Неужели простая девчонка,

дав пощёчину снежному человеку,

обязательно должна умереть?!

К деревянным воротам тихо подъехал и остановился синий «газик» с красной полосой. Открылась дверца, пассажир, молодой мужчина, опустил на снег ноги в светлых щегольских бурках. С широкой улыбкой потянулся, посмотрел по сторонам на залитые зимним солнцем высокие боровые сосны, толкнул калитку.

– Золотарёв?

Небритый черноволосый человек с крыльца посмотрел на приезжего, привстал с чурбачка, отложил в сторону порванный рюкзак, шило, иголку.

– Так точно. Семён Александрович, старший инструктор Коуровско-Слободской турбазы. Если вам маршрут согласовать или просто обсудить, то это ко мне. По документам, по оплате – это в нашу бухгалтерию, вон в том домике. Что нужно?

– Лейтенант Афонин, из областного Управления внутренних дел. Телефончик тут у вас не отвечает, непорядок сплошной. Звонил я и вчера, и сегодня с утра. Пришлось, видите ли, самому сюда ехать. Два часа без малого…

– А что же такое произошло, чем мы в Свердловске таким нехорошим прославились? Живём мирно, тихо, бродим по тайге…

Черноволосый разговаривал спокойно, слегка даже насмешничая, из-под ладони примеряясь к вечерним теням и присматриваясь к собеседнику,

– До областного начальства ваши подвиги докатились.

– Не мои.

– Ну, это я так, образно, обобщая. Вот, видишь, у меня в официальной бумаге написано: на турбазе безобразия, примите меры.

– Эй, Семён! Это не по сгоревшему сену к нам наконец-то милиция приехала, а?! Я всем уже говорила, так и сейчас буду говорить: ничего не знаю, ничего не видела. И не курю нигде!

Инструктор махнул на краснолицую тётку в застиранном переднике, которая, наспех отирая мокрые руки, выскочила на крыльцо столовой с заранее приготовленным криком.

– Не по сену это, Афанасьевна, не по сену, не тревожься. Товарищ милиционер мне вопросы задать хочет.

– А об чём к тебе-то?! Ты же сена не палил, ты ж в тот день в тайге со студентами был!

– Замолчи, балаболка! Занимайся своими макаронами, после всё расскажу, как сам узнаю, по какой такой надобности меня тут строго спрашивают.

– Ну, ну, никакой это не допрос, не надо так сразу, официально, ко всему относиться. Я всего лишь хочу задать вам несколько вопросов по поводу драки, которая произошла на территории вашей турбазы две недели назад.

– Три.

Инструктор Золотарёв зевнул.

– Чего «три»?

– Три недели назад. Я-то хорошо помню, а у вас что, нигде точная дата рукоприкладства не записана?

Красивый парень быстро звякнул застёжкой портфеля, достал бумажную папочку с документами.

– Да, да… Совершенно верно, двадцать один день назад это произошло. Вот. Впрочем, это не повлияет на ход нашего разговора.

– Ладно, пошли со двора, поговорим.

Золотарёв шагнул к воротам.

– Ну, идём.

– Зачем? Что мешает нам побеседовать здесь?

– Мешают. Вон видишь, бабы в окошко все выперлись, да и повариха у нас тут больно любопытная, не только поорать может, но и слух имеет, как хорошая промысловая лайка. Пошли, пройдёмся.

За воротами, на снегу, других автомобильных следов, кроме как от милицейской машины, не было.

Старший инструктор Золотарёв усмехнулся.

– Говори, но, по существу. Некогда мне с тобой сказками наслаждаться, к утру инвентарь для завтрашнего маршрута студентам готовить нужно.

– А…

– Объясняю, как про тебя догадался. Красивый ты больно, лейтенант, для службы в нашей милиции-то, которая обычными бытовыми драками занимается. И очень уж староват для такого геройского звания: никакой ты не лейтенант. И за восемьдесят километров из-за двух побитых пьяных морд никто не послал бы сюда, ко мне на турбазу, такого важного человека всего на два слова. Значит, никакой ты не милиционер. Верно я угадал?

– Всё верно.

Парень восхищённо покачал головой, поправил кашне, одёрнул и без того аккуратное драповое пальто.

– Николай Фёдорович будет рад, что ты не изменился…

– Матвеев?!

– Да, именно он. Послал меня посмотреть, поговорить с тобой, не раскрываясь до поры до времени, доложить приказал всё подробно, всё как есть, до мелочей. Может, говорит, пьёт однополчанин от скуки в этой глуши, или браконьерит, может, что ещё нехорошее в личной жизни имеется или в лесу противозаконные дела допускает. Если я решу, что с тобой всё в порядке, то должен договориться, когда в гости сможешь к нему заглянуть.

– По какому вопросу?

Приезжий молодой человек лукаво улыбнулся.

– Как ты думаешь, могу ли я это знать? Николай Фёдорович сам, в личной беседе, всё своему старому боевому другу подробно и расскажет. Я только выполняю приказ.

– Едем! Могу хоть сейчас! Впрочем…

Инструктор с сомнением посмотрел на свои старенькие подшитые валенки, снял шапку, пригладил большой ладонью лохматые волосы.

– А это срочно? Я вроде бы сегодня не брился, да и темнеет сейчас быстро, путь-то не близкий…

– Не спеши. Не надо нам сейчас вместе отсюда уезжать. Слишком уж тут много глаз, к тебе потом будет очень много ненужных вопросов. Скажи, что у одного из этих дебоширов родители – большие люди, хотят замять это пьяное дело, вот, мол, и попросили своё знакомое милицейское начальство сделать так, чтобы примирить этих юных оболтусов. По этой причине я и приезжал, чтобы поговорить с тобой.

– Ладно, понял.

– Я поеду, действительно, вечереет уже. А ты, Семён Александрович, не спеши никуда сегодня, брейся, праздничный галстук как следует оформи. Николай Фёдорович просил передать, что ждёт тебя завтра с утра, рассчитывает увидеться. Адресок-то наш не позабыл или напомнить?

Парень от души рассмеялся, так быстро и правильно выполнив задание начальства.

– Ну, пока, турист! Рад был познакомиться.

– Да и тебе всего хорошего. Звать-то как?

Закрывая за собой калитку, приезжий погрозил пальцем.

– Это тебе, Семён Александрович, знать ни к чему. Может, конечно, когда вместе работать придётся, тогда и познакомимся поближе.

Милицейская машина фыркнула, заурчала, разворачиваясь на обратную снежную колею, пассажир хлопнул дверцей. Золотарёв ещё раз оглянулся на уезжавшего гостя, качнул головой, усмехаясь.

Во дворе, за забором турбазы, его уже ждали. Повариха готова была оправдываться, а бухгалтерша и два младших инструктора, приезжих, – слушать своего опытного товарища, только что разговаривавшего о чём-то с «органами».

– Ну, что это тебя так, Семён?! Привлечь хотят?

– Меня не за что. А вот то, что именно твоя водка пацанов до взаимной драки довела, милиция вроде как уже догадывается. Поначалу-то лейтенант интересовался, не я ли выпивку сюда привёз. Я отказался такое подписывать, вот он и назначил мне приехать завтра к следователю.

Простоволосая повариха запричитала, громко призывая всех присутствующих в честные свидетели.

– Да чего там, всего две чекушки у меня были в загашнике! Парнишки попросили, когда веселье у них пошло. А у них-то с собой ещё фляга спирта была на литр! Не говори никому, Семён, про водку, у меня же дети!

– Ладно, не ной! Только чтобы водки через тебя я здесь больше не видел, пожалеем твоих детишек. И молись своим тёмным иконкам, что меня в тот вечер на базе не было. Договорились?

– Спасибо, Семён! Ради бога, прости! Больше не буду, ведь водку-то ради лишней копейки сюда приносила, сам знаешь. Не буду больше, только не говори в милиции про меня! Хочешь на колени перед тобой стану?

– Ну, прекрати, прекрати. Лучше на ужин коллектив приглашай, время, вроде как, уже.

И, усмехаясь в усы, Золотарёв принялся обстукивать на крыльце валенки, обметать с них веником пушистый снег.

Зимой даже позднее утро не отличается светом от раннего вечера. Трудовой промышленный город давно уже проснулся, но всё равно был ещё явно недоволен медленным движением хмурого рассвета.