Ей повезло. Трамвай № 16, что следовал прямо до её дома, пришёл вовремя и оказался не слишком переполненным. Флоре даже не пришлось висеть на подножке. Она бросила в кассу монетку в четверть чикля, оторвала билет, протиснулась к окну на задней площадке и, ухватившись за поручень, попыталась задремать. Только бы не слышать пересуды попутчиков. С каждым годом слухи, что ходили по городу, становились всё страшней, а отношение людей к собственному будущему всё безучастней. Но обрывки фраз лезли в уши с несгибаемым упорством.

– …а ещё говорят, на северной окраине крысы завелись размером с енота…

– …хлеб с прошлого года вдвое подорожал, а у меня тесть инвалид…

– …у соседа брата арестовали за то, что самогонку гнал. Три года дали за незаконную торговлю и два добавили за то, что не признался, где сахарок доставал…

– …сына-то у меня уж три года, как призвали. Хоть бы ранили, а то хрен ему, а не отпуск…

– …говорят, Великий саган приказал безработным участки земли выделить. Половину урожая – себе, а остальное – армии родной. А кто скроет лишний огурец – того на год в каторжные работы…

– …главное – культура. Сохраним культуру – сохраним себя как нацию.

Кто это там за культуру беспокоится? В такое-то время. Ей даже стало любопытно глянуть, кто ведёт подобные разговоры, и она начала потихоньку протискиваться в ту сторону, откуда донёсся голос.

– …это отцы наши страну прогадили…

– …так будем сидеть и не рыпаться…

– …козлы они все…

– …в горы надо уходить.

– Думаешь, ты там нужен кому?! Там стрелять надо уметь, а не на мандолине играть!

Спорили между собой худосочный парень в длинном зелёном свитере и молоденькая девушка в белой футболке и коротенькой синей юбочке. Флора признала в них студентов Высшей школы искусств, где она раз в неделю читала лекции по древней истории. Она подошла к ним вплотную, взяла девушку за руку, чтобы привлечь внимание и шепнула ей на ухо:

– Вы бы воздержались от таких разговоров в общественном транспорте. И глазом моргнуть не успеете, как синерубашечники в подвалы СОС уволокут.

– Это точно! – заметил парень, расслышавший конец фразы, дважды кашлянул, в упор посмотрел на Флору и тут же отвёл взгляд.

Позади началась какая-то возня, и буквально через пару секунд чьи-то сильные пальцы сдавили её запястья. Кто-то, бесцеремонно расталкивая народ, потащил её к выходу. Остановка «Площадь Возрождения». Дверь с грохотом открылась, её выволокли наружу и протащили сквозь толпу желающих втиснуться в трамвай.

Флора не смотрела на тех, кто её схватил. Она проводила взглядом парня и девушку, которые продолжали стоять у окна и, вероятно, спокойно продолжали свой крамольный разговор. Раньше ей приходилось лишь слышать о том, что некоторые студенты подрабатывают таким вот позорным образом, но как-то не очень верилось, что люди бывают способны на подобную низость.

– Гражданка, пройдёмте. – Жилистый мужчина в сером костюме не выпускал её запястья, а его напарник в мешковатых серых шортах и оранжевой майке доставал из заднего кармана наручники.

– Куда? – Вопрос был совершенно излишним – и так всё было понятно.

– Куда следует!

До мрачного серого здания Имперской Службы Общественного Спокойствия дошли пешком – до него от остановки было всего-то полторы тысячи локтей. Казалось, конвоирам было даже приятно демонстрировать прохожим свою добычу, а она ловила на себе взгляды идущих навстречу людей – презрительные, равнодушные, а порой и сочувственные. Людей на улицах, впрочем, было немного. Население Катушшаша вообще заметно сократилось за последние два десятилетия – кто-то попал под очередную волну мобилизации, кто-то перебрался во внутренние области Империи, кто-то предпочёл поселиться в пригородах, чтобы быть подальше от военной администрации, но были и такие, кто сбежал в горы к повстанцам…

Серое здание, где до имперского вторжения располагалась городская управа, теперь внушало неодолимый страх любому, кто проходил мимо. Большинство жителей города были уверены, что из него нет выхода, и любой, кто окажется внутри, останется там навсегда. На кухнях болтали о том, что в подвалах находятся чаны с кислотой, где уничтожают тела подданных, признанных неблагонадёжными. Флора в эти байки не верила, но менее страшно от этого не становилось. Она всеми силами старалась не выдать того ужаса, который ею овладел. Первым погибает не тот, кому страшно, а тот, кто потерял самообладание и поддался панике. В конце концов, никакого преступления против существующего режима она не совершила. Даже в мыслях не было…

Её втолкнули в неприметную дверь справа от центрального входа, и чьи-то руки в темноте подхватили её за локти. Тёмный коридор казался бесконечным, и невидимки, что вели её сквозь непроглядную тьму, не сказали ни слова. Каждый новый шаг давался труднее предыдущего, и вскоре начали подгибаться колени. Ступни, казалось, налились свинцом, но она продолжали идти, превозмогая нарастающий страх. Там, в конце коридора, могла оказаться стенка, к которой её поставят, чтобы пустить пулю в затылок, и все силы уходили на то, чтобы отогнать эту навязчивую мысль.

А ведь день начинался как обычно… Ничто не предвещало подобного исхода, и надо же было такому случиться, что все беды свалились скопом – и закрытие университета, и эта глупая провокация…

Конвоиры отпустили её и торопливо ушли, со скрипом закрыв невидимую дверь, а потом в глаза ударил свет. Лампа, стоящая на столе, была направлена прямо в лицо, и скованные за спиной руки не позволили прикрыть глаза ладонями.

– Имя? – донёсся до неё голос явно скучающего человека.

Только теперь, прищурившись, она разглядела тёмный силуэт мужчины, сидящего за столом.

– Флора.

– Фамилия?

– Озирис.

– Возраст?

– Сорок два.

– Где трудитесь?

– Доцент кафедры археологии Института древней истории.

– Неплохо выглядите для доцента. – Хозяин кабинета повернул вниз колпак настольной лампы, щёлкнул выключателем под столешницей, и загорелся тусклый верхний свет. – Так лучше?

– Да.

– Я прошу извинить, но вас доставили сюда раньше, чем принесли ваше дело. Поэтому я пока не знаю, как мне следует с вами обходиться. – Дознаватель откинулся в кресле, сохраняя непроницаемое выражение лица. – Пока можете присесть. Табурет слева от вас.

– А руки можно освободить?

– Терпение…

Флора присела на край табурета и огляделась. Низкий сводчатый потолок, стены, сложенные из грубо отёсанных булыжников, пол, покрытый дешёвым желтоватым пластиком – казалось, всё здесь было устроено именно для того, чтобы вызвать у человека ощущение тревоги и неуверенности в себе. Зданию было уже более четырёхсот лет. Когда-то давно, при одном из царей Кетта последней династии, здесь была резиденция казначея царского двора. Может быть, уже тогда это помещение использовалось для допросов и истязаний подданных, уклонявшихся от уплаты податей? Стены были буквально пропитаны болью, но она продолжала убеждать себя, что у неё нет причин для страха, что всё обойдётся. Но с каждой минутой надежда слабела, и отчаянье подступало всё ближе и ближе.

За спиной вновь скрипнула дверь, в комнату вошла девушка в голубой униформе, прошла к столу, молча положила на него тоненькую папку, мимоходом с нескрываемым любопытством глянула на Флору и, так и не сказав ни слова, удалилась.

– Так… – Дознаватель открыл папку, бегло просмотрел несколько листов, пристально посмотрел Флоре в глаза и откинулся в кресле, придав себе непринуждённую позу. – Думаю, что наши агенты несколько поторопились с задержанием. Вы не успели сказать ничего такого, за что вас можно привлечь к серьёзному наказанию. Максимум – административный штраф в размере двухсот чиклей за непочтительную характеристику представителей власти. Но я обязан разобраться в ваших мотивах. Я должен понять, кто вы – заблудшая душа или потенциальный враг Империи.

– Я? – Флора села прямее. – Я… Нет, я не враг. Я все годы работала. Ни одного нарекания…