Мои взгляды на жизнь – драматические и романтические;
то, что не вышло из глубин моего чувства,
не имеет ко мне никакого отношения.
Пабло Неруда
***
… гремело и гремело круче – в общем, нормально так грохотало, а потом на индиговом востоке стали выявляться вспышки молний. Мы так и сидели в беседке на берегу Голубого озера, под Ростовом, когда вся эта канитель только началась – кто-то в пьяненьком угаре, кто-то в философском; я пытался представить, как выглядят сейчас сумрачные леса и трасса, над коими поет вечерний ветер – значит, и я в философском. Добросовестно держа осанку, не давая повода уставшей от рюкзака спине ныть нервными слезами, я сидел в позе лотоса на толстом пледе поверх скамейки, в руках был пластиковый стаканчик с водкой – и пьяненький угар все же присутствовал. О, я молчал… Душистая морось дошла до нашего берега, о себе дали знать бесчисленные лягушки и прочие озерные существа и твари – в дожде, отдыхающие, смеясь и подталкивая друг друга, разбирали свои компактные лагеря, укутывали детей в теплое и посылали их шлепками по попе бегом (елы-палы) в палатки… Попутно раздеваясь у затухших костров, все они (взрослые), радостные и совершенно голые, поскакали к воде, чья гладь пузырилась от небесных капель. Я поистине счастлив в этот момент… И вот когда солнце зашло почти полностью, застрекотали сверчки, в темноте завыли неизвестно откуда пришедшие к пляжу собаки, а лес зашуршал на вечернем ветру, я набросил на забитое синяками голое тело шерстяное пончо – и стало мне уютно. И разговоры умолкли, и немая радость наполняла наши сердца – вот в этот самый момент я наконец понял, озираясь, как далеко забрался
Вокруг только незнакомцы
И земли эти в памяти тоски не вызывают
Я вагабунд! прости, господи…
Причины
1
И вот слова: слова, слова, слова – их много – этих слов. Слова взлетают, вот парят, но травят все равно. Калит, издеваясь, лексический дурдом, до слез и до тупой ненависти калит – у меня давно слов полные карманы, только толку с них всех горсть.
То З-Л-О-С-Т-Ь. Хайт. И раздражение. Мой главный грех, моя порочность. Кроме слов – пустота, и в пустоте нет смысла, вот только унион из слов и пустоты удачным образом поддерживают жизнь. И, блин, никто не сведущ, но может Он, Всевышний, знает, сколько перечеркивал я эти кучи слов в надежде на спокойствие, но как всегда, все было тщетно, я в смятенье. И голос Гамлета теперь во мне…
Говорю о Всевышнем, хотя сам не уверовал, а ссылаюсь на Него, ибо плевать.
Излишне изнежен я или напрочь изнеможен дерьмоворотом – не знаю. Но в который раз стою уставший на обочине, ищу силы для Новой Борьбы и все обещаю себе еще попытку – улавливаешь?
Мне чуть за 20 – 3-ий десяток, называется, пошел, – но еще не 25.
Я молодец и это, конечно, в кавычках: раньше не мог и мыслить, что письмо – моя отрада, и кризис взросления отразится лексической дугой на страницах полных прозы. Ух, если бы я знал, что писательство само по себе и в особенности, когда оно не приносит денег, схоже с наркотиком или скорее с наркотической ломкой, потому как оно и выглядит невинно, но на деле пожирает полностью с костями, прахом, тенью – всем таким, – в жизнь его бы не попробовал, даже в сторону его не глянул, если б знал. Тем паче с ним раз на раз – либо катарсис, либо сильнейший загон. И в загоне нет смысла. Ни в чем таком нет смысла – ищи в другом, а в погоне за соответствием и осмыслением собственного сумасшествия увлечешь себя лишь в дебри, где иссыхает время без гнили и славы, и остается только нелогичность.
Ты – нелогичный. Я – нелогичный. Все гнев и все риторика. Графомания, любовь, бредятина. Эстетика. Диптих дерьма и солнца. Конвульсии творца, собачий кайф маэстро – все такое.
Проще говоря, я мальчик депрессивный, и все мною написанное мне нравится в среднем пятьдесят семь минут – даже до часа не доходит, – а потом я это ненавижу, и вот же обида, но обидней то, что, когда я выдавал что-то объективно удачное, еще в школе, когда я начинал, отсекала мама, упрекая в праздности, вечно сравнивая меня с моим отцом: «… он так же говорил, что гениален, а вокруг бездари, и че? – где он сейчас?»
И вот оно – вот этот корень. Весь психоз, гнетущее чувство несоответствия, неуверенность и инфернальный страх меня доканывают, но письмо – лишь пример, а неуверенность здесь – неуверенность не во всем. До меня только недавно дошло, как я могу оправдаться, что скопил в себе столько дебаффов. Я рос без отца, меня воспитывали мама с бабушкой, и рядом долгое время была только сестренка; отца я помню злым и бьющим маму, пинающим меня как мяч, и вечно кричащим на стены.
Не помню родителей пьяными. Злость и драки были из-за чего-то другого.
Строчу этот роман в том же возрасте, сколько было им, когда я родился.
После развода белое пятно на пару лет, а уж после я в окружении женщин. Дышу как они, думаю как они, и отчего-то чувствую себя все больше лишним. Всю жизнь с женщинами, всю жизнь не так, а как правильно быть мужчиной, не знаю до сих пор, но знаю, как лепят мужика они. Женщины всегда указывали на мои недостатки: каждый день, каждый час я что-то делал или думал не так, но всегда они только говорили и говорили, ЧТО мне нужно делать, а КАК это делать, не ведали (я решил, что только мужчины способны донести до мальчика такого рода идеи, и только мужчин мальчик будет понимать), хотя в принципе я не уверен, из-за женского воспитания или по моей вине, но я склеился таким, каким склеился – самовлюбленным эгоистом, излишне мечтательным и «мальчиком на один раз», ибо во благо из меня лепили совершенство, но случился заводской брак, и все пропало.
Иногда думаю, что мир в таком человеке как я не сильно-то нуждается.
И посему мне тяжело найти себя, посему пишу так много лет в ящик стола, посему считаю себя недостаточно талантливым, когда вопрос касается дела и излишне гениальным, когда смакуется теория, и следуя цепочке, посему путешествую по стране без цели и падок на сумасшедших женщин и куча всего другого – всего не перечислить. Возможно, это эскапизм, а возможно, ошибка восприятия. В конце концов, когда тебя учат и учат, а потом вдруг говорят, делай, сын, что хочешь – какой-никакой, но диссонанс в голове возникнет, а вместе с ним и злость на всех, а вместе со всем этим – со злостью и с непониманием, что вообще делать и как в этом непонятном мире, приходит осознание, что все можно сделать наоборот.
2
Толкаю далее: готовясь к работе над самой монструозной (во всех отношениях) вещью в моей жизни – к этому роману, я поднял архивы. Ох, как это круто звучит-то! Но на деле я вытащил из чулана все свои дневники и рисунки, в надежде, что эта хрень даст ответы, такие как: когда? почему? во сколько? Но путного там с горсть, что банально грустно. Просто, если уж рассказывать историю, нужно понять – с какого момента. Возможно, ты сейчас в недоумении и можешь сказать: он что, правда засунул классическое литературное «Введение» в цепь повествования? А я скажу – да! а потом продолжу… но может, ты и не думал об этом. (Опять же – пример моего психоза и неуверенности. Я в отчаянии, молю о помощи. Просто держи это в уме. Я все понимаю…)
Копаясь в памяти и в своих пошлых записях, я вдруг осознал, что начало всему этому – классическая встреча с девчонкой, первая любовь и все такое, но я не хочу, чтобы у тебя вдруг закралось впечатление, что я какой-то прохиндей и трачу твое время, заставляя читать, то, что ты уже читал – ну, правда, почти каждая мужская история начинается с девчонки. У меня-то тоже, это факт. Но моя история началась скорее с меня любимого – я себя полюбил больше, чем окружение, и полюбил свои слова больше, чем теплоту женского тела – ты чувствуешь, о чем я тут трещу? Но пока не об этом, а еще лучше – об этом вообще не думать, и начать рассказывать, затуманивая твой разум и отвлекая внимания от возможного чувства déjà vu – просто я очень хочу, чтобы ты понял меня, хорошо? Есть много нюансов, описание которых не войдет в один абзац и даже не в один роман – нужны пушки посерьезней, понимаешь? Нужно капнуть поглубже, достать нерв, ну? Антологию мыслей загнать. Поэтому, лучше по порядку, не переживай, скучно будет недолго, быстро привыкнешь, вдобавок, когда-нибудь я все же дойду до своего побега из дома, а там и конец недалеко: ответы придут, но не сразу.
