Месяц назад Купцов задумал важнейшую, как ему казалось, в своей жизни операцию. Он знал, что у подножия гор на немецкой территории находится лагерь военнопленных. Почти три тысячи человек, занятых на ремонте стратегической автодороги, пострадавшей после бомбежек.

Охрана небольшая, людей у немцев не хватает. В лагере вполне реально устроить восстание. Если оно удастся, то можно будет из освобожденных узников сформировать пару батальонов, сбросить им с самолетов оружие и поставить боевую задачу. Они должны будут захватить и удерживать до прихода своих ближайший к лагерю городок Суховец и стратегическую дорогу, проходящую через него.

Чем не идея! За такое можно и Героя отхватить.

Купцов вспомнил, как организовывал подготовку и заброс разведгруппы в район нахождения концлагеря. Цель – войти в контакт с подпольной организацией лагеря во главе с майором Петриченко. Купцов доверял этому человеку, поскольку знал его лично.

Однако данному замыслу не суждено было сбыться. Поначалу все шло нормально. Командир разведгруппы передал даже время и дату начала восстания. Но оно не состоялось. Разведгруппа погибла. Полтора десятка заключенных, прорвавшихся через колючую проволоку, были пойманы и расстреляны.

Купцов жадно затянулся.

«Кто виноват? Конечно же, я. Разведгруппу готовил наскоро, опыта в таких делах у меня нет. Придется в рапорте брать вину на себя. Ох, как не хочется. А может, восстание не состоялось потому, что среди организаторов нашелся предатель? Точно, предатель! Этот вот парень в чехословацкой форме вполне сойдет за такого».

Купцов окинул Званцева пристальным взглядом. Страха в глазах его он не нашел. Всякие люди стояли перед ним. Одни тряслись, зная, что их ждет, другие ненавидяще глядели на него исподлобья, готовые вцепиться в глотку. А этот смотрел куда-то в сторону, словно чувствовал собственную невиновность.

Что ж, и не таких ломали. Хотя сначала лучше с ним по-доброму.

– Садись, лейтенант. В ногах правды нет. – Купцов указал Званцеву на скамью и обратился к своему помощнику, который сидел и заполнял шапку протокола: – Пойди, Сафин, погуляй. – Когда тот вышел, Купцов негромко произнес: – Вот что, Званцев. Времени у меня в обрез, поэтому давай договоримся прямо сейчас.

– О чем?

– Молчи, слушай меня. – Купцов вытащил новую папиросу, закурил и продолжил: – Я понимаю все случившееся с тобой следующим образом. Ты входил в лагерный подпольный комитет. Так?

– Так.

– Комитет возглавлял майор Петриченко. Ты знал такого?

– Не только знал. Мы вместе готовили побег.

– Хорошо, пойдем дальше. Побег вы готовили, но тебя раскрыли, пытали. Ты не выдержал и…

– Вы хотите сказать, что я выдал?

Купцов глубоко затянулся, выпустил струю дыма прямо в глаза Званцеву и заявил:

– А ты парень догадливый.

Теперь уже Званцев глядел на офицера Смерш в упор.

– Хотите сделать из меня предателя?

– Подожди, не кипятись. Молчи и слушай меня. Ты напишешь покаянную, где изложишь все, что я тебе скажу. А затем… Ты офицер, летчик, участвовал в боях. Поэтому направим мы тебя не в трибунал, а в фильтрационный лагерь. Получишь ты пятерик и легко отделаешься. А если нет, то трибунал, но с другой формулировкой: «Добровольная служба у врага с отягчающими обстоятельствами». На юридическом языке это означает: статья пятьдесят восьмая, измена Родине. Понимаешь, чем тебе это грозит?

Званцев почувствовал, что в нем закипает злость.

– Это я-то предатель? Ишь ты, какой красивый! – Он, сам того не замечая, перешел на «ты». – Да меня за три дня до намечавшегося восстания отправили в другой лагерь!

– Ну и что? Выдал и отчалил, чтобы свои не придушили. – На лице контрразведчика появилась ехидная улыбка.

Званцев поднялся со стула.

– Вот что, товарищ капитан…

– Я тебе не товарищ. Для тебя я гражданин капитан.

– Так знай, гражданин капитан, что меня несколько раз могли убить. Я рисковал жизнью не только ради спасения собственной шкуры, а в первую очередь для того, чтобы донести до командования сведения о новейшем немецком самолете. Тебя, похоже, это не интересует.

Теперь уже поднялся Купцов, погасил папиросу и проговорил:

– Я представитель контрразведки Смерш, и меня интересует любая информация, даже если она похожа на сказку. Что за самолет? Откуда взялся?

– Новейший реактивный самолет. Я уже говорил об этом.

– Какой такой реактивный?

– Как вам объяснить? Это тот, который без винта. Он развивает гораздо большую скорость, чем обычный.

Теперь Купцов смотрел на Званцева уже с презрением. Капитан не любил, когда кто-то знал больше, чем он.

– Что ты несешь, прихвостень фашистский? То ему кто-то в плену заправил советский истребитель и помог долететь. То он обнаружил у немцев самолет без винта. Ха! Без винта самолет?! Да ты что, меня за идиота держишь?

– Выходит так, – почти шепотом произнес Званцев, но все-таки не настолько тихо, чтобы не услышал Купцов.

Тот изрядно разъярился и подошел вплотную к Званцеву. В такой манере с ним еще никто не разговаривал.

Удар был нанесен с размаху. Грузный Купцов так вот сбивал с ног любого мужика. Но Званцев устоял, лишь слегка попятился назад, вытер кровь с разбитой губы.

– Мордобитием занимаешься! – Званцев тяжело дышал. – Летную форму нацепил, а в кабину самолета, наверное, ни разу в жизни не садился.

Это было правдой. Работники контрразведки Смерш всегда облачались в форму того подразделения, при котором состояли.

Это напоминание вконец завело капитана. Он сжал кулаки, с остервенением набросился на Званцева, но тут же получил правый прямой в челюсть и упал на пол. Игорь Званцев был когда-то чемпионом Москвы и до сих пор не утратил боксерских навыков.

– Ко мне! Скорее! – заорал, поднимаясь, Купцов.

Тотчас в комнату влетели двое молодцев во главе с лейтенантом Сафиным, несколько минут назад писавшим протокол. Званцев не сопротивлялся. Его быстро повалили на пол. Первые удары и пинки он ощущал, но вскоре потерял сознание.

– Что с ним делать? – спросил Сафин.

– Что-что. В трибунал его! – прорычал Купцов, потер ушибленный подбородок, сплюнул и грязно выругался.

Во второй половине февраля день заметно прибыл, но график работы не изменился. Военный юрист третьего ранга Маргарита Мещерская устало перебирала листы с обвинительными заключениями и протоколами допроса для завтрашнего заседания военного трибунала. Шесть, семь… девять. Ох, когда же это кончится?

Опять будут приговоры, в том числе расстрельные. Ладно, эти двое каратели. Один из них был полицаем, другой шоферил на фашистской душегубке. Но своих-то зачем гробить? Вот сержант, пятьдесят два года, наверное, внуки есть. Вышел из окружения без документов. Или другой, совсем молодой парень, по ошибке стрелял по своим. Или вот этот летчик…

Стоп! Рита едва не выронила из рук лист с обвинительным заключением, где было разборчиво написано: «Званцев Игорь Николаевич, старший лейтенант». Далее было указано последнее место службы. Пятьдесят восьмая статья, измена Родине и добровольное пособничество врагу.

Рита отложила лист обвинительного заключения и протокол допроса в сторону, закрыла лицо руками. Званцев Игорь Николаевич, ее бывший муж!

Военный трибунал располагался в небольшом одноэтажном домике. В этот час, еще не самый поздний, кроме Риты там никого не было. Лишь часовой у входа одиноко прохаживался взад-вперед.

Трибунал состоял из четырех человек: председателя, двух членов и секретаря. Председателем был Нижегородов Павел Рудольфович, военный юрист второго ранга, суровый на вид мужчина лет сорока. Ему помогали Маргарита Мещерская и Лев Швейцер, немолодой уже, почти старик, который всегда и во всем соглашался с мнением Нижегородова. Все трое были членами ВКП (б). Беспартийной была только секретарь, совсем еще юная Зоя Василенко. Но к вынесению приговоров она не имела никакого отношения.