Как же хорошо бывает по весне, особенно когда она приходит в деревню. Тепло распространяется по воздуху, проникая глубоко в землю, согревает ее и дарит волшебный шанс на рождение новой жизни всевозможным растениям. Различных маленьких подземных жителей выводит из спячки, заставляя активно копошиться, обустраивая свою жизнь. Но порой солнце очень щедро одаривает свои лучи горячим дыханием, и они раскаляют землю до температуры, которую не все растения в силах преодолеть, устраивая им тем самым серьезный неестественный отбор.

Из людей же более всех страдают те, которые связали свою жизнь с сельским хозяйством, они, бедные, находятся в подчинении у самого непредсказуемого и взбалмошного начальника. В нашей деревеньке живут две достаточно еще молодые семьи, которые занимаются фермерством, их дома стоят по соседству. Сила жара, исходящая от солнца, и отсутствие дождя влияют на их благосостояние, и это терзает им душу. Своевременно они засеяли свои участки, и, казалось, можно передохнуть, но испытание только началось.

В деревеньке, про которую пойдет речь, все вполне ухоженно: домики не отличаются большим богатством, но аккуратненькие, и дворики чистенькие. Все спокойно идет своим, заранее известным, цикличным чередом.

В один из таких домов солнце светило в окошко и все более и более размягчало кусочек масла, лежащий в блюдце на столе. Жаль, так же легко оно не могло проникнуть в душу и размягчить сердце хозяйки этого дома, Дарьи. Она была женщина требовательная, волевая, решительная и держала всех домашних в строгости, конечно, лишь настолько, насколько они могли себе позволить послушание. Распространялась власть ее хозяйская более всего на мужа Анатолия, он хоть и брыкался, разумеется только в словесной форме, но в большинстве своем все же подчинялся. Навряд ли он обдумывал и давал оценку своему поведению, но какой-то своей частью понимал, что ему необходима такая твердость характера со стороны супруги и без нее он, скорее всего, пропадет. Любил Анатолий загулять с друзьями, но не от того, что прям горький или полугорький пьяница, опустившийся человек, а от простодушия своего. Нравились ему уж очень душевные разговоры и интересные истории, звучавшие в компании друзей под рюмочку. От приличного ухоженного мужчины и до неприличного, со всеми неминуемо вытекающими последствиями выпивохи отделяла его строгость Даши. Жена стояла между этими двумя обликами Анатолия и контролировала дозировку порядочности его внешнего и внутреннего вида. Человек он был добрый, местами по-детски наивный, безотказный до глупости, так что без жены жилось бы ему на свете нелегко. А растаявшее или хотя бы чуть−чуть подтаявшее от весеннего тепла сердце Даши было ему сейчас очень необходимо для очередного намечающегося увеселения.

Календарь сообщал, что маю осталось недолго и пришли его последние дни в этом году. И на деревню, как уже известно, напала сильная жара и засуха, и как прогнозы синоптиков, так и народные приметы сходились в одном: конца ее пока не предвидится. Слезы жителей деревни по объему, может, и смогли бы поправить обстановку и немного помочь этой беде, но не в полной мере. Хотелось бы хорошего дождя на всю ночь, хотя ради такого случая можно и целым днем пожертвовать. Это и понятно, ведь у каждого здесь был огород, который очень помогал семейному бюджету и достатку в целом. Засуха могла принести людям большие потери и по осени, никого не щадя, оставить без урожая. Особенно тяжело пришлось бы нашим фермерам.

Было уже около девяти часов вечера, как стук в дверь сообщил Дарье, что у нее гости. Зашла ее соседка, благодаря территориальной близости ставшая подругой, Светлана. Она часто заходила, так что ничего удивительного поздний теперешний ее визит не предвещал.

− Привет, Дашка! Ой, не растет ничего, все пропадает, все. Что это делать? А? Я прям не знаю, − протяжным жалобным голосом проговорила Светлана, проходя через всю комнату и садясь сразу за стол, не дожидаясь ничьего приглашения.

Они, бывало, частенько сидели за этим предметом мебели, предназначенным для употребления пищи, и использовали его не по назначению, обогащая не свой живот, а свою душу разговорами о разном: кормили лакомствами свое любопытство, но чаще всего жаловались друг другу на мужей, других родственников и делились последними слухами про соседей.

− Баба Вера говорит, это потому, что мы не соблюдаем старинные обряды, те, которые наши предки нам завещали, они умные были, ближе к природе, − задумчиво проговорила Дашка, протирая белым новеньким полотенчиком красивую большую тарелку, подаренную ей на день рождения кем-то из родственников.

− Ничего себе, вот это я удачно зашла, удивила прям меня! А с каких это пор ты с бабой Верой беседы ведешь? Она уже лет десять как совсем кукухой поехала. Сколько ей уже стукнуло? Лет семьдесят пять, наверное.

− Восемьдесят недавно исполнилось, − уверенно уточнила Дарья и поставила уже натертую до блеска тарелку в шкафчик с посудой.

− Ну то, что она лет на пять моложе выглядит своих лет, еще не делает из нее ведьмы или не дает повод для записи ее в старообрядцы. Или кем она там себя возомнила под старость годов? Бедная. Мне даже стало ее жаль. Так чего это ты у нее забыла?

− Она мне советы разные дает, ну, скорее, не советы, − Даша замялась, не зная делиться такой деликатной информацией с подругой или все-таки оставить одну тайну между ними нераскрытой, но, немного помолчав, продолжила: − а травы подсыпать Толику в суп или чай.

− Чего? Не верю своим ушам! Дашка, ты-то куда? Неее, я слышала, конечно, слухи ходят о том, что она таким промышляет. И что это там за рецепты такие она тебе дает? Приправу волшебную, небось, у себя под забором берет? Как удобно. И когда это ты стала вестись на такую ерунду?

− Можешь не верить, я тоже раньше на смех поднимала такое. А помогает, я точно тебе говорю. Неделю назад она мне дала травы своей заговоренной, я по щепотке каждое утро подсыпаю, так Толик с каждым днем все ласковее и добрее становится. А за последние два дня и совсем не узнаю, все делает без пререкания, что ни попрошу. А сегодня утром…с цветами пришел. И Даша перевела свой задумчивый взгляд с подруги на подоконник, где стояла вазочка с цветами.

− Не знаю, стоит ли считать ландыши проявлением чуда и на основании этого присвоить бабе Вере статус великой колдуньи?

Светка посмотрела на вазочку и ее содержимое, так потрясшее Дарью. Это была сборка из всех попадающихся под руку цветов, которые можно было встретить, свернув с главной дороги по тропинке в ближайший лесок. В основном в букетике преобладали ландыши, но с ними по соседству легко уживалось и несколько одуванчиков, и еще другие незамысловатые и совершенно не букетные цветки, больше похожие на сорную траву, да и самой травой утрешний флорист не побрезговал, и она торчала поверх букета и, казалось, просто попала под руку второпях.

− Ой, не знаю, развод какой-то. Вот, вроде бы, умная ты баба, Дашка, а поверила во все это. Насмешила ты меня, конечно, на ночь глядя. Хорошо, что зашла, могла такое пропустить. Ладно, увидимся завтра.

Света встала из-за стола и пошла к себе домой, улыбаясь и не веря в то, чему сама стала свидетелем. Расскажи ей кто со стороны такое про Дашку, не посчитала бы правдой ни за что на свете, а к рассказчику подобного перестала бы питать доверие навсегда.

Светлана считала, что она очень удачно зашла, как и поспешила прямолинейно сообщить об этом, но не представляла, как ошиблась на этот счет. Если бы она пришла ранним утром или хотя бы днем, то, может, слова Даши не задержались бы надолго и вылетели сразу же из ее белокурой головы, не вызвав никаких других чувств, кроме смеха. Но она зашла вечером, и это-то и сделало свое дело: уж очень некоторые становятся впечатлительными именно в такое загадочное время суток, которое усиливает все чувства, а душа становится восприимчива ко всему происходящему.