Эдуард Аркадьевич Асадов Нежные слова © Асадов Э.А., наследник, 2020 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020 Армянская песня Бодро иду я дорогой своей, В сердце моем ни тоски, ни тревоги. Девушка чистая, словно ручей, Мне пожелала счастливой дороги. Мы повстречались на самой горе, Сакля стоит у фруктового сада. Сладки и сочны плоды в сентябре, Гнется под гроздью лоза винограда. Девушка имени мне не сказала, Взгляд ее синим лучом пробежал. Счастья и друга в пути пожелала, Смех ее в сердце моем задрожал. Снова пошел я дорогой своей, Нет на душе ни тоски, ни тревоги. Девушка звонкая, словно ручей, Мне пожелала счастливой дороги. Только вдруг что-то случилось в пути: Руки вдоль тела повисли без силы, Стало мне жарко и трудно идти, Путь показался далеким, унылым… Нежно защелкал в кустах соловей, Солнце спускалось, в горах пламенея, Только у девушки голос нежней, Только у девушки губы краснее. Что же вы, сильные, крепкие ноги?! Надо шагать нам дорогой своей: Девушка быстрая, словно ручей, Нам пожелала счастливой дороги. Я постоял и обратно пошел. Сердце тревога неясная гложет. Что потерял я и что я нашел? Кто мне ответить на это поможет? Я воротник распахнул на груди, Душный, хмельной надвигается вечер. Белая сакля стоит впереди, Кто-то спускается быстро навстречу… Люди, прислушайтесь к песне моей — Лучше остаться сидеть на пороге, Если вам скажет «счастливой дороги» Девушка нежная, словно ручей! 1946 В землянке (Шутка) Огонек чадит в жестянке, Дым махорочный столбом… Пять бойцов сидят в землянке И мечтают кто о чем. В тишине да на покое Помечтать – оно не грех. Вот один боец с тоскою Глаз сощуря, молвил: «Эх!» И замолк. Второй качнулся, Подавил протяжный вздох, Вкусно дымом затянулся И с улыбкой молвил: «Ох!» «Да», – ответил третий, взявшись За починку сапога, А четвертый, размечтавшись, Пробасил в ответ: «Ага!» «Не могу уснуть, нет мочи! — Пятый вымолвил солдат. — Ну чего вы, братцы, к ночи Разболтались про девчат!» 1947 У опушки Чиж с березы трель швыряет бойко. Первый луч речную гладь согрел. Воздух – земляничная настойка, Два больших глотка – и захмелел. Ну, а если человек влюблен, Если встречи ждет и объясненья? От любви, от вешнего цветенья Как же парень должен быть хмелен! Он сидит, покусывая ветку, А вокруг ромашковый прибой, И не крыша парковой беседки — Синева без дна над головой. Меж кустов ручей змеится лентой, А над ним, нарушив тишину, Дятел, словно доктор пациента, Принялся выстукивать сосну. Постучит, замрет… И, удивленный, Круглым глазом книзу поведет, Где сидит на пне студент влюбленный, Смотрит вдаль, волнуется и ждет. Вспоминает, как вот тут зимою Две лыжни над речкою сошлись, Девушка с каштановой косою Засмеялась и скользнула вниз. Ничего как будто не случилось, Только смех в ушах стоял, как звон, Только сердце парня покатилось Вслед за нею круто под уклон. Были встречи, были расставанья, И улыбки, и в руке рука, Но пока все главное в тумане, «Да» иль «нет» не сказано пока. Но пора, теперь он все узнает, Ведь дорог отсюда только две… Вон и платье меж кустов мелькает, И коса венцом на голове. Видно, сердца разгадала муки, Улыбнулась искорками глаз, Подбежала, протянула руки И к плечу припала в первый раз. Взмыв над речкой, в лес умчался дятел. Шишка с шумом полетела вниз. Двое засмеялись, обнялись. Мы теперь тут лишние, читатель… 1948 Медвежонок Беспощадный выстрел был и меткий. Мать осела, зарычав негромко, Боль, веревки, скрип телеги, клетка… Все как страшный сон для медвежонка. Город суетливый, непонятный, Зоопарк – зеленая тюрьма, Публика снует туда-обратно, За оградой высятся дома… Солнца блеск, смеющиеся губы, Возгласы, катанье на лошадке, Сбросить бы свою медвежью шубу И бежать в тайгу во все лопатки! Вспомнил мать и сладкий мед пчелы, И заныло сердце медвежонка, Носом, словно мокрая клеенка, Он, сопя, обнюхивал углы. Если в клетку, из тайги попасть, Как тесна и как противна клетка! Медвежонок грыз стальную сетку И до крови расцарапал пасть. Боль, обида – все смешалось в сердце. Он, рыча, корябал доски пола, Бил с размаху лапой в стены, дверцу Под нестройный гул толпы веселой. Кто-то произнес: – Глядите в оба! Надо стать подальше, полукругом. Невелик еще, а сколько злобы! Ишь, какая лютая зверюга! Силищи да ярости в нем сколько, Попадись-ка в лапы – разорвет! — А «зверюге» надо было только С плачем ткнуться матери в живот. 1948 |
