отложить,

а в черный день под пледом схорониться,

иль выйти в дождь и по небу бродить

глазами – стосковавшеюся птицей.

Загромоздить бумагами кровать

и книгами застроить все пространство,

и забывать о мире, забывать,

в мечтанья уходя, как будто в пьянство.

Уйти в грозу, под солнце, просто в даль,

затем, смакуя время, возвращаться,

и за одной другую упускать деталь,

не видеть снов, не плакать, не смеяться.

(20 июня 1998)

            ***

Я более не верю в тишину.

В её покой ласкающе-неверный.

И до беззвучия натянуты все нервы,

и сердце расползается по шву.

Так холодно и пусто в коридорах

моих тоскливых вен и за версту

безбожьем тянет от слепых потуг

на гениальность…

(1998)

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

Мне снился сон:

сперва то был туман,

но вот чуть развиднелось, и долина

уже видна, и лес, и плешь полян

в нем весело сверкает сквозь деревья.

И тишина повсюду, как подвох,

нигде не слышно птичьего привета,

и только дуновенье, чей-то вздох,

а может, плач доносится в тумане.

Сквозь марево молочное так глух

и жалобен чуть слышный голос этот,

и вот я, словно превратившись в слух,

внимаю голосу бесплотному сквозь сон.

Он говорит:

«Возлюбленный мой сын,

мой дух, мой свет, ты вновь меня покинул!

С моими мыслями остался я один,

и тщетно я ищу тебя… О где ты!

С тех пор, с тех самых пор ты сам не свой,

с тех пор ты избегал меня. Угрюм

задумчив и рассеян взгляд был твой.

О, если бы я знал, что ты задумал!

Давно исчезла кровь и боль от стигм,

но с лика твоего печаль не смылась.

Скажи мне, что такое ты постиг,

что отчий разум охватить не может?

Ты говорил:

‘‘Отчаянье и страх

владеют мной с тех пор, но ты не в силах

понять, что есть надежд и веры крах,

и что есть непосильный груз сомнений.

Я знаю, Ты всегда со мною был,

но человек – Твое созданье – слаб,

порой казалось мне, что Ты забыл

о сыне и что я лишь червь земной.

Испил я эту чашу до конца…

О, как порою было мне непросто!

Но с именем Небесного Отца,

с молитвой на устах я путь продолжил.

О, если б Ты увидеть только мог

их лица, освещенные любовью

к Тебе; и был так короток их срок,

но радостно они к Отцу стремились.

И даже лица тех, из чьей руки

пролился на меня каменьев град

и зла, что были так со мной строги –

несчастные, они добра не знали! –

мне дороги они, и с болью я

гляжу на их несчастья и страданья,

о них о всех болит душа моя.

Кто их наставит, кто любовь подарит?

О, если б мог вернуться я туда,

им вновь служить, их непокой изведать,

их в чистоте довесть до Твоего суда

их грех перед Тобою искупить!..’’

‘‘Молчи, мой сын, – промолвил я тогда.

Что им теперь твоя святая жертва?

Им из сетей греха уж никогда

не выбраться. Что вера и любовь им?

Людей давно уж мой оставил свет,

обрек я мир земной на умиранье,

забыт уж и священный наш завет

не мною, ими, сын мой, ты не знал?

Последний грешник явится на суд,

и опустеют города и страны,

жилища в одиночестве сгниют,

бесшумно, бесполезно разрушаясь.’’

Дитя мое, не слышал ты меня!

Отворотившись, о своем ты думал.

Нелепых мыслей рой, тебя маня,

преследовал твой разум неотступно…

Ты говорил, не опален я болью,

я ныне ей напоен допьяна…

О, в чьи глаза смотреть теперь с любовью

тому, кто свет и счастье потерял!

Чей облик принял ты? В какой стране

бесплодное добро ты людям даришь?

В миру, в греховной, беспросветной тьме

бездушным тварям о любви твердишь.

О нет, я не покину мир земной,

пока бредешь ты в нем среди изгоев.

Однажды явишься ты предо мной

и скажешь: ‘‘Я опять с тобою, отче.’’»

В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

I.