========== Глава 1 ==========
Тевинтерец любил книги, в любое свободное время бесконечно поглощал предания минувших дней, смаковал их и искал новые источники для размышлений. Он любил рассказы, особенно умело переданные и искренние, так что он становился невольным слушателем многих историй, которые несли в своих сердцах обитатели Скайхолда. Лавеллан баловал его преданиями своего клана, Бык — боевыми подвигами своего отряда и забавными случаями на «заказах», Лелиана с особой нежностью рассказывала о герое Ферелдена, и Дориан жадно выхватывал неизвестные подробности их путешествий, битвы с Архидемоном и просто приятных мелочей, которые не указывались в книгах. Но больше всех Дориан любил слушать Варрика. Его рассказы о Киркволле, о Хоуке и его друзьях были наполнены той самой неизлечимой горечью и тоской, которая невольно находила отражение в душе самого тевинтерца. Гном был словоохотлив, но временами резко замыкался в себе и молча уходил, вновь и вновь переживая те часы, тот переворот, о котором сейчас известно даже ребенку. После таких рассказов вопросов становилось больше, чем ответов. Дориан, как свободный маг, всегда гордился тем, что его собратья смогли поднять голову и сломить многовековой гнет храмовников в Киркволле, но какой ценой? Андерс, маг, совершивший это, во всех писаниях был выставлен чудовищем, бессердечным убийцей, одержимым… Почему тогда Варрик всегда печально улыбался, вспоминая его? Почему Дориан видел слёзы в уголках его глаз? На любые попытки вытянуть побольше информации, гном только отмахивался или бормотал что-то вроде «это не моя трагедия, Посверкунчик». И Дориан ждал момента, когда сможет узнать об этом больше, сам удивляясь, как судьба стороннего человека захватила его.
Месяцы тянулись один за другим, сводя с ума. Эти бесконечные путешествия по всей карте от края до края и нависающая угроза в виде псевдобога, постоянные разрывы завесы, демоны, осквернённые и обезумевшие… Лавеллан казался уставшим: метка иссушала его, в боях Дориан то и дело ловил себя на том, что тревожно поглядывает на эльфа, проверяя, крепко ли тот держит свой лук. Бык всегда был неподалёку, прикрывая хрупкого предводителя, закрывая плечом, словно и не замечая, как новые шрамы покрывают его руки и плечи. Все уставали, мрачные мысли пробирались под кожу, оседая горьким пеплом — и опять один Варрик находил в себе силы шутить, словно зная чуть больше остальных. Дориан не раз видел, как в минуты покоя гном доставал порядком потрёпанное письмо и перечитывал, опираясь ладонью на каминную полку, смеялся и бережно складывал его, пряча записку под рубашку, как можно ближе к сердцу. Это тепло… поражало. Вертевшиеся на языке шутки пропадали на выдохе, расспрашивать гнома не хотелось — да и вряд ли бы тот позволил лезть к себе в душу. Но кто написал письмо? Родственник? Любовница? Вряд ли, Варрик всегда был язвителен по отношению к своему прошлому. После смерти Феликса некому было писать Дориану. Его друзья в Тевинтере обычно не были склонны к сентиментальности, а о семье маг даже и не думал. Он наблюдал за Варриком и ждал момента, чтобы поговорить с ним наедине, если любопытство все же победит.
Но все оказалось проще — в один из дождливых вечеров Скайхолд приютил двух новых путников, чьи лица были скрыты под глубокими капюшонами. Варрик спешил так, как никогда, расталкивая случайных прохожих, и крепко обнял путников, шуткой встретив ворчание того, что пониже. Он вёл их по лестницам, лучась счастьем, столь заразительным, что даже тевинтерец улыбнулся, наблюдая за происходящим из окна башни. Вот уж удивительное зрелище!
Познакомили их всех только через день — когда все формальности были завершены, взбесившаяся Кассандра успокоилась, а Лавеллан вдоволь наговорился с гостем по поводу Корифея. Хоук и его спутник оказались совсем не такими, какими их представлял Дориан. Медведеподобный Гаррет с густой бородой и лучистыми глазами казался не грозным воином, а мальчишкой, любителем долгих посиделок и шумных сборищ, а худосочный сутулый эльф, в противоположность Хоуку, был тих и недоволен, много пил и огрызался даже на самую безобидную фразу. Что уж говорить о том, когда тот узнал о тевинтерском происхождении Дориана! Эльф гневно сверкал глазами, его ненависть была практически ощутима, но Дориан предпочёл призвать всё свое терпение и старался не обращать на это внимания, раз уж Инквизитор никак не осаждал незнакомца.
Хоук болтал охотно, словно хотел вывалить всё, что накопилось в душе за эти годы. Он шумно смеялся, размахивая кружкой, хлопал Варрика по плечу, и, к величайшему удивлению Дориана, прижимал Фенриса к себе и коротко целовал куда придется, абсолютно игнорируя любые взгляды, направленные в их сторону. Это было слишком привычно, «по-семейному» тепло, и эти короткие прикосновения творили нечто фантастическое — эльф искренне улыбался или отпихивал Хоука от себя, тут же шепча ему на ухо что-то такое, от чего мужчина краснел и давился вином, кашляя и смеясь. Дориан, в которого всегда вбивали единственную истину, что подобное запрещено, позорит честь семьи, что надо жениться и плодить детишек, завидовал. Страшно завидовал, пожирая глазами эту пару, упивался их теплом, наблюдая даже слишком пристально — пару раз эльф бросал на него взгляды в духе «только попробуй что-нибудь сказать на это». Завидовал и Варрику, который был частью этого тепла. Чем мог похвастаться Дориан за свою жизнь? Скандалом с семьей, случайными связями, презрением в высших кругах, эпатажными выходками? Нет, это было слишком. Пожалуй, всё близко похожее на это умерло вместе с Феликсом, и как бы Дориан не пытался, он не мог найти в своей жизни оплот подобных искренних эмоций. Маг планировал разговорить Хоука, когда тот был один, но это было слишком сложно — вокруг защитника Киркволла постоянно крутились люди, словно тот был божеством или солнцем во плоти. Да что уж говорить — он и был солнцем, сумевшим в считанные часы затмить Лавеллана, давая тому передышку, а эльф этим и пользовался. Инквизитор все чаще уединялся с Быком и, судя по довольной морде последнего, их отношения тоже сдвинулись с мёртвой точки. Ещё неделя — и они уже сидели в обнимку в таверне, так гармонично и правильно, словно пытаясь подражать свету, исходящему от Хоука и Фенриса. Напряжение последних дней отпускало, только Дориан чувствовал, как в его груди разрастается что-то чёрное и вязкое, с привкусом зависти и боли. Коул назвал это одиночеством, сказал, что его счастье далеко, слишком далеко, чтобы достать. Мальчишка всегда был слишком странным, но после того, как Лавеллан подавил в нем его «человеческую часть», стал ещё загадочнее: появлялся то там, то здесь по щелчку пальцев, говоря пару фраз и снимая боль. Но вот боль Дориана убрать отказался, сказав, что он не может вмешиваться в это. Его боль станет путеводной нитью.
Спустя ещё пару дней Лавеллан выслушал своих информаторов и принял решение отправиться в пустыню, взяв с собой Фенриса, который зажёгся азартом, узнав, что они пойдут вырезать тевинтерских магов. Дориана, по явным причинам, оставили в Скайхолде, да и Хоук ещё никак не мог отойти после случившегося в Тени, так что это был лучший шанс пообщаться с защитником без лишних ушей, чем маг и воспользовался.
Дориан успел пройти крепость вдоль и поперёк, пока не застал Хоука в одиночестве на втором этаже таверны за самым отдаленным столиком. Мужчина был явно не трезв, гипнотизируя полную кружку пива. Казалось, он даже не заметил подошедшего мага, но кивнул, когда тот попросил разрешения присесть рядом.
– Гаррет, я всегда восхищался тем, что написано в книгах, упивался подвигами и восстаниями, влюблялся в героев, пытался примерить на себя их маску, - Хоук горестно хмыкнул и сделал глоток, не поднимая глаз на собеседника, – но встретив тебя, я вижу, что всё было куда прозаичнее. Могу… могу я попросить тебя рассказать правду?
– Зачем оно тебе? - в сумраке таверны глаза Хоука казались золотыми, словно у дракона.
Мужчина улыбнулся, слегка склонив голову набок.
— Быть может, я жаден до истины, а может, я хочу помочь выговориться тебе.
