Вечер оказался прескверным, и, когда он собрался домой, ему пришлось спорить со своей же машиной.

– Мистер Гарден, вы не в состоянии управлять. Пожалуйста, воспользуйтесь автоматикой, а сами прилягте сзади.

Пит Гарден вцепился в рукоятку управления и произнес как можно членораздельнее:

– Послушай-ка, я вполне могу вести. Одна рюмка, ну, может, парочка, делает человека более осторожным. Брось сейчас же свои глупости! – Он нажал на кнопку стартера, но ничего не произошло. – Заводись, я кому говорю!

– Вы не вставили ключ, – ответил автомат.

– Точно, – проворчал он, чувствуя себя униженным. Возможно, машина все-таки права.

Он покорно вставил ключ. Двигатель заработал, но панель управления никак не хотела оживать. С рашмор-эффектором не поспоришь, и продолжать пререкания было бессмысленно.

– Ладно, вези сама, – произнес он, пытаясь сохранить достоинство, насколько это было еще возможно. – Раз уж тебе так приспичило. Похоже, ты просто придираешься по мелочам – как всегда, когда я… когда я чувствую себя неважно.

Он переполз на заднее сиденье и развалился там. Машина плавно оторвалась от земли и стала быстро набирать высоту, рассекая темноту ночного неба яркими сигнальными огнями.

Боже, как мерзко он себя чувствовал! А голова болела просто убийственно.

Он, как всегда, вернулся мыслями к Игре.

«Почему же все-таки она закончилась так препаршиво? Виноват во всем Сильванус Энгст, этот клоун, мой шурин, вернее, бывший шурин. Да, именно бывший, не следует об этом забывать. Я больше уже не женат на Фрее. Мы с Фреей проиграли, и потому наш брак распался, и мы начинаем все сначала, только теперь Фрея замужем за Клемом Гейнсом, а я вообще ни на ком не женат, потому что мне не удалось вытянуть “тройку”… во всяком случае, пока.

Я вытяну “тройку” завтра, – пообещал он самому себе. – А как только я это сделаю, им придется найти мне жену. В нашей группе я уже перепробовал со всеми».

Машина ровно гудела, пролетая над пустынной Калифорнией с ее заброшенными полями и покинутыми городами.

– Ты знаешь, что я был женат на всех женщинах нашей группы? – спросил он у машины. – А удача мне до сих пор так и не улыбнулась. Выходит, это моя вина. Верно?

– Может быть, – ответила машина.

– Но пусть даже так, разве, по большому счету, я виноват? Виноваты красные китайцы. Ух, как я их ненавижу! – Он бревном лежал на заднем сиденье и косился на звезды сквозь прозрачный колпак машины. – А вот тебя я люблю. Ты у меня уже много лет. И тебе никогда износу не будет. – Он почувствовал, как на глаза навернулись слезы. – Правильно я говорю?

– Это зависит от профилактических мер, которые вы должны неуклонно соблюдать.

– Интересно все-таки, что за женщину пригласят для меня?

– Интересно… – эхом отозвалась машина.

С какой другой группой его «Прелестный голубой песец» поддерживает наиболее тесные связи? Наверное, с «Соломенным чучелом». Эта группа собиралась в Лас-Вегасе, и участники ее были из Невады, Юты и Айдахо. Закрыв глаза, он попытался вспомнить, как выглядят женщины из «Соломенного чучела».

«Как только доберусь домой, в Беркли, – сказал себе Пит, – тотчас же…»

И тут он вспомнил нечто ужасное.

Он не мог вернуться к себе домой в Беркли. Потому что потерял Беркли в сегодняшней Игре. Беркли выиграл у него Уолт Ремингтон, объявив блефом его ход на тридцать шесть очков. Вот поэтому-то вечер и получился таким мерзким.

– Меняй курс, – хрипло приказал он автомату.

У него еще оставался почти весь округ Марин[1]; можно было остановиться и там.

– Летим в Сан-Рафаэль, – сказал он, принимая сидячее положение, и потер лоб дрожащей рукой.

– Миссис Гейнс? – спросил мужской голос.

Фрея не обернулась, продолжала расчесывать перед зеркалом свои короткие светлые волосы. Похоже, голос принадлежал этому противному Биллу Кэлюмайну.

– Не хотите ли вернуться домой? – спросил голос, и только теперь до Фреи дошло, что это говорит Клем Гейнс, ее новый муж.

– Вы ведь собираетесь домой, не так ли?

Клем Гейнс – крупный, пожалуй, даже слишком крупный мужчина, чьи голубые глаза казались ей разбитыми стеклами, приклеенными к глазницам, и притом довольно криво, – пересек комнату для Игры, направляясь к ней. Ему явно льстило, что она стала его женой.

«Но это ненадолго, – подумала Фрея. – Если только, – внезапно мелькнуло в ее голове, – к нам не снизойдет удача».

Она продолжала расчесывать волосы, не обращая на него внимания.

«Для женщины в возрасте ста сорока лет выгляжу я весьма недурно, – оценила она себя. – Хотя, конечно, в этом нет моей заслуги… Мы тут совершенно ни при чем».

Все они сохранились благодаря изъятию, а не приобретению: каждому из них по достижении зрелого возраста удалили железу Хайнса, и теперь они почти не старели.

– Вы мне очень нравитесь, Фрея, – сказал Клем. – Вы действуете на меня освежающе. Вы мне дали ясно понять, что я вам не очень-то нравлюсь.

Это, похоже, совсем его не беспокоило. А чего еще ждать от такого олуха?

– Давайте, Фрея, подадимся куда-нибудь и проверим, не мешкая, насколько мы удачливы…

Он осекся – в комнату вошел вуг.

Джин Блау, надевавшая пальто, простонала:

– Глядите-ка, ему не терпится выразить свою благожелательность. Они всегда так поступают.

Она сделала шаг назад, уступая дорогу вугу.

Ее муж, Джек Блау, стал искать глазами принадлежавший группе вуг-жезл.

– Я ткну в него парочку раз, и он уберется, – произнес Джек.

– Не надо, – воспротивилась Фрея. – Он не причинит нам вреда.

– Она права, – со смехом отозвался застрявший у буфета Сильванус Энгст, наливавший себе последнюю рюмку на дорогу. – Просто посыпьте его солью. – Он хихикнул.

Вуг, казалось, не замечал никого, кроме Клема Гейнса.

«Вот тебе и пара, – подумала Фрея. – Может быть, тебе лучше пойти куда-нибудь с ним, а не со мной?»

Конечно, она была несправедлива к Клему, поскольку никто из людей не сожительствовал со своими бывшими врагами. До этого еще не дошло, несмотря на все попытки пришельцев с Титана[2] сгладить враждебность землян, возникшую во времена войны. В отличие от землян они были кремнийорганической, а не углеродной формой жизни. У них был медленный метаболизм, и катализатором его был метан, а не кислород. И они были двуполыми… хотя, конечно, в собственном и чужеродном стиле.

– Ткни его, – посоветовал Билл Кэлюмайн Джеку Блау.

Тот несколько раз воткнул вуг-жезл в студенистую протоплазму пришельца.

– Убирайся, – грубо сказал он.

Затем, ухмыляясь, обратился к Биллу Кэлюмайну:

– Может, позабавимся с ним? Давай вовлечем его в разговор. Эй, вугги, тебе хочется мало-мало говорить?

Тотчас же на них обрушились нетерпеливые мысли титанийца, адресованные ко всем человеческим существам в этой их общей квартире.

«Имело ли место зачатие у кого-нибудь из ваших женщин? Если да, то мы готовы предоставить всю необходимую медицинскую аппаратуру и настоятельно рекомендуем вам…»

– Послушай-ка, вугги, – произнес Билл Кэлюмайн, – если нам вдруг привалит счастье, то мы постараемся оставить его у себя. Рассказать вам об этом – значит навлечь на себя беду, это все знают. Неужели вы до сих пор об этом не догадываетесь?

– Он это знает, – сказал Сильванус Энгст. – Ему просто не нравится думать об этом.

– А не мешало бы, – вступил в разговор Джек Блау. – Мы их здорово недолюбливаем, и к этому и добавить-то нечего. Пошли, – сказал он жене. – Пора домой.

Он нетерпеливо потянул Джин за руку.

Члены группы начали расходиться, спускаясь по лестнице к машинам, стоявшим возле дома. Фрея обнаружила, что осталась одна в компании вуга.