Но если ты сможешь удержать свое царство

И придешь, как до тебя отец, туда,

Где мысль обвиняет и чувство высмеивает,

Верь своей боли…

У.Х. Оден. Алонсо – Фердинанду

От края до края. От скупости к щедрости. От падения к взлету. От утраты к приобретению. От движения к вечному покою. От диссонанса к затяжной гармонии. От камня на забытой сельской дороге до огромных звезд и галактик. Добродетель, оставшаяся без ответа. Подвиг, залитый кровью, но забытый на следующий день. Сколько красивых всеобъемлющих фраз можно привести, но есть ли от них хоть какой-то смысл? Ведь все равно густая красно-алая заря когда-то перекатится в хмурый пасмурный день. Когда-то ясный спокойный день над тихим безбрежным океаном перед веселой ночкой вольет в себя рюмку буйного ветра, вода глотнет отравленной настойки, и океан покроется рябью, а вскоре и валами бешеных волн. И путешествует по океану миллиардов голов маленькая гордая кучка смелых воров, плутов, шарлатанов и колдунов, отрекшихся от всего, бившихся за саму идею, жертвующих всем ради не самой благой цели и сплотившиеся в один кулак, кучку которых до сих пор считают безумцами. И вот человек, идущий через этот ядовитый туман, морозную слякоть, черные до слепоты сумерки, соленый слезливый дождь, неоценимое ни кем горе и жгучую тело изнутри боль к яркому белому свету, радости и безмятежному счастью. И, казалось бы, конечная цель уже достигнута. Наступает новое утро. Это равно тому, как однажды человек вечером испытывает безумную зубную боль и ложится спать с единственной мыслью об одном – завтра эта боль пройдет. Именно в этот момент человек проявляет свое животное начало. И вот, небо над головой вновь покрывается густыми, беспросветными тучами. Зубы яростно скрипят из-за налёта грязи и скрежещут по себе от своей же боли. Полосы идут и идут. Их сосчитать, никому не дано. Исход только один? Жить не оборачиваясь? Жить не считая? Жить без полос или жить одной белой полосой?

Из окна видна белесая маячащая даль. Морозный багровый рассвет, похожий скорее на утихающий и кашляющий от простуды закат проявлял свои лучи на фоне всем привычной пленки – голубого или даже синего как речные волны, неба. Поцелованное всеми дневными жителями и по привычке оскорбленное ночными тварями, расплывчатое солнце начинало свой очередной полукруг. Только Бог знает, какой по счету..

И вскоре солнечный диск поднимается все выше и выше, как прыгун в высоту. Вот она столь схожая противоположность рассвету, брат близнец на другой стороне реки, избитый всеми любителями красивейших фотографий – закат. Последний луч убежит за кривую линию горизонта и на еще буйном небосклоне видны следы солнечного погожего денька по миллиону оттенков розового, оранжевого, бардово-лазурного света от красного, как первый летний загар, солнца на небе. Это агония умирающего дня. То чем будет отличен этот день от вчерашнего и завтрашнего. Завтра на миллисекунду солнце проснется раньше. Обеденный прыгун в высоту не выспится и прыгнет на сантиметр ниже, чем вчера. А закат отдаст небу простецкий желтый свет, лучи, с которыми не любят фотографироваться люди, потому что этот закат не переливается всеми цветами радуги. Но именно под этот неяркий желтый светик люди сейчас поднимаются в атаку и когда-то рвали мосты. Для кого-то этот свет был последним в жизни. Однако для этого парня девятнадцати лет не было ничего красивее этого умирающего солнца, хоть небесная мантия и не переливалась тогда цветами от красного до фиолетового.

Сейчас над моей головой спотыкнулся и упал двенадцатый час. Пора. Выплеванный небом закат давно нырнул в черную линию горизонта. Я встал из-за пыльного письменного стола, быстро оделся, взял ключи от квартиры на пятом этаже и выбежал на улицу. И вот уже сделано пару длинных шагов по мокрому от ночного тумана асфальту, а я еще ни разу не вздохнул. Куда, зачем я бегу? Никуда и незачем. Мне некуда идти, встречи со мной никто не ждет. Мне нравится лишь то, что на улице с выключенными фонарями, никого нет кроме меня. Я бегу куда-то лишь для того, чтобы сделать свой день хоть чем-то отличным от тысячи других.

Сколько людей погибло вчера, сколько умрет завтра? Кто-то погибнет, защищая рубежи своей необъятной Родины, а кто-то умрет от чрезмерного употребления спиртного под дверью у соседнего подъезда. Но какая разница кто как умер, какие идеалы он отстаивал в этой жизни. Все приходят в этот мир и уходят из него одинаково. Тяжела задача у Страшного Суда. Полнейшее разнообразие смертей у Него в коллекции. А судьбы некоторых гениальных людей так и останутся неизвестными до конца всего в этом мире.

В каких ограниченных рамках живут люди, если не могут представить себе бесконечность. Не у каждого современного человека укладывается в голове, что вселенная бесконечна. Ведь у всего в нашей быстротечной жизни есть конец. И счастью, и успеху, и неудачам, и взлетам, и сокрушительным, казалось бы, все разрушающим падениям. День умирает с рождением ночи, а ночь умирает с рождением утренней зари. Каждый год умирает с приходом нового года вот уже тысячи миллионов раз. Что такое по сравнению с этим одна человеческая буйная жизнь и очередная нелепая животная смерть?

Пробежав несколько сот метров, вдоль по улице я наконец-то увидел живое существо. Это была хромая, старая собака с провалившимися от голода боками. Она взглянула на меня своими человеческими глазами. Так смотрят люди, когда прощаются друг с другом навсегда, но не осмеливаются сказать это вслух. Эта собака была рада, что хоть кто-то разделил с ней сырость этой английской ночи. Потом она оставила меня наедине со своими мыслями. А сама скрылась за первым же поворотом. Люди. Люди. Люди. Не существует в городе бездомных животных. Вся их бездомность рождена в ваших руках. Я забежал в первый попавшийся мне магазинчик. Там был только один человек. Он безмятежно спал. Оставив деньги на столе, я схватил буханку хлеба и побежал за собакой. Поздно. Я ничего не разглядел. Я лишь видел ее стеклянные глаза, которые за минуту до этого горели жаром радости от встречи в сырую ночь на берегах Волги, накинувшей на себя мантию Темзы в эту ночь. Я положил перед мокрым носом буханку хлеба, это все, что я мог сделать. От сырости ночи, хлеб размяк и его частички, попавшие в струю воды медленно скатывались в большие лужи. Я развернулся и уже спокойно пошел домой. Нет! Я не верю. Этого не может быть. Я побежал назад к собаке. Все по-прежнему. Я схватил ее за еще теплую шею и молил Бога, чтобы она выжила. Куда Ты смотрел? Ты присматриваешь только мелкие человеческие грешочки, а смерти твоих более удавшихся детей-животных не замечаешь. На небесах тоже живет и тоже ошибается человек. Почему тогда он именуем всеми Человек, Бог, Творец?

Я в сумерках вернулся домой. Зайдя, начал раздеваться, но на секунду остановился и стал прислушиваться к удушающей тишине. На секунду мне показалось, что я полностью оглох. Лишь часы в коридоре очень громко тикали. Человек, которому впервые довелось бы услышать их грохот, не посчитал бы их пригодными для работы в спокойной и тихой квартире. Однако мне часы совершенно не мешали, наоборот создавали образ неизбежности и бесконечности. Я понимал одно, что это треклятое время не остановить даже глухой деревенской степной беззаботной ночи. Часы сильно отставали и это не удивительно, так как было хорошо, если в них меняли батарейки хотя бы раз в пару лет. Но эти часы ждали, жили и вот теперь, в этот самый момент, я никогда не забуду, что добрую четвертую часть жизни, я прожил каждый день, проходя мимо стареньких бежевых, всегда неточных часов. Все время, когда я проигрывал, побеждал, падал и вставал, они просто шли круг за кругом, стрелка, которая вечность гонится за другой стрелкой, но есть только миг идеального равенства и единодушия и название этого удивительного мига – секунда. Быстро пройдя коридор, я опустился на кровать и не отрывал от нее не единой части тела до утра. И вот. Новый день, старые мысли, мудрое утро и простофиля вечер. То, что было вчера – уже прошлое. Встаю, как и тысячи раз до этого, ровно в 7:30, ставлю левую ногу на пол в 7:31. Не вижу вокруг себя ничего и никого. Ощущение, что я ослеп. С полузакрытыми глазами завтракаю и выхожу также на улицу. Чаще всего в этот период года, светлеет поздно, а сегодня еще и пасмурно. Иду точно также ногами, как и вчера, точнее сегодня около 12 часов ночи. Та же дорога. Те же дома. Те же лужи и знакомые, опущенные вниз, серые лица людей. Вижу вчерашнюю собаку и вижу черных ворон, заканчивавших свой завтрак. Как и Раскольников, знаю точное число шагов до своей остановки, но данные каждого утра почему-то рознятся. Брыкаюсь в автобус с уже рассмотренными бранными репликами на спинках изрезанных ножом, сидений. Смрад, туман утра добрался и сюда. Противные, жирные, каменные, мумифицированные физиономии собрались вокруг меня. Старуха также ворчит на невозможность оплатить проезд из-за большого скопления индивидов, как и год назад. Недовольные как всегда люди с томными и мрачными мыслями не волнуют меня, также как и в следующем году. В голове черт разбери что. То смерть, то жизнь, то закат, то рассвет, то девочка с класса, то мысли об устройстве человеческой кисти. Вынырнув из автобуса тошнотно-желтого оттенка, перехожу улицу на все тот же зеленый сигнал, наступая то на белые полосы, то на черные части тела дорожного животного. Также как и вчера, и как завтра задеваю головой бумажные вывески мясной лавки, из которой все доносится смрад пропавшей еще на прошлой неделе свинины. По той же лестнице поднялся к паперти своего лицея с «пушкинскими» корнями. Потянув дверь за ручку, замазанную салом рук смазливых толстячков и толстушек, бросил свое тело в толпу школьников, а точнее Лицеистов! Поздоровался с той же старой, дряблой, озлобленной на жизнь, а не на свою молодецкую глупость, вахтершей и, сняв ту же самую одежду и не переобувшись по требованию все тех же льстивых учителей, принесших свои семейные драмы на обсуждение детей, прошел по заляпанной уличной грязью лестнице. Первые уроки все также проходят за наблюдением ренессанса утренней зари. День движется. Вялость передалась и сегодняшней погоде, которая все никак не хотела просыпаться от лихорадочно – длительного суточного сна. Солнце спит зимой подольше, но оно давным-давно встало, но лучше уж спало бы дальше. За пеленой этих дымчатых облаков не видно ни одного его ясного, по-весеннему бодрого освежающего луча. Путь из школы, а точнее Лицея, ничем не отличался от утреннего путешествия, он проходил лишь по другой стороне дороги. Как будто, утром я проехал жизненный путь, а сейчас карабкаюсь к его началу как мальчуган, который уже скатился с горки, но все равно поднимается назад на вершину, чтобы еще раз испытать радость и удовольствие от скатывания. И, казалось бы, зачем тебе кататься еще раз? Ведь, ты уже испытал удовольствие. Дай насладиться и другим. Оставь горку и иди домой. Жеманство и глупость человека не дают понять этой простой истины. Так и катились мои дни в этом Волжском городе с английскими ночами и южноафриканскими днями. По пути домой я замечал, что каждый день на небольшом пригорке лежит собака и уходит в тот самый момент, когда приезжает мой автобус. Но этот раз был по-настоящему особенный тем, что после этой визуальной встречи, я не видел эту собаку больше никогда. Просто ли это случайность или закономерность, или шальная собачья жизнь, или отсутствие человеческой привязанности? Жизнь быстро перелистывала свои страницы, а я не успевал проставлять даты на предыдущих ее листах. Недели летели в пропасть за другими неделями. Дни рождения давно перестали быть самым ярким событием года. С трудом припоминались особенные события детства. С удалением от детства и юношества, у нас порой забываются те проблемы, от которых не было укрытия в детстве. Не была моя жизнь скандалом, но не была и тихой заводью. Еще недавно мне нравилась жизнь скандалиста, я думал, что талант всегда заключается в несогласии со всем миром, выходом за привычные рамки. Но с каждым днем я все дальше от этого ухожу. Приходит понимание, что талант выражается скорее в согласии с этим миром. Если бы писатель или поэт не был согласен с окружающим его миром, он бы не смог рассуждать о его проблемах актуально для всех последующих поколений. Писатель ведет диалог со своим читателем. И если автор не будет согласен с ним, именно так, а не наоборот, тогда он не найдет отклика в своих будущих читателях и не будет актуален. Это грозит вечным забвением, что является для писателя полнейшим крахом. Ведь, для чего человек берется, брался и будет браться за перо или ручку? Цель этого только одна. Увековечить свои мысли. Никто не говорит, что эти мысли правильные, хотя истина относительна и у каждого она своя. Эти мысли хоть и подкорректированы эпохой, но они важны как минимум для одного человека. А читатель уже сам решает, также важны ли они для него? Пока они хоть кому-то интересны кроме самого писателя, человек жив как творческая натура.