– Простите, здесь сегодня… принимают гостей?

Молодая женщина взглянула на нее с удивлением.

– Гостей? – переспросила она недоуменно.

– Да, мэм. То есть это ничего, что я… зашла сюда?

– Что ты зашла сюда? Ну разумеется! Сюда может зайти любой! – воскликнула женщина.

– О, тогда все в порядке! И я очень рада, что зашла, – просияла в ответ Поллианна.

Женщина не ответила и заторопилась к выходу, но все же обернулась и еще раз с любопытством взглянула на Поллианну.

Ничуть не удивившись щедрости владельцев прекрасного сада, готовых принять у себя в гостях всех желающих, Поллианна продолжила свой путь. На повороте аллеи она столкнулась с маленькой девочкой, которая везла перед собой игрушечную колясочку с куклой. Поллианна обрадованно вскрикнула и остановилась, но не успела сказать и двух слов, как откуда-то появилась молодая женщина, которая приблизилась стремительной походкой и, схватив маленькую девочку за руку, произнесла недовольным тоном:

– Пойдем, Глэдис. Разве мама не говорила тебе, чтобы ты не разговаривала с чужими детьми?

– Но я не чужая! – с жаром выступила в свою защиту Поллианна. – Я тоже живу теперь здесь, в Бостоне, и… – Но молодая женщина и девочка с игрушечной колясочкой были уже далеко, и, подавив вздох, Поллианна умолкла. С минуту она стояла неподвижно, явно обескураженная, затем вскинула голову и решительно зашагала вперед.

– Ну что ж! Пусть так, но я и этому могу радоваться, – говорила она себе, – потому что теперь я, может быть, найду здесь кого-нибудь другого – еще лучше. Например, Сузи Смит или даже Джейми, племянника миссис Кэрью. Во всяком случае, я могу воображать, что непременно найду их, а если и не найду именно их, то кого-нибудь все-таки найду! – заключила она, чуть печально глядя на проходящих мимо людей, всецело захваченных своими собственными делами и мыслями.

Поллианне было, несомненно, очень одиноко. Воспитанная отцом и дамами из благотворительного комитета в маленьком городке на Западе, она считала там каждый дом родным, а каждого жителя – мужчину, женщину или ребенка – своим другом. Переехав в одиннадцать лет к тетке в штат Вермонт, она быстро убедила себя в том, что перемена невелика – просто дома и друзья теперь будут другие, и они, возможно, окажутся даже еще более привлекательными, так как будут «особенными», а Поллианна так любила «особенных» людей и «особенные» места! Поэтому в Белдингсвилле для нее самым первым и неизменно самым приятным развлечением стало бродить по городку, заходя в гости к новым друзьям. Вполне естественно, что и огромный Бостон, когда Поллианна впервые увидела его, показался ей еще более многообещающим местом для новых знакомств.

Пока, однако, ей приходилось признать, что, по меньшей мере в одном отношении, Бостон разочаровал ее: она жила здесь уже почти две недели, но еще не была знакома ни с теми, кто жил по другую сторону улицы, ни даже с теми, чьи дома стояли рядом. Но что казалось еще более необъяснимым, так это то, что и сама миссис Кэрью не была близко знакома ни с кем из своих соседей, а многих из них и вовсе не знала. Похоже, они действительно не вызывали у нее никакого интереса, что, с точки зрения девочки, было чрезвычайно странно. Но какие бы доводы ни приводила Поллианна, они не могли изменить позицию миссис Кэрью в этом вопросе.

– Нет, Поллианна, меня они не интересуют, – вот и все, что она обычно отвечала. И этим ответом Поллианне – для которой в нем было не слишком много смысла – приходилось довольствоваться. Впрочем, в этот день Поллианна отправилась на прогулку с самыми радужными надеждами. Однако до сих пор ей, похоже, было суждено испытать по-прежнему одни лишь разочарования. Вокруг было множество людей – без сомнения, замечательнейших! Если бы только она была с ними знакома! Но, увы, она их не знала. И что еще хуже, казалось, нет никакой надежды, что ей удастся узнать их поближе, так как они явно не желали знакомиться с ней. Вспоминая раздраженный тон гувернантки и ее слова о «чужих детях», Поллианна все еще чувствовала горькую обиду.

– Что ж, я думаю, что должна показать им всем, что я не чужая! – наконец сказала она себе, снова уверенно зашагав вперед.

Решение было принято, и, следуя ему, Поллианна ласково улыбнулась, взглянув прямо в глаза первой же встреченной на пути особе, и сказала радостно:

– Прекрасный день, правда?

– Э… что? Ах, д-да, разумеется, – пробормотала дама, к которой было обращено любезное замечание, и ускорила шаг.

Поллианна предприняла подобную попытку еще дважды, но результат был столь же обескураживающим. Вскоре она вышла к маленькому пруду – отблески на его поверхности она видела прежде сквозь листву деревьев. Пруд был очень красив, и по нему скользило несколько лодок, полных смеющихся детей. Глядя на них, Поллианна чувствовала, как ее все больше и больше угнетает собственное одиночество. И тогда, увидев неподалеку мужчину, сидящего на скамье в таком же одиночестве, она медленно направилась к нему и робко опустилась на другой конец скамьи. Прежде она без колебаний вприпрыжку подбежала бы к этому человеку и с веселой доверчивостью предложила завязать знакомство, не сомневаясь в том, что предложение будет принято с радостью. Однако недавние неудачные попытки вызвали у нее непривычную робость. Она украдкой разглядывала мужчину.

Выглядел он не слишком привлекательно. Одежда, хоть и новая, казалась запыленной и была плохо подогнана по фигуре. Судя по фасону и покрою (хотя Поллианна этого, разумеется, не знала) это была та одежда, которую государство предлагает бывшим заключенным в качестве костюма свободного человека. Лицо мужчины было бледным, одутловатым, «украшенным» недельной растительностью. На глаза была надвинута шляпа. Руки мужчина держал в карманах и сидел, равнодушно уставившись в землю. Прошла томительная минута, затем Поллианна с надеждой в голосе произнесла:

– Прекрасный день, правда?

Мужчина вздрогнув, повернул голову.

– А? Э… что ты сказала? – спросил он, озираясь со странно испуганным видом, чтобы убедиться, что прозвучавшие слова адресованы именно ему.

– Я сказала, что день прекрасный, – горячо и торопливо принялась объяснять Поллианна, – но для меня не это главное. То есть я, конечно, рада, что день хороший, но сказала это только, чтобы начать разговор, и так же охотно поговорила бы с вами о чем-нибудь другом – все равно о чем. Я только хотела, чтобы вы заговорили… о чем-нибудь, понимаете?

Мужчина негромко рассмеялся. Даже Поллианне этот смех показался странным, хотя она и не знала (в отличие от самого мужчины), что улыбка уже много месяцев не появлялась на его губах.

– Так значит, ты хочешь, чтобы я поговорил с тобой, да? – спросил он чуть печально. – Ну что же, тогда придется поговорить. Да только я думаю, что такая милая маленькая леди могла бы найти себе для беседы кучу людей гораздо более приятных, чем такой старый охламон, как я.

– Но мне нравятся старые ох л… – торопливо возразила Поллианна, – то есть я хочу сказать, старые, а кто такой охламон, я не знаю, так что не могу сказать, что они мне не нравятся. К тому же если вы охламон, то я думаю, охламоны мне нравятся. Во всяком случае, вы мне нравитесь, – закончила она, поудобнее усаживаясь на скамье, что придало ее словам особую убедительность.

– Хм! Весьма польщен, – иронически улыбнулся мужчина. Его лицо и слова выражали вежливое сомнение, но можно было заметить, что он сел на скамье прямее. – Так о чем же будем говорить?

– Это… это несущественно. Это слово значит, что мне все равно, ведь так? – ответила Поллианна, сияя улыбкой. – Тетя Полли говорит, что, о чем бы я ни заговорила, непременно начну рассказывать о дамах из благотворительного комитета. Но я думаю, это потому, что они первыми меня воспитывали. Вы так не думаете?.. Мы могли бы поговорить о приеме, который здесь устроен. Теперь, когда я уже познакомилась с одним из гостей, этот прием кажется мне совершенно замечательным!