Из-за молочного полупрозрачного облака выглянула круглая луна, пролив свой серебристый свет на огромный особняк, затерявшийся среди деревьев, вдали от города и его мирской суеты. У опушки леса, на весьма приличном расстоянии от поместья, припаркована чёрная иномарка. Трое мужчин стояли около нее, один чуть в стороне. Перебрасываясь друг с другом короткими фразами, они глядели в сторону дома, в окнах которого не было ни единого огонька. Время давно перевалило за полночь, и сейчас дом казался абсолютно пустым. Ничто не прерывало хрупкую идиллию уединенного места. Покой и тишина, едва нарушаемая стрекотанием сверчков в низкой, густой траве и шелестом веток от легких дуновений ветерка.

– Долго, – лениво, с нотками раздражения протянул один из мужчин. – Мы уже битый час тут торчим. Сколько можно?

– Тебе не хватает терпения, мой друг, – произнес второй, поднеся к губам сигарету, затянувшись, а затем выпустив клубок сизого дыма в чистый ночной воздух. – Тем более, погляди, они уже возвращаются, стало быть, дело сделано.

И действительно, из дома с разных сторон стали появлялись люди и, собравшись в кучку и немного выждав, один из них бросил в окно какой-то предмет, и они быстро направились в их сторону, а буквально через секунду прогремел взрыв, разнесшийся по округе, спугнувший всех птиц, которые, закричав, взвились в воздух. Сыпались обломки, и яркое пламя нещадно лизало их своими языками, уничтожая какие-либо доказательства всего случившегося в эту ночь.

Тем временем, небольшая группа одетых в темную одежду людей, из пяти-шести человек, во главе которой шел парень, лет восемнадцати на вид, взобралась на пологий склон и остановилась перед мужчинами, ожидавшими их возвращения.

– Ну как? – спросил у парня тот, кто держал сигарету.

– Господин, как Вы и приказали, все чисто. Никто не выживет.

– А слуги?

– Убиты абсолютно все, вплоть до их собак.

– Ну, это вы зря, я люблю животных.

Страх промелькнул в глазах юноши.

– Простите.

– Ерунда. Уходим, – выбросив сигарету, скомандовал всей группе мужчина и, бросив последний взгляд на горящий особняк, сел в машину. Второй, который изначально был рядом, не преминул последовать его примеру, заняв место на переднем сидении. Остальные же вернулись к другим двум машинам, припаркованным в стороне от основной дороги. Практически бесшумно заработали двигатели, и иномарки быстро скрылись из виду, оставив утонувший во мраке ночи, пылающий особняк, ибо луна вновь скрылась за большим черным облаком, и с неба стали срываться первые капли дождя.

Через несколько часов, когда начало светать и небо ненадолго прояснилось, на месте дома были лишь черные головешки и сгоревшие, обугленные балки. Вовсю работали пожарные, чтобы затушить последние горящие деревья, службы спасения и полиция, которая пыталась установить причины возгорания. Толпа зевак собралась, охая и причитая. А в стороне от всей этой беснующейся массы стоял мальчик. В его изумрудных глазах отражалась эта страшная картина, а сердце неумолимо наполнялось страхом.

За окном сплошной стеной лил дождь. Монотонный звон тысячи капель, с силой бьющихся о стекло и стекающих на стальной подоконник, срываясь с высоты второго этажа здания средней школы, заглушали установленные стеклопакеты, а потому в помещении слышались лишь его слабые отголоски. В классе было относительно тихо, если не учитывать едва слышных перешёптываний между учениками и спокойного, кроткого голоса молоденькой преподавательницы, диктующей детям отрывок из маленькой жёлтой книжонки, которую она держала в руках, медленно курсируя между рядами парт. Проходя между средним рядом и рядом у окна, учительница, на мгновенье, отведя взор своих карих глаз от столбцов с иероглифами и бросив его сначала на мальчика с золотистыми вьющимися волосами, а затем на раскрытую перед ним тетрадь, в которой кроме сегодняшней даты и названия диктанта больше не было ни единой строчки, остановилась.

– Микаэль, – строго обратилась она к мальчику, – мы уже заканчиваем, а у тебя до сих пор пустые страницы, в чем дело, почему ты не пишешь?

Вздрогнув, словно вырвавшись из плена собственных размышлений, мальчик обратил на нее взгляд своих чистых синих глаз и, снова опустив его, виновато произнес:

– Простите, Ханаёри-сенсей, у меня просто голова сильно болит.

– Почему сразу не сказал? – слегка сдвинула брови Саюри и, вздохнув, произнесла, не дождавшись ответа: – раз так, иди в медпункт.

– Нет, не хочу, – отрицательно мотнул головой Мика, – я лучше посижу. Я буду писать. – Он крепче сжал в руке шариковую ручку и растерянно поглядел в свою пустую тетрадку.

– В этом уже нет необходимости, – весьма равнодушно изрекла Саюри, – оценку я тебе уже поставила. Неудовлетворительно.

И прежде чем Микаэль успел возразить или элементарно задать вопрос «почему» и «за что», преподавательница сама ответила:

– За халатность. О таких вещах необходимо предупреждать сразу, чтобы потом не сидеть и не мешать остальным.

– А разве я мешал? – сдавлено вырвалось у мальчика. Да, он не писал с остальными, но он никого и не отвлекал.

– Ты своим пренебрежительным отношением сбиваешь общий рабочий настрой, – сухо ответила девушка. – Потому я поставлю тебе оценку еще и за поведение на уроке.

По классу моментально пронесся гул насмешливого хихиканья.

– Тихо! – одернула ребят Ханаёри и, не глядя больше на мальчика, пошла дальше к своему столу, – продолжим.

Снова в классе зазвучал её спокойный голос, и ученики вновь склонились над работой.

Вытирая тыльной стороной ладони потекшие по щекам слёзы, Микаэль поглядел в окно, за которым падающая с небес вода, казалось, и не думала прекращаться сегодня. С самого утра небо было затянуто серыми, нависшими над городом, тяжелыми тучами и дождь лил и лил не переставая. На пустом стадионе, виднеющемся за густой кроной высокого дерева, повсюду были огромные лужи. Совсем немного и он будет полностью затоплен. Мика смотрел на всё это и, дабы позабыть о жуткой несправедливости по отношению к нему, пытался думать о том, что если бы сейчас ударил мороз, и всё заледенело, можно было бы попробовать покататься по абсолютно гладкой, зеркальной поверхности став на коньки, будь они, конечно, у него в наличии. Тихонько усмехнувшись себе под нос, он опустил голову на скрещенные на парте руки, продолжая размышлять о мелочах, заглушая гнетущие сердце мысли.

Так с этими и другими подобными глупыми рассуждениями, он дождался окончания последнего урока. Собирая свои вещи со стола, Мика не обращал внимания на веселый трёп своих одноклассников, договаривающихся о встречах, о походах в магазины или в игровые центры, которые, в свою очередь, не обращали внимания на него, и он давно привык к этому положению, а потому просто покинул аудиторию.

Открыв свой шкафчик, Микаэль достал из него учебники. Пусть он и привык, но все равно было больно глядеть на исписанные маркером книги, в которых была вырвана добрая половина страниц.

Прикрывшись зонтом, который мог защитить от дождя, но не мог защитить от срывающихся, воющих порывов ветра, по пути выхода из двора школы, Мика остановился у стоящих около кирпичной стены, переполненных мусорных баков и выбросил свои учебники. Снова придется ломать голову, где достать новые, и гадать, как скоро они окажутся здесь, в том же плачевном состоянии.

Медленно двигаясь по мосту над дорогой метро, где как молния проносился поезд, унося с собой, в своих вагонах, сотни людей, Мика, уткнувшись безрадостным взором себе под ноги, сунув руку в карман брюк, размышлял над вопросами, разумных и здравых ответов которым, он дать толком не мог.

Почему так сложилось? Почему он стал изгоем? В чем была его вина? Что он сделал неправильно, чтобы с первого дня перехода в среднюю школу к нему отнеслись так холодно и равнодушно, причем не только его одногодки, но и некоторые учителя?