– Рассказывай, Обинья.

…– Ты говорила о своих снах полковнику? – медленно спросила Йанса, когда Оба умолкла.

– Нет, Огун ничего не знает. Незачем волновать его по пустякам.

– «Пустякам»? – подняла брови Йанса. Рубиновая капелька в крыле её носа угрожающе блеснула. – Да дона Энграсия в гробу бы перевернулась, если бы услышала это! Родная бабка приходит к ней раз за разом – а эта курица лишь отмахивается: «Пустяки»! Где уважение? В конце концов, ты ориша, или нет?! Только в снах мы видим судьбу! Только в снах открывается наше ори[14]! И как ещё прикажешь эгунам[15] говорить с тобой? Почему я должна тебе в шесть утра объяснять элементарные вещи?! Та-ак… Где этот проклятый шкаф? Ты хотя бы заглянула в него?

– Нет, – удручённо созналась Оба. – Я боялась.

Йанса встала и решительно двинулась к дверям.

– Подожди! Я с тобой! Йанса, может быть… Может, лучше не надо?

– Если боишься, принеси мне автомат из машины!

– Никакой пальбы в моём ресторане! – всполошилась Оба. – У меня приличное заведение! Ты распугаешь всех клиентов! И вообще, сколько можно возить с собой «узи»? Тебя знает вся Баия, ты мастер капоэйры[16], кто рискнёт напасть на тебя?

– Это же Бротас, Обинья, здесь всё может быть… – Голос Йанса доносился уже с лестницы. Оба вздохнула и поплелась следом, на всякий случай прикоснувшись к ритуальному ножу Огуна, висевшему на стене.

В золотистом луче света, падающем в слуховое окно, плясали пылинки. Пахло сыростью. На потолке, прямо над шкафом, темнело влажное, заросшее лишайниками пятно.

– Крыша потекла? – поморщилась Йанса.

– Эта зима такая дождливая, – вздохнула Оба. – А дом совсем старый! Я всё время подставляю тазы, но почти не помогает.

– Так скажи парням, пусть починят! Иначе когда-нибудь вас с полковником зальёт прямо в постели! – Йанса шагнула к шкафу. Сейчас, в солнечном свете, он выглядел невинно и безобидно, как обычный чердачный хлам. Йанса не задумываясь дёрнула на себя ветхую дверцу – и прямо на неё с паническим писком вылетела дюжина летучих мышей.

– Обинья, окно!

Оба толкнула створки. Мыши долго и бестолково кружились под самой крышей, натыкаясь на опутанные паутиной балки, но в конце концов одна за другой скрылись за окном. Нырнув в пахнущее гнилью нутро шкафа, Йанса методично извлекла наружу нескольких гекконов, двух глазастых лягушек, раздувшуюся от негодования жабу с кирпич величиной и целую колонию пальмовых жуков. Последними шкаф покинула злющая чета богомолов. Йанса, смахнув с косичек паутину, выпрямилась и пожала плечами.

– Но здесь же ничего больше нет! Взгляни сама! Та-ак… а это что такое? Фу, какая мерзость… Тебе нужна эта рухлядь, или выкинем?

Оба изумлённо приняла из рук Йанса влажный свёрток, в котором едва угадывались пёстрые, покрытые плесенью, почерневшие от времени и сырости нити. Отвалившись, со стуком упала на пол проржавевшая пряжка, – и Оба вспомнила!

Четырнадцать лет назад на улицы Города Всех Святых обрушивался ливень. Дымящееся небо вспарывали синие молнии. Их вспышки озаряли комнаты дома в кондоминиуме на Рио-Вермельо. Шестнадцатилетняя Оба с замиранием сердца открыла дверь в родительскую спальню. Матери с отцом не было дома, но они с минуты на минуту должны были вернуться.

– Обинья, поживей! – Чёрный мальчишка лет восьми с лукавой обезьяньей рожицей вошёл в спальню хозяйской походкой. Его красная бейсболка с чёрным козырьком была тёмной от дождя. – Где этот сейф Нана Буруку[17]?

– Ну что вы с Шанго[18] вздумали, ей-богу… – пробормотала Оба, невольно прислушиваясь: не подъезжает ли отцовский автомобиль. – Как это может получиться, что за глупости…

Мальчишка, развернувшись на босых пятках, одарил её широкой ухмылкой:

– Доверься мне, красотка! Эшу[19] знает что делает! Ну – не будем терять время?

Оба, понимая, что сжигает за собой все мосты, глубоко вздохнула и показала на неприметную дверцу в стене.

Эшу сощурился. С минуту покачался с носка на пятку, уставившись на запертую дверцу. Тихий щелчок – и сейф открылся.

– Вот и всех дел… Бери всё, что тебе нужно, – и делаем ноги!

С отчаянно колотящимся сердцем Оба вынула из сейфа и положила на стол внушительную пачку долларов («Эшу, не трогай деньги!»), шкатулку с драгоценностями матери («Эшу, нет, ни в коем случае!»), чековую книжку («Да сколько раз тебе повторять, паршивец?!») и запасные ключи от машины («Малыш, не вздумай: унитаз засорится!»). На пол посыпались счета, фотографии, документы, чеки, старые письма… Наконец Оба нашла то, что искала: свой паспорт и школьный аттестат. Они прятались под стопкой банковских выписок. Оба потянула на себя документы – и вслед за ними из глубины сейфа поползли, сухо шурша, бусы из сморщенных, почерневших плодов величиной с монету в пять реалов, обмотанные лиловым шнурком с нанизанными на него ракушками-каури. Оба, забыв о спешке, изумлённо разглядывала ожерелье. Её мать никогда в жизни не надела бы такое украшение: дона Нана Каррейра, супруга владельца огромной строительной компании «Луар», предпочитала бриллианты от Тиффани и Картье…

– Всё, наконец? – осведомился Эшу, уныло поглядывая на пачку долларов. – Обинья, нам пора! Если твоя мамаша нас накроет…

При этих словах Оба сразу же очнулась и схватила свои документы. Странное ожерелье потянулось за ними: его нитка зацепилась за металлическую скрепку аттестата. Распутывать бусы было некогда: Оба поспешно швырнула их вместе с бумагами в свой рюкзак, побросала обратно в сейф всё, что было вытащено, захлопнула дверцу – и вслед за Эшу бросилась вон из комнаты.

Шанго ждал, стоя около машины. По его чёрной физиономии стекали струйки дождя.

– Сумасшедший… – простонала Оба, сбегая к нему по ступенькам подъезда. – Ты же теперь весь мокрый…

Он не дал ей договорить: схватил в охапку, стиснул до боли могучими руками, и Оба услышала его низкий, хрипловатый смех.

– Ну, детка? Всё в порядке? Я же тебе сколько раз говорил: от Эшу нет запоров… А ты чего ржёшь, придурок? Марш в машину, сейчас поедем! Ты ничего не прихватил там, в квартире?

– Брат, ну за кого ты меня принимаешь? Что обо мне подумает твоя невеста? – вознегодовал Эшу. Он нырнул в машину, почему-то пряча левую руку в кармане джинсов. Но плачущая в объятиях Шанго Оба не заметила этого.

– Моя мать… Когда она узнает… Она отнимет меня у тебя! Она заберёт меня домой!

– Пусть только попробует, девочка! Пусть рискнёт!

– Ты не понимаешь! Это не смешно! Я же несовершеннолетняя! Мать вызовет полицию и…

– При слове «полиция» Шанго расхохотался на весь квартал.

– Полиция? У меня в Бротасе?! Ты с ума сошла, малышка! Полицейские тоже люди, у них есть семьи, они хотят жить! Выбрось глупости из головы! Едем, сегодня наша свадьба!

Повелитель Молний открыл машину, сбросил на пол с переднего сиденья автомат и широким жестом пригласил Оба внутрь. Она села, стараясь не задеть шлёпанцем оружие, чуть живая от ужаса и счастья. Шанго плюхнулся за руль и, прежде чем тронуть «джип» с места, поцеловал свою невесту так, что Оба едва не задохнулась. Плетёный пёстрый рюкзачок упал с её колен прямо на воронёный ствол «УЗИ».

– Значит, вот где он провалялся столько времени… – пробормотала Оба. – Я сбежала с этим рюкзаком из дома в шестнадцать лет! А потом зашвырнула в шкаф и забыла про него. Когда освобождала нижний этаж под ресторан, Шанго с ребятами отволокли шкаф на чердак… И всё!

Оттопырив нижнюю губу, Йанса с подозрением рассматривала покрытый плесенью комок перегнивших цветных нитей.

– Но ведь в этом шкафу больше ничего нет! Чего же от тебя хотела дона Энграсия? – Мулатка, нахмурившись, встряхнула рюкзак. – Ты не могла оставить в нём что-то нужное?