========== Пролог. Карминовая смерть ==========

Мы оказались глупцами, когда решили, будто легче умирать так. Трое сбежало – трое пришло. Сотни слышали Песню, но лишь мы последовали за Его Зовом, отыскали Его путь.

Мы в снегах, которых не знаем. Едва не рассмеялись от облегчения, когда еще могли. Когда думали, что Он не заберет нас. Решили, будто оказались поблизости от дома. Подумали на мгновение, будто нам помогут, будто нам еще можно помочь.

Когда это было?

Сейчас уже не посмеяться – я чувствую языком кристалл, который пророс в шее насквозь. Сплёвываю кровь: Он еще не добрался до костей, наш спаситель, но уже крошит мне зубы.

Создатель, за что нам эти муки?!

Красный лириум терзает нас. Кровоток жжет, будто там клубки из колючек. Зубы ноют. Кости ломаются.

Говорят, что храмовники, истинно познавшие Его, не чувствуют боли.

Может, и так. Я не чувствую правую руку. И не вижу. Она вся – один сплошной Его нарост, алые кристаллы, которые бьются в унисон с Песней и моим сердцем.

Красным. Он в моем сердце, да. Борется за него. Желает его.

Где же спасение?!

Я иду вперед. Не смотрю на других. Продираемся через снег – он жесткий, по бедра, ноги проваливаются, мы вязнем и благодарим Его: через боль Он даровал нам тела, которые стерпят все.

Не могу вспомнить, сколько мы здесь. Здесь только снег, черный от копоти, и горы, и ничего больше, и нет солнца – небо затянуто черным дымом, остаток языка и горло все еще чувствуют пепел, которым пропитан воздух.

Горы, которые выплевывают черный дым. Что они такое? Не помню этого слова. Три высоких пика, как трое моих мертвых детей, которых убили красные храмовники. Я не помню себя, но помню Элис, Рика и Дамиру. Какой жесткой и неглубокой должна быть могила в земле, твердой от морозов, словно камень! Две женщины не выкопают ее!

Думать больно, как будто Он сопротивляется, когда пытаешься вспомнить себя. Мысли как ржавые шестерни, которые заливает алое сияние. Я купаюсь в их лучах, но уже не помню, как меня зовут, и не помню, как зовут их, которые пробираются через снег рядом со мной. Я пытаюсь собрать воспоминания по кусочкам, хотя нам уже никто не поможет.

Нас должна спасти Его Песнь.

Мы стали как они. Как храмовники. Слишком много времени провели рядом. Слишком долго добывали красный лириум. Изо дня в день слышали Песню в своей голове. Мы были полны сил, когда решили сбежать, но я ничего не помню о побеге.

Но помню, что в темноте, в щели, куда мы провалились – сиял только один цвет. Алый.

Да! Он показал нам путь к спасению! Храмовники желали сделать из нас живое мясо – корм для Него, чтобы Он пророс сквозь нас.

Сейчас я понимаю, что Он заслуживает этого. Заслуживает нас. Пищи.

Нет, нет. Я хочу домой. Я хочу к жене. Мама… я охотился, она не переживёт зиму!

Больно! Не наказывай нас! Голову тянет к земле, он распинает тебя в своей красной колыбели, если думаешь об этом!

Руки и ноги, все колет изнутри. Он кормится тобой. Я бы хотел омыть эти кристаллы на теле кровью – Он всегда хочет крови, Ему хорошо от нее, а боль утихает.

Он напитывается. Он нежен. Он поет. Он благодарит.

Когда мы, ещё надеявшиеся на спасение, нашли зеркало в туннелях, мы не желали оказаться здесь, в безжизненной пустоши, где нет ничего, кроме льда и гари, и камня. Но мы вошли в зеркало, и пути назад не стало – снег и пепел замели следы.

Пещера под обрывом. Вход куда-то – там, ниже, дорога как большая спираль, которую вдавили в землю. Должно быть, шахта или карьер. Он слышит что-то, кроме нашей боли. Песня в моих костях и крови куда-то зовет. Я чувствую, как она рвётся в моих глазах и ушах.

Может быть, там нам помогут. Тому, что от нас еще осталось. Я искупаюсь в крови. Я накормлю Его, потому что тогда Он утешит меня – ведь больше никого не осталось. Элис, Рик и Дамира мертвы. Все мертвы.

Пусть нас наконец-то убьют.

Помилуйте нас, Создатель и Андрасте, пусть нас убьют.

========== Глава 1. Шарлаховый кристалл. ==========

Красное зелье было горьким и обожгло мне горло. Это совсем не похоже на лириум, к которому я привык. Мой мозг как бы загудел: один звук пронзил всё моё существо. Сила, которую он принёс, была невероятной. Я чувствовал себя так, будто держу в ладони весь мир и могу раздавить его одной лишь мыслью. Так ли себя чувствует Создатель?

Не могу теперь думать ни о чём другом, кроме этой силы. Вкус безграничного делает невозможным для человека довольствоваться обыкновенным. Зачем быть тем, кто я есть, если я могу стать большим?

Мы здесь

Мы ждали

Мы спали

Мы разбиты

Мы ущербны

Мы скверны

Мы терпим

Мы ждём

Мы нашли сны

Мы проснёмся

Кодекс – Dragon Age: Инквизиция.

Энгвар ненавидел Фелуруш.

Он провел здесь со дня приговора ровно сто лет и одиннадцать месяцев. Успел изучить сучью дыру так, что мог бы по памяти зарисовать каждый скол камня на скалах.

Талахай подземного города – норы, где нет ничего, кроме угольных и алмазных шахт! Какая честь для охотника и бывшего командира восточных шпионов!

В Фелуруш даже не отправляли пленников. Отправлять эльдар за углем и худшими в крепости алмазами было тратой ресурса – жить в здешней духоте рабы ещё привыкли бы, но в шахтах выживали только орки и майар, а близость Ямы напоминала каждому, что жизнь в любой момент может стать ещё хуже.

Возможно, это было личное въедливое напоминание от Аран Эндор.

Фелуруш ничего не приносил Ангбанду, кроме проблем, мелких алмазов и угля – если под Тангородримом где-то и скрывалось нищее дно, Энгвар оказался именно здесь.

Аран Эндор (в мыслях он до сих пор не осмеливался звать Короля по имени) сослал его сюда после бунта, и лучше бы выбрал другое наказание, которое окончит существование быстрее и точно безболезненней.

Энгвар маялся в заточении без лесов и охоты, без бега босиком по пропитанной кровью земле, и вычислял точное время своего сомнительного правления лишь по появлению караванов Хранителей каждую неделю.

В который раз после маеты с наполнением городского склада он брал пару минут отдыха – опирался на ограду веранды перед покоями и мрачно оглядывал нынешние владения – несколько глубоких трещин, подсвеченных багровым огнем, три широких моста над ними. С края, что уводил в глубину Ангбанда – город, словно пугливо взобравшийся по стене. Угловатые лачуги, построенные на головах друг друга. Крутые лестницы. Извилистые переулки. Посередине, перед третьим мостом – склады и кузницы. Под его обиталищем без окон, вырубленным в скале, начинались шахты.

Всё – знакомое до тошноты.

Поблизости от Фелуруша обитал Лунгортин, что управлял потоками магмы – и балрог, зная о его положении, никогда не упускал случая поиздеваться.

Все видели, как Тар-Майрон проиграл битву, когда их загнали в крепость, будто крыс. Дагор Аглареб, славная битва! Вот как издевательски звали ее враги! Все знали, что поражение такого масштаба неминуемо повлечет за собой страшное наказание – казнь или ссылку в Яму. И в Ангбанде нашлось слишком много тех, кто не пожелал подчиняться слабаку, а потому решил, что править должен сильнейший.

Они не сомневались в решении Аран Эндор насчет Тар-Майрона. Зря.

Они сражались и проиграли, а Аран Эндор наказал только бунтовщиков. Он слышал, что воплощенных – настоящих воплощенных, как орки – вешали, а затем отправляли их детей в другие кланы. Семьи и целые племена перестали существовать – их жизнь обогатила других. Некоторым майар Король что-то пообещал, и те снова начали жрать у Тар-Майрона с руки. Некоторых, едва ли больше десятка – таких как его Гурутлэйн, показательно искалечили или убили.

«На каком счету эта сука, если даже Король не поднял на него руки?»

Впрочем, Готмогу тоже все сошло с рук. Но не ему.