«– Ты сам это выбрал, понимаешь?

– Выбрал что?

– Быть таким, жить так. У тебя всегда был выбор, и ты его сделал. Ты лишь винишь всех вокруг!

– Выбор и правда был сделан, – мужчина с сожалением усмехнулся, проведя рукой по лицу, на котором красовались ссадины и синяки, – вот только… был сделан не мной».

1988 год. Лондон

В номер мотеля спального района Лондона едва проникали солнечные лучи, ведь окно гостиной закрывали плотные синие шторы, наспех задвинутые накануне вечером.

После шумной вечеринки деревянный пол размокал от разлитого вина и пива, повсюду валялись пустые бутылки, некоторые из которых обнимали уснувшие под утро молодые люди. Всё помещение насквозь пропиталось смрадом: протухшими продуктами, раскиданными на маленьком журнальном столике, который едва держался на одной ножке, опираясь на дырявую коробку из-под дисков. В воздухе беспросветно стоял дым, а на магнитофоне громко играла песня знаменитой рок-группы. Спящих это никак не смущало, ведь в состоянии, близком к тому, в котором они находились, трудной задачей было сделать и несколько шагов. Группа, состоящая не то из студентов, не то из бродяг, хорошенько повеселилась прошлой ночью.

Казалось, ничто не может нарушить этот счастливый покой, но, как известно, жизнь не всегда складывается так, как нам хочется. Ржавые петли тонкой белой двери с грохотом отлетели, до омерзенья отвратительно скрипнув. В номер ввалились два амбала, продвигаясь широкими шагами в гостиную. Оба были с недовольными лицами, которые ещё больше скривились, почуяв специфический запах.

– И где она? – недовольно спросил первый.

– Чёрт её знает! По последним сведениям, должна быть здесь.

Один из гостей «вечеринки» с волосами ниже плеч аккуратно привстал, шатаясь и держась за прикроватную тумбочку. Он решительно произнес:

– Господа, а не кажется ли вам, что приходить на утренний чай без приглашения – это совершенно не… – не успел закончить парень, как в этот же момент получил сильный удар по лицу.

Охранник приподнял брови и взглянул на напарника.

– Стив, мы здесь не для очищения мира от грязи. Если мы её не найдем, босс снесёт голову обоим!

С этими словами мужчина распахнул дверь в ванную комнату.

– Кажется, нашел! – с сарказмом произнес другой.

На треснувшем кафеле спала девушка. Её выжженные волосы были грязными от рвоты, как и мужская футболка, закрывающее голое тело. Синяки под глазами делали их визуально больше, дополнительно урезая лицо. Она была молода, что выступало единственной причиной, почему её образ жизни слабо отразился на красоте. Девица надежно опиралась на плечи спящих подруг, пока одна из её ног покоилась на груди соседа.

– Она вообще жива?

– Да, дождёшься! – заметил Стив. – Эта стерва всем мозги вытрясет, а потом встанет и пойдет дальше. Грузи её!

Девушку схватили под руки, её глаза распахнулись. Недолго думая, она громко закричала, упираясь ногами в дверь, но её проигнорировали. Сцена не вызывала ни у кого вопросов. Всё действо происходило не первый раз и являлось скорее правилом, чем исключением.

– Оставьте меня! Я же сказала, что занята! Я сказала! – словно в бреду повторяла блондинка, колотя кулаками по спине мужчины.

Ещё пара минут, и она сидела в машине, прочно связанная мужским пиджаком. Наученные горьким опытом, охранники прекрасно знали, что особа может попытаться сбежать. Двери машины звучно закрылись, унося знаменитую в определенных кругах Руби.

Сквозь тучи сочился солнечный свет, что было редкостью для лондонской погоды. Именно поэтому на улицах толпились люди, стремясь урвать кусочек долгожданного тепла. С листьев деревьев, мимо которых проносилось авто, капала вода, напоминая о недавно прошедшем ливне. Городская улица быстро сменилась чащей. Лес, видимый через окно, был похож на палитру художника, наполненную всеми существующими оттенками зеленого, серого и коричневого. Сознание девушки превращало всю картинку вокруг в одну сплошную полосу: прыгающую, неоднородную, проносящуюся мимо, словно ураган. Картинка плыла в помутневшем рассудке, а музыка из магнитолы напрочь лишала возможности сосредоточиться на ситуации. Но было ли это необходимо? Вряд ли. Цветной калейдоскоп не мог остановиться. Голова кружилась.

Дорога вильнула и продолжилась на улице небольшого района. Вдоль тротуара стоял трехэтажный кирпичный дом с типичным, мощеным британским крыльцом, на пороге которого располагался красный коврик.

Втолкнув в ненавистные двери, девицу тут же провели в гостиную, где в кресле сидел её отец. Мужчина спокойно пил кофе, намеренно не замечая возвращение «ненаглядной» дочери. Он томно вздохнул, поправив очки на переносице, а затем молча перелистнул газетный лист, продолжая вглядываться в кричащие заголовки.

Мистер Линкольн представлял из себя человека за шестьдесят, с рыхлыми, гладко выбритыми щеками. Очки, надвинутые на переносицу, делали его похожим на профессора. Один из главных судей страны, самый уважаемый гражданин, был вынужден терпеть постоянное унижение в глазах других. Безупречную репутацию всего за пару лет сгубила его собственная дочь.

Блондинка вытянула губы трубочкой и уперлась спиной в дверной косяк, ожидая выговора или хотя бы какой-то реакции. Опять это пронизывающее молчание и раздражающие глотки жидкости утреннего кофе. Он так предсказуем в своей манерности. Девица закатила глаза и отвернулась, желая поскорее подняться наверх, однако низкий голос одернул её со спины:

– Подойди, – прозвучал тон, не терпящий возражений.

Она натянуто улыбнулась и сделала несколько шагов в комнату, где сидел отец. Всё вокруг вызвало чувство отвращения. Эти бежевые стены, насквозь пропитанные снобизмом, наводили чувство неимоверной тоски и разочарования.

– Ты, должно быть, счастлива позорить меня. В последнее время это стало лучшим из всех твоих талантов, – не отрывая глаз от текста, произнес мужчина.

– Рада, что ты заметил. Я старалась, папочка, – с ужимкой произнесла девица заплетающимся языком.

Газета мгновенно отлетела в стену, а столик с чашкой заметно пошатнулся.

– Руби! Посмотри на себя! Посмотри, кто ты такая!

– Хм, – она сдула волосы с лица, подняв голову, – ну, я твоя дочь.

– Ты грязная, пьющая наркоманка, только что вышедшая из притона.

– Ну, это я уже слышала, – девушка вышла из комнаты, направившись к холодильнику.

Руби протянула руку к дорогому сервизу из королевского хрусталя, который являлся гордостью семьи и использовался только по праздникам, и вытащила оттуда стакан, а затем плеснула в него виски.

– Что ты делаешь?

– Завтракаю, – она издевательски пожала плечами.

Мужчина рывком выхватил посуду из рук дочери, с грохотом поставив на стол. Он схватил её за подбородок, а затем притянул к своему лицу, взглянув ей в глаза.

– Хватит так со мной… Хватит так с этой семьей! Хватит меня унижать! – он окончательно перешел на крик. – Теперь всё будет иначе, я всё решил.

– М, и что на этот раз? Клиника для душевнобольных или пансион «благородных девиц» при Кембридже?

– Ты уйдешь из этого дома. Навсегда. Ты выйдешь замуж!

Виски полился изо рта на пол. Истерический смех заполнил всё пространство, а сама девица чуть ли не рухнула на пол, выставив руки вперёд.

– Мы не в долбаном Средневековье, нужно… моё письменное согласие! А ты его не получишь!

– Уже получил. Ты зря взяла себе подпись покойной матери, её я научился ставить ещё в колледже.

Руби осталась сидеть с открытым ртом, пока её глаза начали медленно слипаться. Действие наркотиков ещё не закончилось, и сейчас это явно не было ей на руку.

***

Следующие воспоминания были очень отрывочными: Холодный душ, руки прислуги, ткань, вновь вода и запах лавандового мыла, запах которого она ненавидела. Но девушка словно находилась в прострации. Она не могла говорить, а порой казалось, что даже дышать.