Вот уже пять или шесть, а может двадцать шесть недель галактический визитор класса L-xn1 «Эксперимент» висел в гиперпространстве. Из строя вышел пространственный модулятор. По крайней мере, именно так выдавал информацию бортовой журнал о внезапной поломке.

Это было похоже на падение в пустоту. Полёт в никуда из ниоткуда. Если, конечно, такое положение вещей можно было назвать полётом или падением. Скорее это напоминало зависший в нигде цирк на колёсах. Человеческий мозг отказывался понимать происходящее. Время взбесилось, оно перестало двигаться, точнее оно остановилось и ни один прибор, имеющий временные интервалы в своих данных, не фиксировал его.

Экипаж визитора был одновременно наблюдателем и наблюдаемым. И вот что происходило. По началу, после старта гиперпрыжка, всё наблюдалось и осязалось как в плотном киселе, почти неподвижно. Потом у экипажа появились очень заторможенные движения и такие же голоса, они звучали на несколько тонов ниже обычного, как замедленное в несколько раз воспроизведение аудиофайла. Спустя какое-то время тональность звука пошла вверх и всё нормализовалось, хоть и осталось подозрение, что нормализация – это некий эффект адаптации мозга, а на самом деле всё замерло, в соотношении с привычными физическими условиями.

Экипаж не сразу, но всё же осознал, что прыжок не завершился, а остановился где-то посредине. Завис, как перегруженный невыполнимой задачей, устаревший, не имеющий интеллекта компьютер. Интеллект же визитора не был устаревшим и технически вёл себя как исправный. И это хорошо, ведь от него многое зависело. Программный код искусственного интеллекта был такой же важной частью корабля, как серое вещество в черепной коробке, которое мы называем мозгом, было важной частью человека. Кибернетический мозг визитора находил поломку за поломкой. Часть этих поломок машина могла починить, но другая часть не поддавалась восстановлению, и даже человек был бессилен что-либо исправить.

Экипаж состоял из стандартного коллектива в четыре человека, обычное число для леталки класса L-xn – капитан, штурман, кибербиолог, астрофизик. У каждого в этом полёте своя роль, своя функция, но никто из них не владел знаниями о ремонте деталей и механизмов в той мере, в которой этого требовали неисправности.

Сейчас экипаж временно не интересовала цель, с которой они пересекали гиперпространство, а если быть более точным, то и не помнили, как не пытались. Все ресурсы были сосредоточены на поиске решения самой актуальной задачи, возврата в пространство-время Минковского.

Возможно, при переходе в гиперпространство, корабль имел контакт с телом, не учтённым для перехода в иное пространство, и, поэтому корабль получил перегрузку нервной системы. Это могло послужить катализатором сбоя пространственного переходника. То была одна из первых версий об их гиперпространственном эксцессе. Экипаж дружно ощутил множественные провалы памяти и торможение некоторых психических функций: мышления, анализа, физических ощущений или попросту говоря – осязания.

Пространство приобрело новое свойство. При отсутствии явной невесомости, наблюдалась невесомость неявная. Проявлялось это в таком событии, как отсутствие чётко зафиксированного верха и низа. Если двигаться только по полу, то ничего и не заметишь, но вот если шагнуть на стену и перенести центр тяжести, то происходило смещение ориентации в пространстве, и бывший пол уже был стеной, а стена принимала функцию пола. Таким же способом можно было забраться и на потолок. Если при этом был наблюдатель, то для него прогуливавшийся по потолку ходил вниз головой. Расстояние от пола до потолка не позволяло стоящему на полу дотянуться до стоявшего на потолке. Также нельзя было прыжком преодолеть смещения ориентации в пространстве. Если подпрыгнуть от пола, на потолок не приземлишься. Подпрыгнув с потолка, получаем результат ничем не отличимый от прыжка с пола. Для смещения пространственной ориентации требовалось именно последовательное перемещение центра тяжести.

Следующая деталь происходящего ввела в тупик всех членов экипажа «Эксперимента» – в «моторном» отсеке отсутствовал двигатель. Он исчез в момент гиперпрыжка. Кажется.

***

Бьюйк выскочил из тренировочного шаттла класса Y-mg, для которого рациональным количеством членов экипажа считается два человека. На гладком боку челнока красовался недавно нанесённый идентификационный номер 878, обновлённый по случаю финального полёта. Вспомогательный трап ещё не коснулся земли, а молодой капитан уже бежит в направлении космопорта, едва касаясь гладкого, до блеска отполированного колёсами уборщиков, бетона.

Здание, высотой метров пятьдесят, стоит посреди большого поля, усеянного площадками для посадки таких же тренировочных шаттлов-капсул. Больше половины этих площадок заняты. На свободных суетятся колёсные роботы-уборщики, увлечённые своим делом.

Здание космопорта металлического цвета и без единого «окна», так как, вся его поверхность, по сути, является одним большим не бьющимся окном из сверхпрочного стекла. Стекло затемнено изнутри специальным отражателем, что и создаёт тот самый эффект металлического цвета. Оно ловит блики от солнца, пылающего в абсолютно безоблачном небе, играя солнечными зайчиками на технике, которая окружает здание.

Космопорт со стороны напоминает цилиндр, но не прямой, а овальной формы с куполообразной крышей из того же стекла. Словно некий сказочный великан воткнул «великанский» мяч из древней игры «регби» прямо посреди гигантского поля, вогнав его на одну четверть в землю.

У здания множество входов и выходов с пневматическими створками. В одном из таких, возникла фигура молодой красивой блондинки. Лёгкое дуновение воздуха сразу накинулось на её короткие кудрявые локоны и стало играть ими, как детки играют погремушками, подвешенными над коляской. Коралловые губки разомкнулись в широкую, белозубую улыбку, заставляя проходящих рядом парней оглядываться и восторгаться красоткой. Зелёные глаза девушки почти не замечали идущих мимо, её внимание было сосредоточено на приближающемся молодом пилоте.

Бьюйк со скоростью морского ветра пересёк пространство, разделяющее радостные сердца. Его объятья, в которых утонул белокурый ангел, были крепкими, но нежными. Им не нужны были слова – они общались мысленно на телепатической волне недоступной другим людям. Пилот был чем-то похож на девушку, которая игриво пыталась высвободиться из его объятий: такой же блондин, такие же кудряшки. Его пухлые губы растянулись в улыбке, слегка сглаживая четко очерченные скулы, темные до черноты глаза блестели от радости и веселья.

Когда вспомогательный трап опустился на площадку космодрома, из люка появился высокий, худощавый брюнет с грустными, голубыми глазами. Тренировочные челноки конструировались без погрузочного модуля, в связи с малыми габаритами, поэтому для безопасного спуска пассажиров имелся вспомогательный трап, который выезжал прямо из корпуса от внешнего люка до земли. Тут же к капсуле подлетела транспортировочная платформа и зависла в полуметре от земли, в режиме ожидания. По форме она напоминала плоскую тарелку, диаметром в метр и толщиной в три сантиметра.

Файет, спускаясь, простучал по металлическому трапу каблуками начищенных ботинок, и транспортировщик принял вес юноши, слегка накренившись, но тут же выровнял положение параллельно земле. Вокруг тела штурмана образовалось гравитационное поле, удерживающее пассажира. Одно мгновение и платформа доставила Файета к месту душевного объединения пилота Бьюйка и блондинки Амюяж.

Обнимающаяся парочка не была в таких близких отношениях, в которых их можно было заподозрить, глядя на них со стороны и не слыша их диалоги. Но поверьте, это была непринуждённая беседа, наполненная душевным теплом и самой искренней дружеской любовью.