Они должны были встретиться в апреле 1995-го – секретарь гендиректора ОРТ Владислава Листьева нашел в плотном графике шефа время для его свидания с единственной дочерью, которую отец не видел двенадцать лет. Но первого марта выстрел киллера навсегда поставил на их встрече крест…

–Вечером первого марта раздался телефонный звонок, я взяла трубку. Голос бабули, маминой мамы, срывался от эмоций. Разобрав единственное: – Бабу убили! – переспросила: – Какую бабу? – и не услышав ответа, передала телефон: – Мам, я ничего не понимаю. Какую-то бабу убили – может, бабушкину сестру? Мама приложила трубку к уху, и через несколько мгновений ее лицо стало каменным. Я испугалась: – Что случилось?! – Папу убили. Меня забрала к себе крестная, жившая несколькими этажами выше, а мама поехала к бывшей свекрови. Помню, крестная спросила ее: – Лена, может, не надо? На тебе лица нет. – Зое Васильевне тяжелее – она сына потеряла. Не уверена, что сейчас с ней есть кто-то рядом. Пусть Лера пока побудет у тебя – скоро к ней бабушка приедет. Моя мама Елена Валентиновна Есина  – очень сильный, не склонный к сантиментам человек, поэтому и давний поступок не был душевным порывом: приехать, обнять, поплакать четверть часа – и отбыть с чистой совестью. Рядом с Зоей Васильевной она провела три самых  тяжелых дня и вернулась домой, только когда там появилась третья жена Владислава Листьева Альбина Назимова. После возвращения с мамой творилось неладное – она часами сидела уставившись в одну точку. Валерьянки-пустырники не помогали. Пришлось обратиться к психотерапевту, который за месяц смог вывести ее из тяжелого состояния. Ни о какой шизофрении, которую тут же сочинили желтые газеты, не было и речи. Была депрессия, вызванная трагической гибелью любимого человека. Мама действительно очень любила отца, отдала ему душу. В ее отношении к нему не было ни капли корысти – никто же не знал, что со временем Влад Листьев станет таким знаменитым и богатым. Родители познакомились в шестнадцать лет – оба занимались в Спортивной школе олимпийского резерва имени братьев Знаменских у одного тренера. Наставник Зарий Николаевич Энтин считал Влада очень перспективным и переживал, когда поступив в МГУ на факультет журналистики, воспитанник оставил профессиональный спорт. Хотя, по воспоминаниям мамы, они, даже когда уже были семьей, каждый день на пару совершали утренние пробежки. Тренер оказался человеком широкой души: несмотря на неоправданные папой надежды, продолжал общаться с молодыми, а еще именно Зарий Николаевич забирал нас с мамой из роддома. Уж не знаю, с чьей подачи (вернее догадываюсь, но «клеймить» не стану) вскоре после гибели папы некоторые издания разразились статьями о его сложных отношениях с матерью: якобы Влад обижался на Зою Васильевну за то, что «сдала его в интернат». Звучало как «в приют». Между тем школа братьев Знаменских была престижнейшим учебно-спортивным заведением, куда за честь посчитали бы попасть даже детки из выс шего общества – вот только кандидатов отбирали исключительно по спортивным данным. К слову, Александр Любимов после развода родителей два года провел в интернате (не спортивном!), но его почему-то никто к «брошенным детям» не причисляет. Представляю, каково это было читать бедной Зое Васильевне, для которой сын был светом в окошке. И даже когда она погибла под колесами машины через год с небольшим после убийства сына, «обличители» не унялись, в красках описывая тяжелый алкоголизм Листьевой. Помню, как этим возмущалась моя мама, часто навещавшая бывшую свекровь в последние месяцы  ее жизни: «Хоть бы раз заглянули к Зое Васильевне и задали себе вопрос – бывает у алкоголичек идеальная чистота в доме? А горячий обед на плите, пирожки из духовки, когда и кто бы к ней ни пришел? Конечно, после такого удара она не смогла полностью оправиться – порой бывала немного не в себе, но чтобы заливать горе спиртным – ни за что не поверю». Очерняли покойную, вероятнее всего, неспроста. На первом этапе у следствия была версия: Зою Васильевну убрали, опасаясь, что сын делился с ней информацией, которая может привести к заказчикам и организаторам его убийства. Вариант с неосторожно пересекавшей дорогу пьяницей вполне подходил, чтобы отнести версию с намеренным наездом к разряду маловероятных. Объяснения еще одной лжи у меня нет. В Интернете гуляет  с полсотни измышлений на тему: почему отец Влада Листьева в сорок два года покончил с собой? Авторы будто соревнуются, сочиняя обстоятельства и выдавая их за факт: самоубийство произошло из-за се рьезных проблем на работе; потому что больше не мог терпеть страшных ревматических болей; наложил на себя руки под воздействием наркотиков. Мама знала моих деда и бабушку с тех пор, когда они с  папой только начали дружить – Николай Иванович и Зоя Васильевна бывали на всех соревнованиях сына и страстно за него болели. Трагедия случилась, когда Лена Есина уже была вхожа в семью будущего мужа, потому не понаслышке знает, что Николай Иванович погиб в результате нелепого несчастного случая. Мама всегда отзывалась о Листьевых-старших как о душевных, бескорыстных людях. – Говорить о трагических уходах близких людей невозможно тяжело. Чтобы перевести дух, расскажите о том времени, когда родители были вместе и счастливы. – Долгое время единственным человеком, кому я могла задавать вопросы, была бабушка Лида. К маме даже не подступалась, видела, что при одном упоминании имени папы ее лицо каменеет – как в тот вечер, когда он погиб. Бабуля же всегда рассказывала о Владике с любовью и нежностью. Они прониклись друг к другу большой симпатией с первых минут знакомства, и в письмах папа часто называл тещу мамой. Бабушка сохранила все весточки зятя и передала их мне. Еще собрала огромный архив публикаций о трагедии, случившейся первого марта 1995-го: интервью оперативников и следователей, рассказы свидетелей, папиных коллег, его третьей жены Альбины. Уже во взрослом возрасте, сопоставляя содержащуюся в них информацию, я нашла массу несостыковок. Но не буду об этом – мы же собирались говорить о счастье… В МГУ родители поступали одновременно, но на разные факультеты – мама выбрала экономический. Смешной парадокс: если у Лены Есиной всегда был блестящий русский и безупречная грамотность, то у Влада Листьева с орфографией и пунктуацией  случались проб лемы, над чем невеста постоянно подтрунивала. За вступительное сочинение ставились две оценки, и если за содержание переживать не приходилось, то за грамотность папа запросто мог схватить неуд. Сочинение за него писала мама – благо в этот день у нее самой не было экзамена.  В толпе абитуриентов пробралась в огромную аудиторию, села подальше от глаз преподавателей. Аферу никто не заметил, и Влад  Листьев получил за сочинение 4/5. Со второго курса они уже жили вместе, и мама вспоминает, как отец опустошал для  нее клумбы в скверах, прячась от патрульных и дружинников, писал открытки, намеренно делая ошибки в каждом слове. Одно из таких шуточных посланий сохранилось: «Милая Малышка! Праздравляю тя з с Новам годам, жалаю тибе всяго самаго найлушево в жизни, как в личной, так и в общесвенной. Буть такая же виселыя, как мидведь на энтой аткрытки. Челую. Владик». Расписались родители тридцатого июля 1977 года. Невесте сшили красивое платье, а костюм жениху брали напрокат. На скромном торжестве присутствовали только обе мамы и несколько друзей молодоженов по спортив ной школе. К сожалению, из ЗАГСа и со свадебного застолья нет ни одной фотографии – пленка оказалась засвеченной. Следующим утром, тридцать первого июля, бабушка Лида уехала на два года в ГДР – как главного товароведа большого универмага на «Добрынинской»  и передовика производства ее отправили в дружественную страну по обмену опытом. И здесь возникает вопрос к тем, кто  утверждает, что молодую семью разрушила теща постоянным вмешательством в дела и нравоучениями: а не трудновато ли ей было вмешиваться, находясь за две тысячи килом етров? Я уже говорила о прекрасных отношениях, которые сразу сложились между бабушкой Лидой и папой. Свидетельством тому письма, которые писал теще в Германию зять, некоторые аж на двадца ти с лишним листах: «Здравствуй, мама! Сейчас перечитывал твое последнее письмо и, право, не знаю, с чего начать: новостей много и каждая так и норовит выскочить вперед другой. Ну да постараюсь по порядку…» В другом письме присылает схему (назвать набросок эскизом было бы слишком) костюма, который просит купить. Вместе с ма мой они померили все, что можно: объем груди, талии, бедер, длину ног, рук, плеча и зачем-то объем головы. Бабушка нашла именно то, что хотел Владик, и выслала посылкой, получив в ответ горячую благодарность. Лидия Ивановна вообще заботилась о молодых: покупала одежду, обувь, отправляла деньги – понемногу, но регулярно. Родители учились хорошо, получали стипендии, а папа еще подрабатывал дворником, почтальоном и любил делать маме подарки. Однажды преподнес золотое кольцо с большим красивым аметистом – сейчас оно у меня, надеваю по особым случаям. Когда несколько лет назад мы с бабушкой Лидой разбирали папины письма, я удивилась: – Почему они как будто написаны разными людьми? Здесь почерк размашистый,  летящий, а тут – убористый и ровный? – Обрати внимание еще на одну особенность, – попросила бабуля: – В одном случае он обращается ко мне на «ты» и «дорогая мама», а в другом «Здравствуйте, Лидия Ивановна!» Я по этим признакам сразу понимала: у молодых все хорошо или Владик опять нашкодил. Вот письмо,  присланное им «с картошки» из-под Бородино, куда каждую осень отправляли студентов журфака. Аккуратные строчки, да еще и завитушки. Потом выяснилось: «на картошке» у него был роман. Я уже почти забыла об этом разговоре, когда однажды нашла фотографию папы с какой-то девушкой, внешне похожей на его вторую жену Татьяну Лялину. Сделан снимок явно на природе, отношения запечатленной на нем парочки более чем определенны. Показала фото маме: –  Кто это с ним? – Однокурсница, дочка дипломата, тоже Татьяна. – Подожди, но вы же были уже женаты? Мама горько усмехнулась: – Да, были. Я решила сделать ему сюрприз и не предупредив, приехала в совхоз «Бородино». Вхожу в столовую и вижу, как Влад стоит перед этой Таней на коленях.