– Вот именно. Они никогда не думают и не обращают внимания. Толпа всегда такая.

– Но некоторые все же обращают. И мы можем этому радоваться, – попыталась переубедить ее Поллианна. – Теперь, когда я…

– О да, некоторые обращают… – перебила ее собеседница и, вздрогнув, испуганно взглянула на дорожку за спиной Поллианны. – Некоторые обращают… и даже слишком…

Поллианна в испуге съежилась – она так часто сталкивалась с нелюбезным приемом в этот день, что стала впечатлительна как никогда прежде.

– Вы говорите… обо мне? – запинаясь, выговорила она. – Вам не хотелось, чтобы я… на вас… обращала внимание?

– Нет-нет, детка! Я говорила о… о совсем другом человеке. О том, кому не следовало бы обращать на меня внимание… Я даже рада, что есть теперь, с кем поговорить, только… только сначала я думала, что это кто-то из дома…

– А, значит вы здесь не живете, так же, как и я… то есть живете не всегда.

– Да, сейчас я живу здесь, – вздохнула девушка, – если, разумеется, это можно назвать жизнью… то, что я делаю.

– А что вы делаете? – с интересом спросила Поллианна.

– Что я делаю? Что ж, я расскажу тебе, что я делаю! – воскликнула девушка с неожиданной горечью в голосе. – С утра и до вечера я продаю тончайшие кружева и яркие ленты смеющимся и болтающим между собой девушкам. А потом иду домой – в маленькую комнатку на четвертом этаже с окошком на задний двор. В комнатку вмещается лишь узкая продавленная койка, умывальник со щербатым кувшином, шаткий стол и я. Летом в ней жарко, как в печи, а зимой холодно, как в леднике, но это единственное место, куда я могу уйти, и предполагается, что я должна сидеть там, когда не работаю. Но сегодня я вышла – я не собираюсь ни сидеть в этой комнатушке, ни идти читать в пыльную старую библиотеку. Сегодня наш последний свободный вечер в этом году – и к тому же дополнительный, и я хочу весело провести время… хоть раз. Я тоже молода и люблю пошутить и посмеяться не меньше, чем те девушки, которым я изо дня в день продаю кружева и ленты. Так вот, сегодня я собираюсь шутить и смеяться.

Поллианна улыбнулась и одобрительно кивнула:

– Я рада, что вы так думаете. Я тоже так думаю. Быть счастливой – это гораздо веселее, правда? Кроме того, сама Библия велит нам это делать – то есть веселиться и радоваться. Она говорит нам об этом восемьсот раз! Но вы, наверное, сами знаете, где в Библии говорится про радость.

Красивая девушка отрицательно покачала головой. На ее лице появилось странное выражение.

– Нет, – ответила она сухо, – не скажу, чтобы я сейчас думала о Библии.

– Нет? Разумеется, может быть, вы и не думали, но понимаете, мой папа был священником, и он…

– Священником?

– Да. И ваш папа тоже? – воскликнула Поллианна, заметив, как изменилось выражение лица девушки.

– Д-да. – Девушка чуть заметно покраснела.

– О, и он тоже, как мой папа, ушел на небеса, чтобы быть там с Богом и ангелами?

Девушка отвернулась.

– Нет. Он живет… дома, – ответила она чуть слышно.

– Ах как вы, я думаю, рады, – вздохнула Поллианна с завистью. – Вот если бы я могла хоть раз увидеть моего папу… ведь вы видитесь с вашим папой, правда?

– Нечасто. Понимаешь, я живу здесь…

– Но вы все-таки можете увидеть его, а я моего папу – нет. Он ушел к маме и к моим братикам и сестричкам на небеса и… А у вас и мама есть… на земле?

– Д-да. – Девушка беспокойно вертелась на скамье и даже привстала раз или два, словно желая уйти.

– Ах, значит, вы можете видеть их обоих, – вздохнула Поллианна с выражением неописуемой тоски на лице. – Как вы, наверное, рады! Ведь никто так не заботится о нас и не уделяет нам столько внимания, как папы и мамы, правда? Уж я-то знаю, потому что у меня был папа… он умер, когда мне исполнилось одиннадцать. Но вместо мамы все это время у меня были дамы из благотворительного комитета, пока меня не взяла к себе тетя Полли. Дамы из комитета были очень милые… но они не могут заменить ни маму, ни даже тетю Полли, и…

Поллианна говорила и говорила. Тут она была в своей стихии. Она любила поговорить. И ей ни разу не пришло в голову, что есть что-либо странное, неразумное или даже не совсем приличное в таком откровенном изложении собственных мыслей или истории своей жизни совершенно незнакомому человеку на скамье в городском парке. Для нее все мужчины, женщины, дети были друзьями, будь то знакомые или незнакомые – и до сих пор она находила незнакомых ничуть не менее замечательными, чем знакомых, ведь в общении с ними всегда было что-то от тайны и приключения – пока они из незнакомых превращались в знакомых. Поэтому-то так откровенно и беседовала она с сидевшей рядом девушкой о своем отце, о жизни в далеком городке на Западе, о переезде в Вермонт, о тете Полли. Она говорила о своих старых и новых друзьях и конечно же об игре. Об игре она рассказывала почти всегда и всем, рано или поздно. Игра стала, казалось, частью самого существа Поллианны, а потому было невозможно не говорить об этом. Что же до девушки, она почти не раскрывала рта, хотя в позе ее уже не было прежней апатии. Заметная перемена произошла во всем ее облике: пылающие щеки, сдвинутые брови, беспокойный взгляд, нервно сплетаемые и расплетаемые пальцы – все свидетельствовало о внутренней борьбе. Время от времени она с тревогой поглядывала на дорожку за спиной Поллианны и вдруг, бросив очередной такой взгляд, схватила девочку за руку.

– Послушай, детка, побудь со мной еще минутку! Не уходи, слышишь? Оставайся на месте. Вот идет человек, которого я знаю, но что бы он ни говорил, не обращай внимания и не уходи. Я останусь с тобой. Понимаешь?

Поллианна открыла рот от удивления и растерянности и, прежде чем смогла вымолвить хоть слово, увидела перед собой очень красивого молодого человека, остановившегося возле скамьи.

– Ах, вот вы где, – с любезной улыбкой обратился он к собеседнице Поллианны, приподняв шляпу. – Боюсь, мне придется начать с извинений – я немного опоздал.

– Ничего страшного, сэр, – торопливо отозвалась девушка. – Я… я решила не идти.

Молодой человек беспечно рассмеялся:

– Ну что вы, дорогая! Не будьте так суровы с человеком только из-за того, что он немного опоздал!

– Дело не в этом, – защищалась девушка, щеки ее пылали. – Я хочу сказать, что… я не пойду.

– Глупости! – Мужчина перестал улыбаться и заговорил резко: – Вчера вы обещали.

– Да, я знаю. Но я передумала. Я сказала моей маленькой подруге, что… я останусь с ней.

– Да, но если вам хочется пойти с этим милым молодым человеком… – начала было Поллианна, но тут же умолкла под взглядом, который бросила на нее девушка.

– Я уже сказала, что предпочитаю не ходить. И не пойду.

– Но скажите на милость, отчего такой неожиданный и крутой поворот? – спросил молодой человек. Лицо его исказилось и показалось Поллианне совсем не таким красивым, как прежде. – Вчера вы говорили…

– Я знаю, что говорила, – перебила его девушка возбужденно. – О, я и тогда понимала, что мне не следует этого делать… А теперь я понимаю это еще яснее. Вот и все. – И она отвернулась с решительным видом.

Но это было не все. Мужчина еще дважды обратился к ней. Сначала он уговаривал, потом заговорил с издевкой и злым выражением в глазах. Наконец он пробормотал что-то очень тихо и сердито – слов его Поллианна не поняла, повернулся на каблуках и зашагал прочь.

Девушка следила за ним взглядом, пока он не скрылся из вида, а тогда со вздохом облегчения положила дрожащую руку на плечо Поллианны:

– Спасибо, детка. Я думаю, что обязана тебе… большим, чем ты можешь предположить. До свидания!

– Неужели вы уйдете… теперь! – огорченно воскликнула Поллианна.

Девушка устало вздохнула:

– Я должна уйти. Он готов вернуться, а у меня в следующий раз может не хватить сил. – Она вдруг оборвала речь и встала, а затем с горечью добавила: – Понимаешь, он как раз из тех, которые обращают внимание… и даже слишком… а не должны бы замечать меня… совсем! – И с этими словами она ушла.