Гуманность есть только привычка, плод цивилизации. Она может совершенно исчезнуть.

Фёдор Достоевский. Из записных книжек

Какими бы маршрутами ни колесил по жизни его величество случай, на какие стёжки-дорожки ни сворачивал бы, они редко бывают торными, с толстым слоем хорошо укатанного асфальта, с разметкой, указателями и фонарями вдоль обочин. Случай – он весьма беспристрастный господин-товарищ, перед ним все равны, и это может служить некоторым утешением, если кто нуждается в таковом.

Сильно нуждался в утешении один командировочный (его фамилия размазалась по зыбучему коловращению прошлого и настоящего до такой степени, что утратила своё значение как с внешней, так и с внутренней стороны, посему назовём его гражданином Бесфамильным). Не предполагая для себя особенных приключений, он по ходу путешествия в плацкартном вагоне из Москвы в Сочи заурядно отлучился в тамбур покурить. Времени с момента отправления прошло совсем немного, да и место гражданину Бесфамильному досталось боковое, потому обратить на него внимание никто не успел. Зато очень скоро заметили пухлую дорожную сумку, бесприглядно оставленную командировочным на полу, под складным столиком. Бдительность проявила рыхлощёкая тётка лет двадцати, вояжировавшая к знаменитому сочинскому экстрасенсу на повторный курс лечения от энуреза.

– Интересно, чейная это кладь? – задумчиво спросила она как бы саму себя. – Может, кто забыл с прошлого рейса?

– Ага, жди, – желчно усмехнувшись, заметил сидевший рядом верлиокий пенсионер в общевойсковой фуражке старорежимного образца. – Нынче, дамочка, не то что забыть – нынче только и гляди, чтоб из твоей собственной клади какой-никакой ценный предмет не выхватили. Люди жадные стали, раскудрить твою через хребтину.

– Тогда почему же она тут бесхозно оставленная? – насупившись, продолжила тётка свою настойчивую мысль (и протянула было руку, но тотчас отдёрнула её, как если бы в сумке хранился невесть кем сворованный крик чудовища из дремучих глубин мироздания). И высказала громким шёпотом:

– Ох, не нравится мне это. Может, неспроста здесь сумка находится? Может, в ней что-нибудь запрещённое законом – к примеру, взрывчатое устройство, а?

– Йо-о-опсть, – в один голос выдохнули двое мужиков коммивояжерской наружности, до сих пор сидевшие за столиком и с молчаливой сосредоточенностью разрывавшие на куски варёную курицу, счищавшие скорлупу с яиц, нарезавшие огурцы, хлеб, копчёную колбасу – словом, занимавшиеся всем тем, чем обычно занимаются представители народной массы, едва успев тронуться в путь по железной дороге. Один из мужиков от изумления расхохотался преувеличенным голосом. А другой, напротив, быстро опомнился – и, прокашлявшись недожёванной курицей, раскатил глаза в разные стороны.

– Надо бы срочно – того… проводника вызвать, – предложил он. – Пускай проводник проверит сумарь, как ему положено по службе.

– Ага, жди, – снова усмехнулся пенсионер, состроив саркастическую гримасу. Затем дождался относительной тишины, обострённой равномерным колёсным перестуком, цвиркнул языком с многозначительным видом – и разъяснил свою позицию:

– На положено хрен наложено, очень надо твоему проводнику забесплатно рисковать собственным существованием. Он, скорее всего, сробеет проверять самосильно: сообщит в линейную полицию – между прочим, так ему по службе и полагается. А полицейские что? Они только на ближайшей станции подоспеют и начнут вести с нами иносказательные разговоры. Заодно устроят шмон, лишних полдня зазря простоим на рельсах. И ещё не факт, что успеют теракт предотвратить, совсем не факт.

– Или тогда самим поглядеть… – оборвав смешливый уклон, заколебался второй мужик коммивояжерской наружности. – Откроем сумку и увидим. Хотя, с другой стороны, мало ли какие окажутся последствия. Может, не стоит без нужды нахлобучиваться на невзначаянности, их и без того в жизни достаточно.

– Вот именно, не стоит без нужды нахлобучиваться, – рассыпчато проговорил первый мужик. – Выкинуть какое-нибудь коленце – это не штука, можно запросто и то, и сё, и ещё что-нибудь самопроизвольное, но по факту в наших попытках и метаниях может оказаться мало проку, если не предположить худшего… Я считаю, надо вызвать проводника. А ещё надёжнее – начальника поезда. Каждый должен знать своё дело и хорошо с ним управляться, а в другие дела не вмешиваться. Не то ерунда получится, и никакие вопросы не станут решаться нормальным образом. Мы с вами не специалисты по терроризму, взрывчатке и тому подобным вещам – зачем же идти на риск и брать на себя ответственность?

– Или всё-таки откроем сумку и поглядим, чтоб успокоиться? – выказал колебание второй мужик. – Много ума не надо, чтобы молнию прошваркнуть от конца до начала.

– А вдруг она, бомба-то, как раз и взорвётся из-за открывания? – резонно возразил пенсионер. Потом сделал пренебрежительное движение кустистыми бровями:

– Эх, молодёжь, чёрт знает чем у вас мозги набиты. Ну ни хрена вы не способные действовать в экстремистской ситуации! Даже не знаю, как с вами разговаривать, с такими оплошными… Слаб человек, потому должен постоянно следить за собой и другими, которые, между прочим, тоже не переломятся, ежели станут со вниманием взглядывать по сторонам. Оно, конечно, невозможно раскорячиться умом до такой степени, чтобы остеречься всего подряд. Однако тут как-никак вопрос стоит о нашей жизненной самосохранности.

После этих слов он снял с головы фуражку, машинальным движением пригладил остатки волос на темени – и (с кряхтением приборматывая: «Никто не хочет, чтобы его жисть оказалась промежуточным явлением между враждебными силами, да уж куда денешься, ежели так стеклось расположение событий…» – примерно в таком духе) опустился на четвереньки. Затем умолк и, шумно сглотнув, окинул всех как бы прощальным взглядом.

Мужики коммивояжерской наружности воскликнули с побудительной горячностью:

– Ну?

– Что?

Пенсионер вытянул шею и прислонил к сумке тёмное от возраста ухо.

Пока старик тщательно прислушивался, его спутников обуревали противоречия. С одной стороны, никто из них не желал высовываться за пределы нелицеприятной действительности, а с другой – для начала следовало хотя бы достоверно обозначить сам факт, в наличии которого пока имелась возможность сомневаться. Стараясь соответствовать моменту, тётка с энурезом застыла в напряжённом ожидании с поджатыми губами и склонённой набок головой. А мужики коммивояжерской наружности снова принялись за еду, чтобы успокоиться, и между делом попытались дать оценку усилиям пенсионера:

– Нет, всё-таки старый гриб нагородил нам тут чепухи. Ведь это чёрт знает что. Чёрт знает зачем и почему, мать его. У пожилых людей вообще редко обходится без необоснованных завихрений. Сдаётся мне, он чересчур политически предубеждённый дедок, оттого увлекается игрой воображения и превратно истолковывает ситуёвину.

– А может, он её совсем никак не собирается истолковывать, а просто издевается над нами. Простота хуже воровства, как говорится. А что, разве так не бывает, и это первый случай? За дурошлёпов он нас держит – вот и прикалывается от нечего делать, развлечение себе придумал. Юморист!

– Ничего себе развлечение.

– Или допускаю другой вариант – что у него кукушка поехала.

– Вот-вот, ко второму варианту я скорее склонился бы. Причём поехала – это слабо сказано: по-моему, у него кукушка вообще из гнезда вывалилась и мозги об землю расхреначила.

– Ну да, с людьми в старом возрасте часто приключаются бог знает какие залупоны и слабодурственные искривления. А всё почему? Потому что мыслительные способности хиреют и усыхают у них, и в соответствии с освободившимися местами появляются умственные хворобы пополам с маразмом – вот и начинаются разные фантазии от мозговой недостаточности. Я не исключаю возможности, что у деда в кармане лежит натуральная психиатрическая справка.