Поток горячей силы накрыл и Хейна, вытеснив из его груди холод, но по какой-то неведомой причине вскоре отступил, оставив после себя лишь ужасную горечь на языке.
Кузнец опустил взгляд на Намтор, который все еще лежал на его коленях, и увидел, что глаза выгравированного черепа замерцали мертвенным зеленым светом. Еле различимая глазами простого человека магия, которая выглядела как прозрачный пар, быстро поглощалась клинком, разжигая огонь гравировки еще сильнее. Хейнвил понял, что сводившая людей с ума сила оставила его в покое благодаря кинжалу – вернее, это он поглощал ее в себя, как впитывающая воду губка.
Впрочем, у мужчины не осталось сил удивляться – сначала робко, а затем все увереннее он потянул пальцы к оружию и крепко ухватился за его рукоять. Нестерпимая боль обожгла ладонь человека, как будто он голой рукой взялся за раскаленную железную заготовку, а пальцы задрожали, словно между ними вот-вот проскочит молния. Напряжение переполняло тело кузнеца, и он, не в силах больше сдерживаться, громко закричал, стремительно выбросив левую руку перед собой. Крик человека прервался, когда из его ладони вырвался поток изумрудно-зеленого пламени. Огонь быстро сошел на нет, оставив после себя лишь клубы черного дыма.
Вскоре дым рассеялся, и Хейнвил смог вновь увидеть рыночную площадь. Водоворот силы все еще крутился вокруг, всем своим весом обрушиваясь на бренную плоть мира. Сущность, называемая обывателями магией, буквально сошла с ума. Она видоизменяла и преобразовывала все вокруг, работая куда лучше, чем смог бы самый безумный художник среди людей. Некоторые горожане на глазах обрастали шерстью, у них появлялись лишние конечности, снабженные странными костяными наростами и иглами. Чудовища, в которых обратились жертвы могучего заклинания, не стеснялись ими пользоваться, торопясь искромсать тела окружающих.
Некоторые люди раздувались до невероятных размеров, но страшнее всего было то, что отдельные органы росли неравномерно, отчего пара торговцев справа от Хейна были разорваны собственными внутренностями.
Чудом уцелевший до сей поры Квер сидел на камнях площади в нескольких шагах от кузнеца и смотрел на свои руки. Выпученными от ужаса глазами он наблюдал, как его ногти стремительно удлинялись, превращаясь в нечеловеческие когти, острее, чем лезвие меча. Хейнвил попытался его окликнуть, но из сжатого ужасом горла смог прорваться лишь едва прозвучавший хрип.
Парень продолжал глядеть на руки, пока твердые роговые пластинки не коснулись его глазных яблок. Смешанная с кровью густая прозрачная жидкость заструилась по щекам человека, и поток усиливался по мере того, как когти продвигались вглубь черепа. Через пару мгновений Квер рухнул на спину и замер без движения. Бурая лужа растеклась далеко вокруг его головы.
Были на рынке и «везунчики» – немногие избежавшие изменений купцы и покупатели в панике метались по площади, пытаясь протиснуться к выходу, но не тут то было. Ползающие на четвереньках монстры, которые походили на скорпионов, мутанты со страшными пилами вместо рук, огромные чудовища, – вместе они устроили настоящую бойню. Возможно, несчастные измененные пытались таким образом заглушить собственные муки.
К оцепеневшему Хейнвилу подошел со спины немолодой уже черноволосый мужчина в белой рубахе, заляпанной непонятной разноцветной жижей. Его подбородок был измазан острым перцем – очевидно, мужчина торговал пряностями. В первые минуты катастрофы, когда все до единого на площади ощутили холод в груди, он попытался согреть себя, начав поглощать перец и другие приправы. Рот, глотка и пищевод человека горели огнем, но торговец не обращал на это внимания, пытаясь спастись от леденящего сердце мороза. В правой руке мужчина держал бутылку крепкого спиртного, и в перерывах между рвотными спазмами он остервенело пил из нее, будто умирающий от жажды обитатель пустыни, что добрался до колодца со свежей водой.
Через несколько глотков торговца снова вырвало, он схватился левой рукой за фартук Хейна, но при этом продолжал пить. Вскоре бутылка опустела, купец упал на землю и начал конвульсивно дергаться, пока окончательно не затих в луже собственных выделений.
В сознание Хейнвила незваным гостем ворвалась мысль – может, это всего лишь сон? Измученный разум мужчины отказывался принять абсурдную картину, что разворачивалась перед его взглядом, а потому ухватился за эту идею, словно выпавший за борт моряк за протянутую ему веревку. Хейну пришлось приложить всю волю, чтобы собраться с духом и сосредоточиться на реальности. Он должен был узнать, как дела у Мирри…
«О Боги, Мирри! Почему я так поздно о ней вспомнил?!» – Мужчина подумал о своей жене, которая в это время обычно готовила для него ужин. Хейн надеялся, что девушка спряталась в подвале и заперла дверь на все замки. Только в этом случае у него еще был шанс увидеть ее живой.
Делая первые неуверенные шаги к Центральной улице, по которой Хейнвил мог добраться до дома, он чувствовал, как раскаленная сила вливается в его тело через рукоять кинжала. Поднимаясь от правого запястья к груди, она теплыми волнами расходилась к конечностям, заставляя сердце биться чаще, а пальцы трястись от еле сдерживаемой мощи. Когда на мужчину бросился измененный, он горизонтально махнул правой рукой, проведя острием светящегося клинка широкую дугу. Эта дуга обратилась во все то же зеленое пламя, которое без труда разрезало нападавшего пополам. Горячая кровь с бурым оттенком хлынула из перерубленного тела, забрызгав Хейнвила с ног до головы. Вырвавшись с проклятой рыночной площади, кузнец полетел по улицам Денригена.
Хейн не мог узнать родного города. Сошедшие с ума жители, похватав все, что попадалось под руку, вели неравный бой с измененными, в суматохе убивая и друг друга. Кровь ручьями текла с возвышенности, на которой стоял базар, и на Центральной улице они собирались в единый поток, напоминавший горную речку – такую же стремительную и полноводную.
Через пару кварталов Хейнвил миновал дом мясника Джонри – тут он закупался каждые выходные, благо работа кузнеца приносила неплохой доход. Впрочем, теперь мужчина вряд ли когда-нибудь сюда вернется. Разрушенная чуть ли не до основания лавка являла ужасное зрелище: груды разбитых камней, в которые превратились стены; разлетевшееся на тысячу осколков стекло на тротуаре, блестевшее в отсветах пожаров, словно россыпь драгоценных камней. Последний штрих, завершивший картину тотальной разрухи – тело хозяина. Оно лежало посередине обвалившегося здания, и из груди мертвеца торчало несколько копий. Джонри в последнем отчаянном рывке раскинул в стороны аж четыре неестественно длинных руки, но горожане убили чудовище, не позволив ему натворить бед.
Хейн притормозил лишь на мгновение и прижал кулак к груди, отдав честь старому товарищу, как в ту же секунду острая боль прострелила его поясницу. Опустив глаза, кузнец увидел торчащий из-под его ребер наконечник копья. Мужчина повернул голову и столкнулся взглядом с рыжим веснушчатым парнем лет двадцати, который был одет в фартук ремесленника. Копье он уже выпустил из рук, и сейчас оно держалось в теле Хейна без чьей-либо поддержки. Кожа молодого человека выглядела неестественно сухой, а на щеке тупо уставился в бок лишний глаз, которого у нормальных людей там быть не должно. Кузнец в ярости потянул оружие за наконечник и вырвал его из себя, а затем, резко вскрикнув, вогнал обагренное алым острие прямо в сердце стоявшего перед собой паренька.
Кровь из перебитых артерий брызнула с такой силой, что Хейнвилу пришлось крепко зажмуриться от полетевших в лицо тяжелых капель. Измененный в ту же секунду мягко осел на землю, будто подрезанный серпом колосок. Посмотрев вниз, Хейн не поверил увиденному: его рана практически затянулась, и из крохотного пореза сбегала по фартуку лишь тонкая струйка крови!
Вполне оправданно списав свое чудесное спасение на заслуги Намтора, мужчина возобновил бег. Избежав встречи с отрядом городских стражников, исступленно рубивших беззащитных жителей усерднее, чем повара нарезают овощи для гарнира, Хейнвил оказался у порога своего дома. Внушительная каменная постройка с четырьмя просторными комнатами выгодно смотрелась среди маленьких деревянных хижин, будто породистый жеребец в конюшне простого фермера.
