Редактор Галина Зайнуллина

Иллюстрaтор Сергей Умаров

© Рамзан Саматов, 2020

ISBN 978-5-0051-4682-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Для прапорщика Яна Мицкевича, недавно выпущенного первым классом из юнкерского училища, это был первый бой, первая сабельная атака. Встречный ветер свистел в его ушах и вышибал слёзы из глаз; лицо под козырьком кивера, нагретого палящим солнцем, заливал пот; рот, искажённый криком «ура», извергал нескончаемое «а-ааа». Упоительный победный вопль Яна сливался с боевым кличем драгун, казаков и топотом лошадей, скачущих во весь опор. Казалось, ничто не могло остановить людскую массу, в едином порыве мчащуюся на врага. Ян чувствовал себя частицей лавы, изливающейся из проснувшегося вулкана.

Испытывал ли он страх перед противником? Ведь на него стремительно надвигалась столь же устрашающая лава неприятеля. Нет, паники не было! Вместо неё – молодецкая удаль, гусарская лихость и нескончаемый восторг, без тени шапкозакидательства. Потому что рядом его друзья, товарищи, однополчане… Вон впереди на белом коне мощная фигура генерала Скоблова, облачённого в белоснежный китель; рядом, с опережением на полкорпуса, – вороной жеребец прапорщика Громбашевича; справа от них – чистокровный ахалтекинец с юным безусым всадником в седле; позади – нескончаемый, ощетинившийся пиками поток драгун и казаков. Яну ли испытывать страх среди таких молодцов!

– Ы-ых! – первый в жизни удар саблей по живой плоти слева-направо-вниз.

– Ы-ых! – ещё один рубящий удар на выдохе.

– Ы-ых! Н-наа!

Удар, ещё удар. Отбил, увернулся, кольнул…

Всё смешалось на поле битвы, завертелось в лихом столкновении с джигитами алайцев – многоголосый шум, крики раненых, лошадиное ржание, возгласы командиров.

Алайские киргизы тоже не промах. Вот они теснят левый фланг, но сила русского оружия на порядок выше. Стремительный взмах руки генерала Скоблова в сторону слабеющего фланга – и Мицкевич с Громбашевичем устремляются туда, увлекая за собой драгун. Полусотня русских всадников с пиками наперевес врезаются между своими и теснящими их джигитами, отсекая ряды врагов, словно пласт сала острым ножом. Какой-то смельчак твёрдой рукой запускает пику в коня под предводителем алайцев. Тот обрушивается на землю, но резво вскакивает на ноги, сжимая в руках кривые клинки. Он быстр – настоящий барс, один из сыновей Алайской царицы. Вокруг него тут же смыкаются стеной верные нукеры. Они готовы отдать жизнь за своего командира. У Яна мелькает шальная мысль: «Хорошо бы захватить царевича в плен!»

– Ребятушки! – крикнул он. – За мной! Вперё-оод! Не убивайте этого джигита. Это Батырбек – сын Алайской царицы. Берите его живьём!

Но куда там! Вокруг Батырбека – лучшие из лучших нукеров, не подступиться. Однако прапорщик Мицкевич не ослабляет напор, не зря же он был в юнкерском училище одним из лучших фехтовальщиков. Раздавая направо и налево удары, он медленно пробивает путь к Батырбеку. В это время на правом фланге русских слышится победное «ур-раааа» – противник бежит. Ян радостно поворачивается на клич и… получает сокрушительный удар по голове, который сносит его с лошади. Звуки пропадают. Он лежит на земле, раскинув руки, правая сжимает саблю. Над ним мелькают подковы, лошадиные брюхи, каблуки со шпорами и серебристые лезвия сабель. В гаснущем сознании Яна искрой вспыхивает мысль: «Странно… ни одна лошадь на меня не наступила…»

1868 год. Бухарский эмират.

Туркестанское генерал-губернаторство1

В начале второй половины девятнадцатого века в Бухарском эмирате сложилась напряжённая обстановка. Причиной тому были непростые отношения с Российской империей. Их итогом стало формирование двух лагерей. Первый состоял из бухарского духовенства и сановников, требующих от эмира твёрдой и радикальной деятельности против России, второй представляло бухарское купечество, заинтересованное в сотрудничестве с северным соседом.

Между тем военные действия в тот момент Бухарскому эмирату, ослабленному предыдущими походами русских, были не нужны. Он ещё не оправился от отделения Кокандского ханства. Вместе с тем российское военное руководство тоже не желало активных военных действий. Его первоочередной задачей являлось укрепление новосозданных административных единиц Туркестанского генерал-губернаторства и урегулирование испорченных отношений с Кокандом2.

На бухарском троне тогда восседал эмир Музаффар, такой же кровожадный и жестокий, как его отец – эмир Насрулла, самый безнравственный из всех правителей династии Мангытов на троне Бухары. Бухарцы называли его «мясником». Продолжительное правление Насруллы ознаменовалось низменным коварством, колоссальной бесчестностью, стяжательством и ужасными злодеяниями: ему ничего не стоило устраивать казни своих подданных сотнями в день.

Возгордясь своим мнимым могуществом, эмир перестал считаться с какими-либо принципами в отношениях между странами. По его приказу были брошены в тюрьму, а затем прилюдно казнены на Регистане3 посол Англии со свитой, турецкий военный, итальянские купцы. Обвинения, брошенные против иноземцев, полностью соответствовали уровню развития бухарского самодура и его приближённых.

– Повелитель приказал казнить иноверцев! – объявили глашатаи на площади. – Кяфиры обвиняются в том, что привезли с собой ящики с чаем, перемешанным с алмазной крошкой, чтобы отравить всех жителей нашего святого города. Кроме того, они одержимы колдовством и с помощью множества искусных вещей умеют превращать день в ночь.

– А-ах! – в едином выдохе ахнула площадь.

Два палача поставили несчастных на колени, схватили за подбородки и, запрокинув их головы, одновременно резанули по горлам. На жёлтый песок Регистана полилась алая кровь невинных жертв.

– О-ох! – вдохнула площадь.

– Кассоб! – это уже шёпотом, вполголоса, чтобы не слышали соглядатаи. – Амири-кассоб…4

Неизвестно, сколько бы продолжалась тирания Насруллы, но однажды он имел неосторожность силой взять в жены дочь своего злейшего врага – бека города Шаар-Сабиза. Женщина, не выдержав бесчестия и многолетнего унижения, влила ртуть в ухо спящего эмира. Деспот умер в страшных мучениях, но перед этим успел насладиться казнью преступницы.

– А-аа! – корчился от боли Насрулла. – Дочь шайтана! Гореть тебе в аду! О Аллах, не дай мне умереть! А-ааа! Будь проклят тот день, когда я взял её в жены! А-аа!

Несчастная была зарезана на глазах умирающего. Ради прихоти тирана совершилась ещё более ужасная казнь – на плаху взошли и дети, нажитые в совместном браке с отравительницей.

Наследник престола Музаффар мало чем отличался от своего отца. Родовитые кочевые узбеки хорошо знали его любовь к кровопролитию, склонность к деспотизму и жестокосердие, поэтому совсем не желали видеть своим повелителем. Но неожиданная смерть эмира Насруллы заставила их волей-неволей возвести Музаффара на престол. Это не помешало ему истребить тех из их числа, кого он подозревал во враждебном отношении к себе. Ни во что не ставил новоявленный эмир и достоинства узбекского военного руководства. При его отце было заведено на всех письменных указах и распоряжениях, направляемых от лица эмира, вместе с печатью повелителя ставить печати и некоторых узбекских высших сановников5. Через короткое время Музаффар перестал это делать и в противовес своему узбекскому окружению сосредоточил всё внимание на молодых красивых персидских рабах. Что бы эмир ни захотел совершить, дурное или благое, они во всём ему потакали, всячески льстили и сами во всём подражали покровителю.