========== Поклонение ==========
В старом добром городе Z — жара. В старом добром городе Z — филиал Ада.
На бесцветном небе, попираемом высоченными небоскребами, ни одного облачка. Над раскаленным асфальтом парит дрожащий пласт горячего воздуха. Он обжигает ступни даже через толстую подошву, он сушит ноздри и глотку, затекая в легкие расплавленным свинцом. Солнечные лучи сжигают заживо. Пекло безраздельно правит на полупустых улицах.
Банка с водой холодит ладонь, но я не спешу ее открывать. Мозги медленно варятся в трещащем черепе. Во рту давно образовался свой личный, крохотный клочок пустыни. Фланелевая рубашка давно промокла от жидкого горячего пота — мягкая ткань неприятно липнет к спине. Но я не обращаю на это внимание. Воздух рваными толчками выходит из моей груди.
Я иду по мостовой, улыбаясь странной, едва заметной улыбкой. Вокруг меня ни души. Пустота дневной улицы кажется нереальной, жуткой… до невозможности привлекательной. Я перекидываю бутылку в другую руку, и охладившуюся ладонь тут же облизывает горячий воздух, словно язык невидимого огня. Ни один мускул не сокращается на моем лице — ни одно пламя не сравнится с тем, что сейчас пылает в моем нутре.
Я сворачиваю к бесплатной парковке и забираюсь в темно-красный «форд». Модель старая, но отлаженная и подкрученная как надо — босс любит винтаж. Усевшись в свеже-перетянутое кожаное кресло, я наконец-то позволяю себе выдохнуть и отвинтить жесткую крышку. Из-под пластика с характерным «пшик» вырывается небольшое влажное облако, наполненное прохладой магазинного холодильника. Несколько мелких брызг попадают мне на оголенное предплечье, вызывая короткий смешок — щекотно! Ледяная вода остужает горящие губы, смывает пустынный вкус с языка антарктической бурлящей волной. Свежесть и холод наполняют грудь.
Я выпиваю половину бутылки разом и, зажмурившись, откидываю голову на спинку сидения. Под веками плавают алые круги, под языком чешется, под горлом дрожит. Рифленый складной нож из кармана сумки сам собой перекочевывает в руку. Палец обводит шершавую рукоятку, гладит ее, гладит, гладит, гладит…
«Красное, красное, красное… Черное… Белое… Красное, красное… Черно-белое… Коричневый… Карий… Белый… Красное, красное, красное… Белое, белое, белое… Белое, окрашенное красным…»
Хохот встряхивает внутренности, отдается в намятых боках тяжестью. Уголок губ щиплет и тянет. В глазу стучит пульс часто колотящегося сердца. Костяшки пальцев кусает колючая боль. Три верхних коренных зуба ноют. Кожа горит в сухом, прожженном воздухе.
Душа поет. Пес внутри заходится восторженным лаям. Пора к хозяину! Пора! Пора! Пора!
С широченной улыбкой я откидываю нож на соседнее кресло и завожу мотор «форда», перекрашенного мной из светло-бежевого в темно-бордовый. Зачем это?.. Чтобы крови не было видно, сэр… Ну, что за ребячество?.. Я снова хохочу, запрокидывая голову, и бью кулаком по баранке, обтянутой мягким чехлом. Прострелившая кости мука будит внутри голодное исступление.
По старой доброй дороге я покидаю пределы центра старого доброго города… не забыв о старой доброй привычке показать средний палец небоскребу «Атлант-палас» — гнезду корпоративных стервятников. Меня ждет замерший в своем нервирующем спокойствии пригород. Аллерт-стрит №67-А. Железобетонное ограждение под пару метров высотой. Чугунные ворота, звенящие от электрического напряжения. Светлая двустворчатая дверь, сделанная из цельного массива столетнего дуба. Замок особого доступа, слепленный согласно последнему слову техники.
Меня ждет дом, который я должен охранять, и хозяин, которого я должен защищать. Мой босс… Нагревшийся от разгоряченного тела смартфон удобно ложится в руку.
— Мистер Рэйгер… Вы были правы… Да, он раскололся… На кольце перед Хохком… Да… До встречи.
На входе меня пропускают только после недолгого дознания. Стандартная проверка для отсеивания ненужной шелухи. Для меня это простая формальность, кто угодно другой, будь он на той же должности, вообще потребовал бы освободить себя от этой пустой траты времени… Ха! Недолго бы этот хрен тогда продержался. Фейсконтроль в этом доме суровый — такой же, как и положение дел хозяина. Я улыбаюсь слегка смущенным парням и хлопаю одного из них по плечу со словами:
— Хорошая работа. Чтобы всегда так было, ясно?
— Нет, Волк, — отвечает другой. — Будет лучше.
Я смеюсь и вхожу в главное крыло дома. На пути к лестнице на второй этаж меня встречает мисс Эйдж. Светлые волосы аккуратно собраны, на лице прихотливый макияж. Поверх длинного домашнего платья наглаженный и накрахмаленный фартук. Я улыбаюсь и подхожу к ней пружинистым шагом.
— Сияешь, как солнце, Молли, — говорю я и спрашиваю: — Где он?
— Ждет тебя в спальне, — отвечает она. С полминуты напряженно рассматривает меня внимательными голубыми глазами… и тяжко, немного раздраженно выдыхает. — Все никак не успокоитесь. Уже половину осиного гнезда переворошили…
— … а остальная половина все ещё остается нетронутой, — с озорным смешком замечаю я и целую ее в щеку. — Не беспокойся. Мы почти закончили. Так что скоро все снова станет тихо и спокойно. Да и вообще… Ты только посмотри на мистера Рэйгера! Он просто…
— Кто бы на тебя посмотрел, — сварливо перебивает домоправительница и прихватывает меня за подбородок. — Опять весь в синяках вернулся… и где твоя куртка?
Хороший вопрос. Хотел бы я знать.
— В машине, — пытаюсь отвертеться я, но хрен там.
— Продолжай врать дальше — и моей помощи не дождешься, — хмурится мисс Эйдж и грубовато отпускает меня. — Что, неужели настолько изгваздал?..
О, да. Настолько.
— Скажем так, — помявшись для приличия, отвечаю я. — Если боссу вдруг вздумалось бы натаскивать Сузи и Джугга на охоту за дичью, ею смело можно было бы оборачивать тренировочное чучело.
— Ясно, — после паузы говорит Молли. Ее глаза серьезные… и в то же время понимающие. — Что ж… Надеюсь, ты хорошо за собой прибрал. Иди, мистер Рэйгер ждет.
— Сваришь чайку? — спрашиваю я уже на лестнице.
— Я занята — у меня важный заказ, — отвечает Молли, поглядывая на меня мерцающими глазками. — Ужин на двоих. Ровно через три часа… Чай в него включен, — добавляет она после паузы и усмехается, — можешь не переживать.
Мой мозг переваривает информацию с несколько секунд, по прошествии которых я медленно киваю и продолжаю свой стремительный путь наверх. Губы сами собой растягиваются в хищной ухмылке.
Я иду по длинному коридору в дальнее крыло дома. Солнце точечно пускает раскаленные стрелы прямо через толстое стекло окон. Каждый мой шаг отчетливо громко разносится в пустом прохладном воздухе. По пути мне встречается Сузи. Она хорошенько обнюхивает меня, пока я поглаживаю ее длинную мордочку и пощипываю ее стоячие тонкие ушки. Самочка добермана пропускает меня без подачек и уговоров.
После стеклянной галереи темнота глухих коридоров хозяйских комнат ослепляет на какое-то время. Приятная тянущая боль сводит эластичные мышцы глазных яблок. Холод каменных стен мурашками бежит по коже. Меня всего мелко потряхивает. В моем рту стремительно высыхает слюна. Моя голова в кратчайшие сроки начинает кружиться. Ноги заплетаются, шаги звенят в ушах, дыхание частит.
В спальне светло и тепло — шторы раскрыты, оголяя громадное окно у дальней стены. Кровать стоит к ней боком, небрежно застеленная и задернутая лишь одной гардиной. На прикроватном столике лежат явно наспех снятые часы и грубо развязанный галстук. От него пахнет горечью, холодом… и сталью. Дрожь едва не переходит в судорогу. Шкаф распахнут — так, как если бы человек хотел его закрыть, но в последний миг его отвлекли более насущные дела. Ровный плоский ковер глушит мою звучную поступь.
В ванне, примыкающей к спальне, шум. Плотный, шипящий шум работающего крана. Сухость изо рта медленно переползает в глотку, из нее — в гортань, а оттуда уже добирается и до трахеи.
Я расстегиваю одну пуговицу на рубашке, прежде чем постучать в дверь костяшкой пальца. Пару мгновений ничего не происходит, а после низкий хрипловатый голос с легкой ленцой тянет:
