Несколько севернее столицы и немного восточнее располагается он – город грез и желаний, греха и порока, забвения и падения нравов, а кроме всего прочего, еще и город несбывшихся надежд и одновременно величайшего наслаждения (всего того, что так влечет и манит к себе современного человека) – иными словами, полис, или особая форма социально-экономической и политической организации общества. Этот так называемый населенный пункт был создан искусственно, куда поместили большинство игорных заведений, и если его с чем-то сравнивать, то наиболее подходит американский Лас-Вегас, но только гораздо меньших размеров, так как это место еще только растет и, как бы это поточнее сказать, еще развивается. Однако, хотя основное население Рос-Дилера, – а именно так называется это место – и не превышает еще и четырехсот пятидесяти тысяч, но он уже имеет всю необходимую для нормальной жизнедеятельности инфраструктуру, способную обеспечить привычное для двадцать первого века существование человека.

Вечер. Он уже близится к ночи, и по слабоосвещенной, близлежащей к окраине улочке, где изо всех возможных фонарей, едва ли горел один или же два, пробирается до непередаваемой жути перепуганный человек, явно отталкивающей наружности, – таких в обычном обиходе называют бомжами. Мужчина давно уже достиг пятидесятилетнего возраста и, очевидно, много лет назад разочаровался в своей несостоявшейся жизни, где так и не смог добиться каких-либо значимых результатов. При своем невысоком росте, не достигающем и ста пятидесяти пяти сантиметров, отчаявшийся беглец имеет коренастую, но вместе с тем и исхудавшую, сломленную длительными невзгодами, неприятного вида фигуру; на ней выделяется давно немытая круглая голова, своими всклокоченными, начинавшими седеть, некогда рыжими волосами и точно такой же бородой нисколько не умаляющая первого впечатления; расширенные же от охватившего страха глаза яркого, голубоватого цвета, сравнимые разве что с водной гладью чистого озера, не выражают в этот момент ничего, кроме одного беспредельного ужаса, где яркая окраска радужки сочетается еще и с невероятно белым глазным яблоком; само же лицо этого представителя самых низших слоев населения покрыто черной, въевшейся в кожу коркой. Одет он как раз для позднего осеннего времени, когда и происходят эти события, в нестиранную матерчатую фуфайку «грязного» серого цвета и такие же брюки; на ногах обуты солдатские, развалившиеся от долгой службы ботинки, отличающиеся отклеившейся подошвой и полностью отсутствующими шнурками, предоставляя определенное основание удивляться, как эти предметы еще не свалились; шапка отсутствует.

Прихрамывая на правую ногу, это «человекоподобное существо», не переставая таращить выпученные от жути безумные зенки, постоянно оглядывается назад, как бы опасаясь чего-то кошмарного, что, несомненно, преследует его сзади. Однако на улице практически тихо и не видно ни одного, пусть даже и случайного прохожего, а принимая во внимание и отдаленность интересующей местности, не слышатся и звуки обычной городской жизни, скажем, такие, как проезжающий автотранспорт либо разговоры людей; только где-то в отдалении слышится возбужденный лай остервеневшей собаки, встревоженной каким-то необычным явлением. Мужчина этот очень устал, о чем отчетливо свидетельствуют его учащенная, отдающая сиплым тоном отдышка, почти непрекращающийся кашель и с огромным трудом передвигающиеся конечности. Не наблюдая за собой преследования, он останавливается и начинает вертеть своей лохматой головой из стороны в сторону, словно бы ожидая неожиданного и явно неприятного для него, наполненного жутью, подвоха. Он стоит посередине пустынной улицы, простиравшейся в длину на расстояние не менее километра, где в центре располагается асфальтированная дорога, способная вместить на своей ширине не более одного транспортного средства за раз, а по бокам – с той и с другой стороны – выстроены в два ряда одноэтажные новехонькие постройки, не указывающие при этом на состоятельность жителей. Такой вывод напрашивается из-за их небольших размеров; они явно не являются коттеджного типа, обладают небольшой приусадебной территории и не отличаются значительной дороговизной железных разноцветных заборов.

– Где он? – дрожащим голосом промолвил перепуганный бомжеватый путник, сощуренным взглядом всматриваясь в ночной, почти сплошной, мрак, словно бы пытаясь угадать, что скрывается за непроглядной таинственной теменью. – Вроде бы не видать?.. Может, все-таки отпустил или, еще будет лучше, решил забрать себе кого-нибудь более привлекательного?.. Такой вариант меня бы очень даже устроил. А то выбрал меня, – а я что? – я и так давно «по жизни» потерянный человек, и сам скоро сдохну, и притом без чье-либо помощи. Хоть бы оно так все и было…

Но в этот момент из небольшого прогона, примыкающего к основной уличной автодороге в самом ее начале, показалось сначала затуманенное, сумрачное свечение, которое по мере приближения к повороту становилось немного ярче, а потом показался… гроб, передвигающийся самостоятельно, на приделанных к его нижней части колесиках. Рядом никого не было, и он, если можно так сказать, ехал совершенно один, никем не управляемый и нагоняющий тоску и ужас на непроизвольно открывшего рот и трясущегося от страха мужчину. Как же он выглядел? Обыкновенная, сколоченная из досок конструкция сужалась как к нижней своей части, так аналогично и к верхней; снаружи она оббита мрачным, темно-зеленым сукном, на крышке украшенным черным незамысловатым крестом; к основанию, как уже сказано, на поперечных осях крепятся небольшие целиковые маленькие колесики в количестве четырех штук, – два спереди и два сзади – где обод, для смягчения сцепления с почвой, оборудован прочной резиновой оболочкой. На этот момент между составными элементами имеется едва заметный зазор, через который просачивается невероятное, «кошмарящее» свечение, имеющее зеленовато-голубоватый оттенок, и в то же время происходит странное дуновение, выпускающее наружу словно какой-то адский, потусторонний дымок; оси слегка поскрипывают, своим металлическим, несмазанным звуком наводя еще только больше суеверного ужаса.

Беглец созерцал эту картину не более двадцати секунд, как зачарованный разглядывая эту необычную в привычном мире картину, после чего с возгласом: «У, «мать его в душу…», пропади все оно пропадом!» – кинулся убегать дальше. Опустившийся в социальном смысле человек перебирал своим заплетающимися, хромыми ногами, двигаясь вперед ничего перед собой не видя и совершенно не размышляя о том, куда пролегает его путь в дальнейшем и куда ведет его этот страшный, если не сказать даже потусторонний, феномен, поэтому и неудивительно, что когда он оказался на самом краю внезапно закончившейся улицы, то уперся прямо в городское кладбище, существующее здесь еще со времен располагавшейся на этом месте древней языческой деревушки, заселенной еще в тринадцатом веке, и только тут отброс общества понял, что не вызывает сомнений, что его привели по какому-то жуткому, холодящему в жилах кровь, назначению. Однако поворачивать и искать другую дорогу времени не было, так как следовавшая сзади адская «машина» приближалась все ближе, неотвратимо загоняя его на территорию наводящего ужас погоста. Выбора не было, и пропахший въевшимися в его тело смрадной вонью и страхом бомж ступил на «до коликов в желудке» пугающую часть местности: ограждения не было и сделать это было совсем даже нетрудно, а так называемому дьявольскому «устройству» словно только это и было нужно и, слегка увеличив свою среднюю скорость, он устремился следом за загнанной жертвой.

Отщепенец социального общества, лишь ступив на заросшую уже высохшей травой почву погоста, услышал позади себя негромкую музыку, исходящую изнутри жуткого гроба и своей невероятно мрачной мелодией нагнетающую еще только более кошмарную обстановку. Беглец следовал по ровному асфальтовому покрытию, дорогой разделявшему кладбище на две половины. Он доковылял практически до середины, как впереди – то ли ему показалось, то ли это было и вправду – замаячили странные тени, как бы преграждавшие ему дальнейшее продвижение. На секунду бомж остановился, изучая близлежащую обстановку и выбирая для себя, куда можно двигаться дальше и где с большой долей вероятности, по его мнению, не возникнет препятствий. Такой путь находился тут же, от него по правую руку, и словно «манил» в себя ровной грунтовой дорожкой, уходившей в самую что ни на есть мрачную «глубину». Выбора не было, и социально «опущенный» человек устремился в это пугающее пространство. Ему удалось «прохрамать» еще пару сотен метров, как он внезапно остановился.