Трансильвания

Его изящные пальцы легонько прикасаются к её пухлым губам, она закрывает глаза, взмахивая пушистыми золотистыми ресницами, пытаясь прочувствовать ту энергию, которую они словно выпускают и окутывают сладким дурманом. Кончики пальцев плавно поплыли по её волевому подбородку, переходя на шею, задерживаясь на миг на верхней части высокой груди. Она делает глубокий вдох в мучительном ожидании его прикосновений, таких манящих в те таинственные дали, от которых мозг отключается, а мысли улетают в чувственный мир. Упругая грудь словно наливается той же сладкой энергией, а нежно – розовые соски становятся болезненно – изнывающими точками. Она напрягается от единственной мысли, бьющей в голове как хвост рыбы, умирающей без воды, безжалостно выкинутой на берег «Прикоснись»…

И вдруг кончик его изящного пальца обводит по кругу один из её напряжённых сосков, рисуя кружевной рисунок на белоснежной коже. Вдох – выдох, и его пальцы продолжают сказочный путь к плоскому животу, словно заигрывая с ним и танцуя какой–то свой странный танец, уносящий остатки её сознания. Изящные движения исполняют арию любви, и только ему были известны эти ноты. Напряжение нарастает, его нежные пальцы застыли на месте – над любовным треугольником, и она выдыхает, вкладывая в летящую мысль кусочек своей души: «Сан, возьми меня…»

Лилия – Любовь открыла глаза цвета молодой ляпис – лазури и, оглядевшись по сторонам, разочарованно вздохнула: «Ах, это был только сон…»

Солнце совсем слабо пригревало, несмотря на самый разгар лета в Румынии, и слегка освящало зелёный пригорок неподалёку от величественного замка в немецко – готическом стиле с душистой густой травой, которая укрывала землю плотным живым ковром с разбросанными красными и синими полевыми цветами. Здесь резвились дети: белокурая чудесная девочка, тонкая как тростинка, лет семи на вид, и крупный мальчик, только темноволосый, оба с бледно – фарфоровой кожей, но словно горящими странным огоньком лазурными глазами, с цветом которых мог бы поспорить драгоценный самоцвет – сапфир. По всей округе раздавались воинственные крики малышей, похоже, они играли не в добрую детскую игру, а яростно дрались друг с другом, как на настоящей взрослой войне, да ещё и увесистыми мечами грубой формы, вырезанными из старого дуба, который служил им когда–то уютным домиком для других мирных игр.

– Ну вот, ты снова победил! В следующий раз я отвоюю у тебя победу! – громко вскрикнула девочка, хмурясь, сдвинув золотистые брови и гневно топнув маленькой ножкой о мягкую изумрудную траву, которая тут же обидчиво примялась от такого грубого обращения с матушкой природой.

– Не получится, милая сестрёнка, я сильнее тебя!

– А я – старше! – и она сопроводила свою реплику взмахом меча, резко разрезая им воздух пополам, словно бисквитный торт, и пытаясь со всей силы ударить по руке ухмыляющегося мальчишки, который был её сводным братом. Только всех сильно удивляло то, что у него единственного в великом роду Дракулы выросли чёрные волосы, а не белые, как это было у всех потомков до него.

В этот момент он резко выставил вперёд правую руку в виде защитного блока, и девчонка, от обратной силы своего же сильного удара, отлетела в сторону, упав на землю маленьким задом, раскинув широко ноги, опустив голову и хмуро смотря исподлобья, злобно прошипела:

– Я ненавижу тебя!..

– За что же, сестрёнка? За то, что я сильнее? Ну, так я же мальчик!

– Ну и что, а я – вампир и графиня!

– Ха, глупая, так и я тоже – вампир и граф, мы же дети одних родителей!

Малышка хмыкнула, отвернулась, надула розовые губки и, уставившись в землю, задумчиво стала ковырять кончиком меча, бубня себе под нос: «И родители почему–то его любят больше, а я – ненавижу…, и цвет волос у него другой, с чего бы это?»

– А может ты не от моих родителей вовсе?

– Ну что ты говоришь глупости? Я сын Константина – нашего отца и Арии – моей матери.

– Да? А почему ты не светловолосый, как все в нашем роду?

– Не знаю, и поверь, этого никто не знает, даже наш старый верный колдун Альберт, и хватит об этом. Почему то я люблю тебя такой, какая ты есть, и не задаю тебе лишних глупых вопросов.

– Каких же, например?

– Хотя бы тех, почему тебе нравятся девочки, дочки наших поварих, и ты их зажимаешь по закоулкам и целуешь.

– Это не твоё дело!

– Согласен! И цвет моих волос тогда тоже не твоё… А ещё я бы хотел, чтобы ты целовала меня, а не этих… грязных крестьянских девчонок.

После этой тирады между сестрой и братом, мальчик, гордо вскинув голову, усмехнулся и повернулся по направлению к замку, чтобы идти домой.

В этот момент подул лёгкий ветерок, колыхая разные по цвету и форме листочки многочисленных кустов и раздувая смоляные длинные волосы с серебряным отливом мальчугана, с красотой которого мог бы поспорить сам греческий Бог Аполлон; совершенно необычайная внешняя красота – гордость всех потомков этого великого вампирского рода Дракулы. Его взгляд поражал своей уникальностью и словно бил электрическим разрядом, глаза ярко–голубого цвета, точнее назвать их можно было бы сапфировыми. Лучи местного солнца, словно поглощались ими и, преломляясь, выпускались обратно, распространяя по ним тончайшие золотые лучики, казалось, что оно играет в них как в правильных и идеальных гранях настоящего драгоценного сапфира самого лучшего качества.

Он пошёл, глубоко задумавшись о странной ненависти и чёрной зависти сестры, которую крепко любил всем мёртвым сердцем и вампирской душой, и плюс ко всему прочему, она ему нравилась намного больше, чем семейное понятие сестра. Сапфир боялся своих собственных мыслей и желаний, но часто ловил себя на мысли, что хочет поцеловать её розовые чувственные губки, которые так мило украшали фарфоровое высокомерное личико. Её красота завораживала его юную душу, и в таких же голубых глазах, он просто тонул, чувствуя странное волнение, от которого ему иногда становилось тяжело дышать. И тут такая её ненависть, за что? Он и сам не знал, мысли обуревали разные, и мальчик тряхнул волосами словно гривой, чтобы сбросить уныние и отчаяние. Волосы всколыхнулись, отражаясь в лучах солнца серебряными переливами на тёмном фоне, как волны моря, когда в нём глубокой ночью плескается полная луна и лукаво заигрывает с ним.

Внезапно родной пригорок осветило яркое золотое светило, дети вздрогнули и сразу посмотрели вверх, думая, что само солнце приблизилось к земле, но это оказалось вовсе не оно, а нечто вообще странное для этих унылых мест, где вечно царил полумрак, шли частенько дожди и стоял густой молочный туман.

Мальчик остановился как вкопанный и зажмурился от неожиданности и сильного свечения, больно режущего глаза, несмотря на мощнейшее заклинание их колдуна, не боятся ни солнечного света, ни зеркал.

– Что это? – вскрикнула малышка, находясь чуть позади, указывая изящным пальчиком с острым коготком на золотое огромное облако, медленно двигающееся по небу прямо над ними и плавно опускаясь совсем рядом на землю.

Мальчик открыл глаза и, опешил при виде странного второго солнца, не зная, что и ответить любимой сестре. Он уставился на выходящих или даже больше было похоже на выплывающих из золотого облака странных существ такого же цвета, совершенно непохожих на людей, а на огромных пластилиновых кукол. У них волосы совершенно отсутствовали, лысые грушевидные головы создавали ещё более страшный вид, безликие, черты лиц просто сливались в единое пятно, глазницы того же жёлтого цвета, что и тело, и выглядели как–то совсем не естественно, даже неприятно, отталкивающе, длинные руки с тонкими изящными пальцами завершали это живое видение. Семеро существ подплыли к детям, слегка касаясь земли, на миг подвисая в воздухе, и один из них, выплывая вперёд, произнёс грозным голосом, отдалённо напоминающим раскаты грома: