- ...генеральный Штаб решил присвоить вам внеочередное звание - контр-адмирал!

   Адмирал флота Вятрович, торжественный, как слон, сверкает иконостасом орденов и медалей, режет, точно бритвой, дежурной улыбкой, и с фальшивым одобрением похлопав по плечу, добавляет восторженно:

   - Поздравляем!

   И тут же, точно заметив неладное:

   - Что за хмурый вид? Разве так нужно встречать подобные новости?

   Только что премированный - статный черноволосый хлопец в лейтенантских погонах и с изрядно опухшим от немилосердных ударов лицом, откашливает в кулак, точно горло прочищая:

   - Я, ваша Светлость, польщен, но озадачен: не знал, пока на гауптвахте сидел, что капитанские лычки упразднили...

   Ох, и паскудная же у этого чернявого улыбочка - не смотри, что третьего дня, как по морде от телохранителей адмирала Джорджевича получил, а борзеет! Вятрович начинает понимать, отчего у коллеги на этого выскочку такой зуб - ну, помимо оглушительного проигрыша фамильного портсигара и скандала с обвинениями в мухлеже, закончившегося рукопашной схваткой и разгромом офицерской столовой.

   - Ты что же, сучий сын, в приказах Штаба сомневаться вздумал?! - самое время вырвать у наглеца инициативу и показать, кто тут кем приходится, - Марш в увольнительную на неделю! И чтобы на восьмой день был в Штабе как штык! Командование флотом принимать.

   - А что, весь флот теперь... тоже я?

   Да он издевается!

   - Воооооон! - отработанным командным голосом гаркает Вятрович и черноволосый выскочка, выполнив воинское приветствие, спешит покинуть негостеприимный кабинет адмирала.

   - Ну, что? Убедился? - адмирал Джорджевич, все время разговора молчавший в глубоком кресле у камина, лишь перебирая толстыми пальцами складки кителя на объемистом брюшке, решает подлить масла в огонь.

   - Говнюк, - бросает через плечо Вятрович, глядя в стрельчатое окно на восходящие над горизонтом луны, - но не робкого десятка. Он точно не запорет дело?

   - Точно, - прихлебывая вино, кивает Джорджевич, - у него опыта никакого, в космосе, считай, не был. А что с шахтерами раньше крутился - так, где их ржавые ведра, а где космофлот! Не, не переживай, Хадсон раскатает его в тонкий блин, екнуть не успеет. Потом, может быть, памятную плиту ему закажем, увековечим героя, так сказать. На задворках где-нибудь, чтоб "Альбиону" глаза не мозолить. И поделом, курве...

   Вятрович задумчиво играет бокалом, рассматривая тончайшую сеть концентрических кругов и линий, вычерчиваемых рукотворным сиянием на поверхности Светло - крупнейшего спутника планеты. Какая-то тревога не отпускает адмирала, но что именно теребит душу - не понять.

   - Ну, даст Бог, - шепчет он небесам за окном, - даст Бог...

   * * *

   Жизнь - лихая девица, капризная, с дурным характером. Крутит-вертит, как захочет - только думаешь, поймал удачу, ан нет - та уже вильнула зазывно крупом и ускакала вдаль, только пыль столбом. Вот и здесь: выиграл в карты у контр-адмирала Джорджевича три месячных жалования? Получи по морде от адмиральских телохранителей и добро пожаловать на гауптвахту. Соскочил с ареста раньше срока? Пройди, милый, прямиком в кабинет командующего, где тебя потреплют по плечу, пожмут руку и даже плеснут первоклассного командирского скотча. И вот так входишь в кабинет лейтенантом - а выходишь уже контр-адмиралом.

   - Да ты, братишка, совсем дурачок, - качая головой, констатирует Бранка.

   Ловит аугментированной рукой пробегающего мимо Ратиборку, поднимает легко на уровень лица, тычет композитным пальцем в воображаемую палицу малыша - пустую пластиковую бутылку, приказывает непререкаемым тоном:

   - А ну, брось каку!

   И, не дожидаясь исполнения, отбирает игрушку у малыша, тут же отправляя его к братьям и сестрам, не забыв попутно шлепнуть для порядка.

   - Скучная ты.

   Закинув руки за голову, Милко откидывается на тахту - многочисленные племянники только-только бросили играть с его новенькими нашивками и умчались во двор, гонять какую-то живность.

   - Я не скучная, я практичная, - Бранка упирает руки в бока, высится скалой, - это ты, раздолбай. Что не делаешь - вкривь и вкось. Верно, когда Боженька ума раздавал - ты в очереди за хитрожопостью стоял. В первых рядах.

   Милко только улыбается в ответ, любуясь старыми потолками подсобки позади фамильного бара. Открыл его их отец, а как Боженька прибрал - управляться взялась Бранка. Тогда ее, горного инженера, с разрезов уже списали, да и семерых детей поднимать - та еще работа, не до забоев. Так и стала Железная Бранка барменшей.

   Если спросишь Милко - так она на своем месте: у нее не забалуешь и заказ неоплаченным не оставишь. Еще и на чаевые будешь щедр: и в былые годы высоченная, крепко сложенная да молодая, Бранка могла легко в ухо заехать, да так, что контузит напрочь. А как травмировалась и аугментировалась - так совсем тушите свет: нынче сестрёнка жмет полтонны и стальной лом узлом завязывает. И, понятно, желающих бурагозить при ней - днем с огнем не сыщешь.

   - Что за шум, женщина?

   Любомир, Бранкин муж и бригадир подрывников. Поскрипывает экзоскелетом, грохочет связками инструмента - привычная картина. На совершенно буром от пыли лице - только и видно, что белоснежную улыбку, да живой взгляд.

   - Ты гляди, как твой шурин вырядился, - Бранка тычет металлическим пальцем в грудь Милко, - оно теперь не абы, кто, а цельный Одмирал!

   - Ого! С повышением, брат, - Милко ловит сильную руку Любомира, - это обмыть надо...

   - Что обмыть, дурень? Тут заупокой служить пора.