Я лишь поэт, прозаик и писатель.

И скажете: «Совсем не знаешь жизнь».

Отвечу: «А знаете ли вы, что значит слышать голос Бога?» –

Молчание не нарушает хрупкий мир -

Поэта, прозаика, писателя…

Всё начиналось с творения

***

«Скажи же, Сеня»

Мы голые приходим в этот мир,

И голые же из него уходим.

И ни к чему нам клясть врагов своих -

Мы все едины пред вратами Бога.

И спросят вас: «Скажи-ка, Сеня,

И много зла успелось в мире повидать тебе?».

Ответит Сеня: «Ну нет, конечно. По-прежнему о зле?

В толк не возьму, о чем же ты выводишь свои речи?».

Лукавит Сеня. Господь прекрасно видит то,

К чему стремятся помыслы и мысли.

К вратам Эдема, царствия небесного,

Что открывает путь в прекрасную долину.

Лишенную волнений, подлостей и страхов, совсем ненужных обещаний,

Греховных мыслей и сюжетов нерадивой жизни.

На путь её ступить так важно -

Всем грешным, мающимся жизнью.

Отмучились они. И вот перед вратами Рая

Стоят и очередь свою безмолвно ждут.

И Сеня, друг его, и пара незнакомцев в некогда защитных касках.

Не спрашивают друг у друга что и почему.

Все ждут, на левой стороне груди располагая руку.

Под которой более не слышен стук.

Впервые за десятки земных лет, что, понимают, прожитыми были безрассудно.

Но поздно уже думать, Сеня, ты на небесах.

Молчи уже, не спи – и Сеня молча опускает руку,

По-прежнему не упуская очередь сюда, на небеса.

Не спят.

Ведь в междумирье пред вратами нету ночи,

И дня тут тоже нет.

Здесь всё другое и, как ни странно, в то же время тоже…

Никто не спит, все ждут означенного часа,

Когда откроются врата, Архангелы по списку пробегут глазами

И молвят слово. И может не одно. «Хотя бы два» –

То будут имена.

«Вдруг повезёт? Проскочим?» -

Авось бурлил в крови всегда.

Также как вера – лишь в шуме дней тихонько меркла, угасала,

Но человека верная ждала.

Она надеялась: «А может будет правдой?».

Что он придёт, попросит о прощении,

Раскаявшись, войдет в родимый отчий дом.

Где ждут всегда, ещё при жизни,

Где смерть откладывается на потом.

Но не приходят люди.

Хотя и продолжают странно верить, но не в себя.

В бумагу, деньги, способность обрести бессмертие

И без потребности хоть раз, но упрекнуть себя грехах.

Вы спросите, но в чем же заключён здесь смысл?

Ответом будет лишь пожатие плечами.

Мы все перед вратами, рассчитываем на удачу.

Или на праведную жизнь, ведённую на земле когда-то.

Она была какая есть.

И где-то праведная, в чем-то не особо.

Какая есть. Да, можно упрекнуть…

Не спрашивайте, пожалуйста, с нас, грешных, слишком строго.

Ведь все мы смертны,

И ты ту правду тоже знаешь.

Ты нас призвал.

Сейчас не время, не место глупым оправданиям.

Также как стонам, боли, крикам, страху.

Мы здесь перед вратами.

Рая или Ада?

И все же кажется, что Рая.

Архангелы иль кто

Трубят неслышимый доселе глас.

Глас Божий, что призывает

Отринуть страх и оказаться там,

По Его сторону.

Нам страшно.

Здесь и в общем-то сейчас

Услышать то, что будут молвить слуги Божьи,

Читая сказанное, скрытое до поры от глаз.

Но только до поры, до времени.

Ведь правду не укрыть во мрак.

И мрака перед вратами Рая нет,

Здесь только свет, рожденный на самих же небесах.

Они читают.

Большинство по свиткам, а кто-то молвит наизусть.

«И лишь только б не забыли моё имя вставить.

О большем, Боже, не молю».

*

Молитва веры…

Как часто к ней мы рисковали обращаться?

В минуты страха и отчаяния,

Сомнений, горестных печалей?

– Я пред тобою на коленях на земле стою.

Склонен и, кажется, не разогнуться.

Да мне не нужно этого:

Перед вратами я тихую молитву свету возношу.

«Услышь меня, Господь наш милосердный,

Позволь скорей войти в наш общий отчий дом.

Мы, дети, все твои создания.

Да, неразумным бытием живём.

Порою. Вернее, жили.

И каждому настал свой день и час,

Когда призвали.

Не угадаешь, не раскроешь,

На всём лежит твоя печать.

Мы, люди, глупые создания.

И мним себя царями мира.

А мир… Он нашему уму непостижим,

И создал его ты, единственный всесильный господин.

И повелитель. Судеб, мира

Твоей и нашей, общей и моей.

Я снова о себе, прости Создатель,

Я не привык… По-прежнему же Я и о себе.

А надо бы о жизни, и о вере,

О небе, что жило над головой все эти годы,

А не ценил. Смотрел и хмурым был от питерской погоды,

Что накрывала душу с головой.

И солнце редкое к нам больше не вернётся,

И пыль дорог мне не укроет след,

Который много раз до этого был оставлен в парке:

Я всё спешил – то по делам, то на обед.

Но чаще всё-таки на встречи.

То наши общие разлуки-расставания,

Я к сердцу ласковые руки прижимал.

Она шептала: «И, кажется, пора расстаться».

Я моча руки опускал.

И не вернётся золотое время,

Но то не суть, я жив. Мне кажется…

Ведь я дышу, и чувствую становится всё легче.

Скажи же, Господи, на это: почему?

Виной всему Эдемский воздух?

Здесь дышится – свободно и легко.

Я вырос здесь, в колосьях на пшеничном поле,

Среди лугов, равнин, меж безмятежных райских берегов…

Я вспомнил всё, пожалуйста, откройте.

Нет силы ждать, мне нужно оказаться там!

Пожалуйста, вы слышите? Откройте!

Я верую! Я только божий раб!

– Скажи же, Сеня. – Я преклоняюсь.

***

Пустынники

… Восторженным сердцам открылась сказочная даль.

– Уверен? Вовсе не мираж.

– Где видано найти оазис средь пустыни?

– Где слыхано, что этого не может быть? – Посмотрим…

Мелькает, кажется, огонь. Очаг домашний, вижу дом.

– Шутить решил? Мы все ещё в пустыне. – Я знаю, лучше присмотрись.

И видишь женщину, ребёнка?

– Мужчину вижу там, на берегу. И озеро.

Насколько кажется возможным найти все это будто мимоходом?

– Мы третий день в пути, нуждаемся в согреве.

– В пустыне и мало солнечного пекла?

– Я не о том светиле говорю.

– Я знаю: и кров, еда довольно редкие для нас с тобою гости.

– Рискнем? – Попробуем. Но давай-ка для начала я…

– Неужто ищешь что. Что мог ты потерять?

– Себя и жизнь. Оставил все надежно в прошлом.

– И ключ не взял от запертого на засов ларца?