Дело было так: перед самым своим первым баллом, я радостно вертелась перед зеркалом в новом платье, подаренном мне мамой. Красные складки дорогой ткани мягко обнимали тело, а глубокий вырез оттенял белизну кожи и красиво подчеркивал грудь.

Я взрослая.

Я почти женщина!

Шутка ли? Восемнадцать лет бывает только раз в жизни!

Самодовольная улыбка отражалась в зеркале, а глаза буквально искрили. Ну держитесь архимаги! Ради права первой ночи с Марикой Дюрейн, вы будете бежать, расталкивая друг друга локтями!

Поговаривали, что стихийники – самые страстные любовники, а после ночи с любым из них, в женщине рождается какой-то новый особый дар. Во мне-то дар уже сидел, вот только я еще тогда не знала об этом.

Так вот, стихийники. О них мечтала каждая девушка: Симаргл, Геб, Стрий и Агидель. Четыре архимага, отвечавшие каждый за свою стихию: воздух, огонь, воду и землю. Иногда они вступали в связь с простыми девушками, но только если она была невинна. И это считалось величайшей честью для семьи. Стихийники не могли вступать в брак, но даже делить с ними ложе считалось величайшей из почестей. Семья такой девушки возвышалась и становилась «приближенной к богам».

Я не сильно разбиралась в том, что значит «делить с ними ложе», но вызвать их восхищенные взгляды восемнадцатилетней мне ох как хотелось.

В воображении я рисовала как войду в зал, и все они четверо, красавцы, шагнут мне навстречу, протягивая руку.

Я аж зарделась от такого удовольствия.

Так все это мне рисовалось.

Более того, в своем восемнадцатилетнем максимализме и самоуверенности, я совершенно не рассчитывала, что что-то может пойти не так. Не по плану.

– Марика, спустись вниз, дочка! – это голос отца, доносящийся снизу.

Среагировала тут же, бросаясь к нему вниз прямо босиком.

А там передо мной раскинулась уже привычная картинка: моя братец, Антуан, валялся без чувств на диване в позе звезды, а возле него причитала матушка.

– Фарид, мальчику плохо! – она махала возле него шелковым платочком.

– Мальчик опять в дрова, Коста, – хмуро отзывается отец.

– Ну что ты такое говоришь, – охает мать, – у него просто стресс! Ты хоть представляешь как ему непросто жить!

– Да неужели? – отец складывает руки на груди, и недовольно шевелит усами.

Я прыскаю, потому что это всегда ужасно меня смешит.

Фарид Дюрейн поворачивается на звук, и его лицо тут же светлеет:

– Вот ты где, маленький бесенок! Иди-ка сюда и продемонстрируй матери свой прием по приведению брата в чувства.

– Легко, – со смешком отзываюсь я.

Задрав юбку, чтобы не запачкать, я с достоинством леди прохожу в каминный зал, где все украшено в цветах нашего дома: красном и черном.

– Будь с ним поласковее, – шепчет мать, сводя брови.

Поласковее с ним будет охотник, когда в брате проявится дар.

Но эту шутейку я конечно не озвучиваю, у мамы вообще с чувством юмора туговато.

Предчувствуя, что мой прием ей не понравится, я делаю все максимально быстро: хватаю кувшин с водой и опорожняю его резким движением на Антуана.

С ором, достойным реального дракона, он вскакивает на ноги, в сердцах выхватывая кортик из-за пазухи:

– Убью!

Уже наученная его реакцией, я отскакиваю в сторону, весело смеясь.

Мать причитает вокруг него, приглаживая волосы, и бросает на меня недовольные взгляды. Она явно не в восторге от моих манер.

А вот отец напротив, прячет улыбку в усах, но ему это удается достаточно плохо.

– Маленькая негодяйка! – вопит брат. – Ну погоду у меня, дождешься ты, когда пройдет моя инициация, вот тогда получишь отборную порцию огненного заряда!

– Вообще-то, младший у нас ты, – дразню я, показывая ему язык, – а с такими успехами, покарать ты меня сможешь разве что ароматом перегара!

Брат с ревом бросается на смеющуюся меня, и мы носимся вокруг стола: я от него, а он, явно проигрывая с текущей координацией, следом.

– Дети! – отец призывает к порядку. – Хватит дурачится, нам уже давно пора выходить! Антуан, отстань от сестры, испортишь платье, а портниха потом оттаскает тебя за ухо.

Недовольный поражением брат бросает на меня последний взгляд, преисполненный праведного гнева, прежде чем уйти переодеваться в свою комнату.

– Марика, детка, дыши ровнее, – призывает отец, – негоже леди устраивать такие игры в твоем возрасте.

И правда.

Я только сейчас понимаю, что дыхание никак не желает восстанавливаться после этой сумасшедшей гонки. Хотя, если подумать, не такая уж и сумасшедшая она была. Мы с Антуаном устраивали забеги и покруче.

– Марика, – обеспокоенно произносит мать, – ты себя точно хорошо чувствуешь? – Она подходит вплотную, прикладывая мне ладонь ко лбу. – Да ты вся горишь!

– Жар? – обеспокоенно спрашивает отец, тоже подходя ближе.

– Очень на то похоже, – хмурится мама.

– Мы поедем на бал! – восклицаю я, отпрыгивая от них. – Сейчас все пройдет, это просто из-за бега, я сейчас отдышусь и все будет отлично!

Папа с сомнением смотрит на меня, и я пытаюсь что-то еще ему сказать, но язык не слушается.

Перед глазами появляется красная пелена, застилающая все вокруг, и комната начинает ходить ходуном.

– Марика!

Последнее, что я слышу, это голоса родителей, хором кричащие мое имя.

А потом начинается торнадо, рвущее мое тело на части. Я даже не могу закричать от боли, потому что воздух не попадает в легкие. Я задыхаюсь. Каждая кость в моем теле ломается.

Треск платья, падающего к ногам. Треск потолка и бетонная крошка из-за того, что моя спина врезается в него.

– Папа! – хочу закричать я, но вместо этого получается какой-то рев.

Ах, да, еще и хвост, сносящий всю мебель в любимой гостиной мамы. Она точно убьет меня.

На родителей я теперь смотрю сверху вниз. Их потрясенные лица говорят красноречивее всего. Даже лучше объясняя мне происходящее, чем чешуя и когти на том месте, где еще минуту назад были мои руки.

Похоже, на бал я сегодня не попаду.

Спустя 5 лет

– Души его, Марика, души!

– Ты свихнулся, дурак? – остервенело шепчу я.

– А что еще делать, он забрался к нам в сад!

– Это не повод для удушения!

– А что тогда повод? – недовольно бурчит брат, садясь прямо на землю и утирая пот со лба. – Вот в былые времена господин мог с легкостью застрелить любого плебея на своей территории.

– Это не плебей, – рычу я и тяну на себя бездыханное тело, – это гость к твоему дружку, которого ты только что чуть не забил из своего самодельного арбалета.

– Этот прием называется «бутылкой в голову», – самодовольно улыбается Антуан.

– Хотела бы я знать, почему бутылка у тебя всегда под рукой, – бурчу я. – Да поднимайся ты на ноги и помоги мне дотащить его до сарая!

– А Валлис не может сам забрать его, если это к нему гость? – недовольно произносит брат.

– Если ты не заметил, то этот «гость», твоей милостью, едва коньки не отбросил, а я вообще помогаю тебе по доброте душевной. Давай, Антуан! Ноги в руки и вперед!

– А это мысль!

Мой приказ братец выполняет, не чувствуя подвоха. Он хватает за ноги оглушенного вампира и тянет его в темноте ночи по траве, оставляя за собой мятый след.

Прикрываю глаза и сжимаю зубы.

Ну за что мне все это вообще.

Хорошо еще хоть, что садовник у нас преданный и неразговорчивый.

Точнее, раньше он любит потрепаться в таверне, вот только после встречи с Валлисом, что-то в нем надломилось. Ну точнее, по версии вампира.

Смотря на меня грустными темными глазами, Валлис рассказывал печальную историю о том, как бедный Тогос, увидев его за обедом, навеки потерял дар речи. Что именно Валлис откушивал, он не уточнял, да и знать-то я об этом не шибко хочу.