Ночь.

Во всей своей очевидности.

Насыщенности.

Полноте.

И – почему-то вдруг подумалось – непорочности.

Хотя на самом деле – и эта ночь, и сама нынешняя наша жизнь, с некоторых пор, состоят из ряда других слагаемых – противоположных по своей сути, нередко противоречащих друг другу и вступающих в бессмысленное противоборство…

Ощущение легкого, как щипок первого, еще робкого, предзимнего морозца, – беспокойства… Для которого нет явной причины.

Пронизанный колючей прохладой, словно ощетинившийся, почуявший близкую опасность, еж, – воздух.

Несмотря на то, что на дворе – июль.

Шестнадцатое.

Середина месяца и абсолютная макушка лета.

Прохладно оттого, что климат в здешних местах – серьезный. Суровый. Резко континентальный. Днем температура воздуха может подниматься до плюс тридцати градусов и выше, а ночью опускаться до минус одного и ниже…

Улица.

В невыразительном, бледно-желтом свете изрядно похудевшей ликом, будто от долгого, изнурительного сидения на строгой диете, луны – просматривается лишь в ближней перспективе. Метров на двадцать-тридцать. И то весьма смутно.

(Возможно, это меня и беспокоит – явная недостаточность света…).

У тощего фонаря-дылды, железным истуканом застывшим в каком-то комическом, нелепом полупоклоне, как будто ему от души врезали под дых, – выбит единственный: единственный и огромный, эллипсовидный – «циклопический» – «глаз».

Скорее всего, «злодейство» с лишением фонаря «зрения», совершено недавно.

На узком тротуаре, с невесть когда положенным асфальтом, от которого остались одно лишь грустное «воспоминание», да мелкие и острые камешки, хорошо чувствуемые стопой через тонкую подошву обуви, и разбитой вдрызг проезжей части дорожного полотна – скалятся осколки толстого матового стекла, тускло поблескивая под фарами ныряющих в пугающую неизвестностью и непредсказуемостью даль – машин.

Здесь же находим мы – классическое, «убийственное» орудие пролетариата (согласно отечественной – советской – трактовке, некогда жутко угнетенного свирепым, кровожадным монстром – мировым империализмом…) – тяжелый камень-булыжник.

(Была же кому-то охота – откуда-то нести эту булыжину сюда – наверное, от местной речки, на берегах которой можно найти немало подобных произведений природы – чтобы шарахнуть этак по фонарю…).

Поэтому теперь – только в светлую часть суток, можно, не напрягаясь, прочитать объявление, набранное на пишущей машинке – заглавными буквами – и приклеенное к боковой стенке автобусной остановки:

«Молодая и обаятельная женщина, модельной внешности, без комплексов и вредных привычек, предлагает состоятельным мужчинам приятно провести время. Ч*** – центр, а/я 737».

Вероятно, бумажка эта (около трети обычного стандартного листа) с простенькой, такой, ненавязчивой совершенно информацией, висит здесь, не корысти ради, со времен незабвенных прародителей наших – Адама и Евы (конечно, если тогда в ходу были пишущие машинки…). И никому, в том числе автору, не пришла в голову мысль – ее содрать, зачеркнуть написанное, или заклеить каким-нибудь другим клочком бумаги, как это обычно делается ушлыми представителями вновь народившегося в стране «класса», то есть распространителями всякого рода рекламной продукции, главной целью которых, точнее, тех, кто за ними стоит, является одурачивание наивных и доверчивых соотечественников (как одурачивают – в одночасье, повсеместно и в неисчислимом количестве объявившиеся по наши души, в космическом же, атомном нашем веке, – «потомственные» ведьмы, колдуны, знахари, ясновидящие и прочие шарлатанствующие деятели…).

Содрать – нет!

Но, вот, перед соблазном поучаствовать в развитии столь смелой, очень чувствительной для нашего брата «темы» – некоторые малосознательные «братья» – не устояли. Да и присочинили, пониже и сверху, несколько фривольных, не вполне удобочитаемых (впрочем, для кого как…) перлов: «Вставь мой большой хрен сама знаешь куда», «Раздвинь ноги пошире шлюха!», «Кошка драная я сейчас тебя выдеру!». А один из несознательных членов общества пошел еще дальше, присовокупив к выразительным этим сочинениям – столь же выразительный (правда, не вполне художественный…), начертанный синим фломастером, рисунок, состоявший из двух женских фигур и одной мужской – весьма непристойного характера.

От длительного воздействия на листок – «во время оно» белый и чистый – неблагоприятных атмосферно-погодных явлений, или проявлений (дождь, ветер, дневное палящее солнце…) – он приобрел серовато-грязный цвет. Тем не менее, полтора десятка слов (не считая служебных частей речи, знаков препинания, цифр и пр.), крепко вбитых в бумажку через черную, когда-то новенькую ленту машинки, до сих пор хорошо различимы. В отличие от бесславно поблекших чернильных «шедевров»…

Всякий раз, проходя мимо остановки – передвижение по данному маршруту обусловлено объективной необходимостью – я чувствую себя…

Чувствую…

Себя…

Я…

Увы и ах!

Это означает, что мне не под силу – доходчиво, толково, да просто сколько-нибудь вразумительно объяснить: как я себя чувствую? Лягушка лупоглазая в болоте, рак усатый на горе знают – как!

Хреново!

Хре…

Вот!

Подходящее слово найдено. Не самое изящное для восприятия слухом, но и не безобразное. Это ведь, как я понимаю, – от слова хрен, которым называется одно из культурных растений, используемое в качестве приправы, после переработки, к пище нашей насущной и в медицине. Остается лишь уточнить: как именно хреново я себя чувствую? Какая у этой моей «хреновости» (новое слово?) окраска? Оттенки? Этого растолковать я – не в состоянии. Единственное, о чем могу сказать точно: сообщение дамы «Икс», предназначенное для широкого публичного ознакомления, – с первого же обращенного на него взгляда, по-прежнему, привлекает к себе внимание. И ничего с этим нельзя поделать!

Да…

Несмотря на то, что каждый – «прожигающий» сердце «глагол», и не только глагол, но и прилагательное, существительное тож, равно как и всякий ничтожный знак, и пробел между этими знаками – я запомнил, наверное, на всю оставшуюся жизнь. Не намеренно, а так, само собой, оно, сообщение, накрепко, как вызубренная в школе таблица умножения, отложилось в памяти.

Отложилось – и делает черное свое дело…

Вызывает во мне нешуточные волнения (не волнения, а целые волны – если бы речь шла о море в непогоду!). Переживания. «Смятение чувств»…

(Кажется, я физически, всей своей кожей и плотью, ощущаю тонкий, возбуждающий запах рук загадочной незнакомки, в какой-то, наверное, особенный момент жизни, сделавшей решительный свой выбор, – прикоснувшись к пружинистым клавишам машинки и отстукав энное количество символов, которые теперь не дают мне покоя!).

Стимулирует воображение, изумляя, подчас, его носителя, то есть меня, своей беспредельностью – как наша Вселенная, и безграничностью, а также – отсутствием моральных и прочих разных этических ограничений.

Наводит, порой, и на вполне серьезные размышления, включая вопросы, на которые у меня нет ответов. Из какой она социальной среды? Каков род деятельности (занятий), кроме той, что явно подразумевается, в соответствии с характером вброшенной в сознание «страждущих» информации (никаких в этом сомнений быть не может…)? Какие исключительные обстоятельства (исключительные ли?) подвигли ее таким образом выстраивать жизненную свою стезю? Нужда в хлебе насущном (вопрос, между прочим, далеко не праздный: хлеба в стране, обладающей поистине не имеющими, почти как Вселенная, пределов посевными площадями, хватает сегодня не на всех…)? «Генетическая» предрасположенность (если таковая существует…)? Приобретенная потребность совершать рискованные поступки, с неистребимым желанием – познать незнаемое? Что означает это – сбивающее с ритма дыхание – словосочетание: «без комплексов» (с вредными привычками более-менее ясно: курение, алкоголь, наркотики… Впрочем, наркотики – это уже не привычка, а кое-что посущественней, посерьезней – в смысле тяжких последствий для здоровья…)? С каким количеством «состоятельных» кро… то есть мужчин, эта дама – уже успела «приятно провести время»? И в самом ли деле она «обаятельна», а внешность соответствует «модельной»? Правда, здесь я должен разъяснить одну, в некотором роде, принципиальную для меня вещь. Ее суть заключается в том, что в оценке присущим женщинам достоинств понятие «модельная внешность» – не является для меня определяющим, приоритетным, то есть способным отвлечь от других, более весомых, важных, ориентиров, сбить с толку. Во всяком случае, те истощенные, как будто измученные голодом, или каким-либо телесным недугом, красотки (с поразительной точностью нареченные острословами «зубочистками»…), которые иногда мелькают перед моими глазами на экране телевизора (в реальной жизни – я никогда с ними на сталкивался…), – ни на какие фантазии меня не вдохновляют и, кроме иронии и сочувствия, иной реакции во мне не вызывают.