Когда бог создавал человеческую психику,

его отвлекли домашние дела.

Теперь сам черт в ней не разберется!

Основной секрет психиатрии.

Цивилизация картофеля

Глава первая

Геннадию Кабанову снился интересный сон, будто он, управляя мощным байком, пытается удрать от полицейского патрульного автомобиля.

Погоня была динамичной и захватывала дух. Мотоцикл ревел, матюгальник патрульной машины орал сиреной и плевался обидными фразами, а кровь стучала в висках, раскаляя мозг адреналином.

Генка не помнил, почему его преследуют стражи порядка, но это было не важно, поскольку в реальной жизни подобные события случались с ним постоянно. Во-первых, он всегда превышал скорость, а во-вторых – никогда не ездил трезвым. И в этот раз он чувствовал знакомое влияние алкоголя, крепко вонзившегося ему в голову.

Впереди возник железнодорожный переезд, и Генка увидел, как светофор блеснул красным светом, а шлагбаум плавно опустился, перегородив дорогу.

– Попался, паштет с моторчиком! – рявкнул сзади матюгальник. – Сейчас устроим сексуальную оргию!

– Рано радуетесь! – крикнул Генка в прозрачный наличник шлема и увеличил скорость.

Мозг работал как часы, и потому в генкиной голове возникла мысль, что поезд никогда не появляется сразу, так как шлагбаум перекрывает путь заблаговременно. Генка направил байк по встречной полосе, собираясь объехать красно-белую перекладину. Сердце его наполнилось предвкушением победы. Сейчас он даст ходу через переезд, а полицейские останутся с носом! Пусть участвуют в оргии без него. Вдвоем.

Вдруг какая-то другая, совершенно шальная мыслишка, выстрелившая из глубины памяти, попыталась помешать уже сложившейся схеме, но Генка отринул ее в сторону и еще добавил газа. Подлая мыслишка не сдалась. Она прорвалась сквозь адреналиновую завесу и заверещала в черепной коробке: «Кретин, ты забыл об устройствах заграждения переезда!»

– А?! – спросил Генка у самого себя.

Перед глазами Кабанова возникла железная плита, поднявшаяся из асфальта. Она полностью перекрыла проезжую часть дороги.

– Ага! – понимающе сказал Генка.

Но понимание уже не помогло, поскольку тормозить было поздно.

Сначала Кабанов увидел, как переднее колесо байка втыкается в железную плиту. Затем в воздухе мелькнули его руки, не удержавшие руль, а следом за ними просвистели и ноги, движением своим заворачивая тело в некое подобие бублика.

Все происходило в странно медленном темпе, но Генка об этом не думал, как, впрочем, и о том, почему полицейский матюгальник пропел гнусавым тенором строчку из старой песни: «Летать так летать». Его внимание было захвачено видом байка, развалившегося на части.

Обгоняя в полете тело и голову, мимо лица Кабанова промелькнуло переднее колесо мотоцикла, потом бензобак, и сразу же в глаза ударил резкий пучок света. Но длилось это не больше секунды, а затем прямо перед Генкой возникло ветровое стекло локомотива, за которым четко обозначились фигуры трех человек: машиниста, его помощника и патрульного сержанта полиции, застывшего на входе в кабину.

Лица обитателей локомотива были вытянуты, глаза их удивленно округлились, а губы синхронно шевелились. Они хором произносили матерную идиому, знакомую любому россиянину с детства.

Генка ничуть не обиделся, поскольку ему на это не хватило времени.

Он прошептал:

– Окружили, гады…

*

Геннадий Кабанов проснулся и, не открывая глаз, перевернулся на другой бок. Нога съехала вниз и коснулась холодного пола. Он быстро поднял ее, открыл глаза и тут же зажмурился. Свет был неярким, но беспокойным. Рывком подобрав ноги к животу, он сел, протер пальцами глаза и удивленно огляделся. А удивляться было чему.

Генка находился в узком и длинном помещении с прикрученными к стенам лавками, на одной из которых он и сидел. В комнате не было окон, зато имелась большая дверь без следов каких-нибудь ручек или замков на ней, и дверь эта, по всей видимости, была заперта снаружи. Помещение освещала единственная светодиодная лампа, прилепленная к потолку. Она заливала пространство тусклым подвальным светом, из-за чего место, в котором пребывал Генка, выглядело тоскливым и неуютным.

Кабанов опустил глаза вниз и увидел, что все лавки оббиты тонким слоем дермантина, пол покрыт крашеным листовым железом, а стенки и потолок забраны дешевым пластиком. И все это пропускало в комнату какой-то посторонний, до боли знакомый звук!

Прислушавшись, Генка понял, что находится в движущемся поезде. Колеса мягко клацали на стыках рельсов, а вагон плавно покачивало.

– Куда это я еду? – тупо поинтересовался Генка у потолка.

Он потянулся в нагрудный карман за смартфоном, в котором имелся навигатор, но не нашел ни кармана, ни смартфона. Им овладела паника. Как это так?! Кабанов вскочил на ноги и, не обращая внимания на холодный пол, зябко кольнувший ступни, оглядел себя спереди. Осмотр вогнал его в ступор.

Он был одет в мешок!

Обычный пятидесятикилограммовый мешок, в котором хранят муку и сахар. В нем зияли три дырки: две поменьше для рук, и одна большая для головы. Нижний край новой генкиной одежды заканчивался возле колен. Правда, ткань мешка была совсем не синтетической, а мягкой, и структурой своей походила на хлопчатобумажное изделие, но Генке от этого легче не стало.

Задрав низ мешка вверх, Генка понял, что другой одежды на нем нет. В том числе и нижнего белья.

– Странно, – заметил он вслух, опуская края мешка вниз. – Прямо как баба в ночной сорочке. Хорошо – мужа тут никакого нет, ожидающего исполнения супружеского долга.

Ощупав руками голову и лицо, Кабанов обнаружил, что он коротко подстрижен и гладко выбрит.

– В армию загребли, что ли? – поинтересовался Генка у лампы, горящей под потолком. – Вряд ли. Денег военкому отклюжено – роту в сто человек можно месяц кормить мясом вместо сои! Да и в мешки там не одевают. Хоть и дерьмо материал – все же трусы выдают. А это что за одежда? Тьфу! А обувь? Даже шлепанцев никаких нет.

Кабанов улегся на лавку и подтянул к животу озябшие колени.

Кто он? Где он? Как и зачем он здесь вообще? Генка принялся думать, но мысли заворачивались в какой-то абсурдный хоровод и ничего путного в них не было. Да, он помнил имя и фамилию. Он помнил страну, в которой живет, он знал историю мира, но вот отчества в уголках своего мозга отыскать не мог.

Ужаснувшись такому факту, Генка подумал о нежных материнских руках, разомлел было, но вдруг с ужасом осознал, что забыл не только имя матери, но и ее саму! Вот это случай! А в каком городе он жил, где учился, с кем дружил? Тоже не помнит? Да! Так что же осталось в генкиной памяти? О себе только одно: он – Геннадий Кабанов.

Нет! Еще воспоминание о каком-то военкоме, которому пришлось «отклюжить» сумму, достаточную для прокорма целой роты…

Покопавшись еще немного в мыслях, Генка пришел к выводу, что он прекрасно ощущает свой возраст – двадцать пять лет. А вот дата рождения в голову не пришла. Рост – сто семьдесят восемь сантиметров. Вес – семьдесят пять килограммов. Скорее худой, чем толстый. Как-то нехорошо получалось: здесь помню, тут не помню, а в эту газету рыбу заворачивали. Откуда последняя фраза? Бог ее знает.

Кабанов поднес к лицу обе ладони и сжал их в кулаки. Странное дело – в мозгу мгновенно возникло ощущение рифленых мотоциклетных рукояток, требовательно впившихся в бугорки мышц. Он распрямил пальцы, и они тут же послали в голову импульс, связанный с огромным количеством движений. В отличие от самого Генки – пальцы его помнили все.

Они помнили клавиши компьютера и экран смартфона. Они знали, как откупорить бутылку пива и держать вилку с ножом. Они помнили даже горячую нежность обнаженного женского тела. Но последнее относилось не только к пальцам!