О женщина, глядящая тоскливо,

Муж нехорош, дитя сопливо.

Часы на кухне тикают сонливо –

Неужто твое время истекло?..

Вероника Долина

Высокая статная женщина (явно кавказской национальности) немного походила по дорого обставленному рабочему кабинету и, облюбовав для себя директорское кресло, с мстительной улыбкой медленно опустилась в него: когда-нибудь она обязательно станет полновластной хозяйкой этой фирмы, принадлежащей (пока принадлежащей!) мужу-скупердяю, и непременно займет эту «сладкую» должность – должность генерального директора процветающей фирмы. Кому, как ни ей – княжне – управлять собственной фирмой!

«Собственная фирма» – как завораживающе звучат эти два слова, как манят они своими неограниченными возможностями и большими деньгами! Как весомо и значимо слетают они с уст, показывая всем хозяйский статус и заставляя уважительно склонять голову, заискивать и искать расположение!

Да, она непременно отвоюет у мужа его преуспевающую фирму, занимающуюся строительством деревянных домов, ремонтом и продажей недвижимости, и станет ее полновластной хозяйкой – вот придумает, как это сделать и отвоюет! И не важно, что у нее нет высшего образования (пока нет!), и что в прошлом она была простой секретаршей, с трудом закончившей захудалые курсы секретарей, она уверена, что ее ума и деловой оборотливости хватит на большее.

Женщина закрыла черные, бархатные, как южная ночь, глаза и, покручивая на пальце подаренное мужем «за рождение сына» кольцо с большим желтым бриллиантом, представила себе, как скоро она все изменит в этом огромном скучном кабинете: пригласит лучшего дизайнера (обязательно женщину), а потом переманит из других фирм лучшего главного инженера, лучшего консультанта по производству и лучшего менеджера по продаже недвижимости, создаст новый стиль, не только в собственном кабинете, но и в управлении собственной фирмой…

Уловив за спиной легкое движение, женщина оторвалась от «сладких» мыслей о своем триумфальном восхождении на Олимп бизнеса и, не открывая глаз, недовольно с едва заметным кавказским акцентом произнесла:

– Ну, что еще? По-моему, мы с тобой все уже обсудили: еще раз кому-нибудь заикнешься о моем прошлом, вылетишь с работы без выходного пособия! И поверь мне, дорогая родственница, уж я постараюсь, придать твоей заднице завидное ускорение!

Ответа на столь грозное предупреждение не последовало, и молодящейся женщине пришлось повернуться в кожаном кресле и открыть глаза.

– Ты? – искренне удивилась почти хозяйка собственной фирмы такой бесцеремонности от почти собственного подчиненного, не ожидая увидеть перед собой этого человека. – Кто позволил тебе без разрешения зайти в директорский кабинет?

– Твое прошлое…– со значением прозвучал дерзкий ответ почти подчиненного и раздался тихий, злорадный смех – человек явно по достоинству оценил свой собственный юмор и наслаждался произведенным эффектом.

– Ты еще издеваешься надо мной?! – с ненавистью глядя на стоящего перед ней человека, в ярости закричала красивая женщина и, схватившись за ручки кресла, подалась вперед. – Вон отсюда! Ничего ты от меня не получишь!

Перевернутое внутрь камнем кольцо больно впилось в кожу пальцев, и черноволосая, черноглазая женщина, вскрикнув от внезапно пронзившей пальцы боли, отдернула руку от полированной ручки кресла. Поднесла руку к лицу и с недоумением посмотрела на каплю крови, появившуюся в крошечной ранке на пальце. Вытерев каплю крови, женщина перевернула кольцо бриллиантом вверх и вытянула вперед руку.

Желтый бриллиант вспыхнул в лучах заходящего солнца, вбирая в себя последние янтарные всполохи усталого за день светила, и на секунду затмил угасающее солнце своим холодным алмазным блеском, сверкнув тысячами звезд на пальце обыкновенной земной женщины.

Забыв о причиненной кольцом боли и о стоящем напротив нее человеке, красивая статная женщина залюбовалась искрящимся золотым светом бриллиантом, а когда, насладившись красотой камня, подняла глаза на непрошенного гостя, в ужасе отшатнулась от ослепительно сверкнувшего в воздухе стального лезвия…

Лера сидела за столом, подперев голову руками, и с тихой ненавистью смотрела на мужнину чашку, оставленную им на столе после завтрака.

Сама по себе чашка не вызывала у Леры раздражения, даже наоборот: Лере нравилась эта темно-синяя чашка с золотой каймой по верхнему краю и ослепительно белым нутром (когда-то она сама купила ее в магазине, чтобы подарить мужу – подарить не к 23 Февраля или к какому-нибудь другому празднику, а подарить просто так, только потому что ей захотелось сделать ему приятное). Но именно сегодня, когда все с самого утра валилось у нее из рук, неубранная, грязная чашка мужа и хлебные крошки на столе особенно раздражали.

– Вот козел! – скрипнув зубами, выразительно произнесла Лера, с ненавистью глядя на злополучную чашку. – Неужели так трудно смахнуть со стола хлебные крошки, вымыть чашку, и убрать ее в шкафчик? – продолжала накручивать себя Лера, подспудно понимая, что ни к чему хорошему это «накручивание» ее уж точно не приведет. – Почему каждое утро мне приходится делать одно и то же? Я что, сижу дома или меньше его устаю на работе? Почему все домашние обязанности надо взваливать именно на меня?

Кап!

Обида и раздражение на мужа, давно уже поселившиеся в душе Леры, были серенькими и вяленькими, легко загонялись внутрь решительной хозяйской рукой и никогда не вырывались наружу. Ну, разве что разок другой, когда хозяйка падала с ног от усталости и плохо контролировала свои эмоции.

– Отстань! – тихо рычала Лера на сына, держащего в дрожащей руке дневник с очередным замечанием учительницы.

Кап!

И раздражение подленько хихикало в кулачок и раздувалось от собственной значимости.

– Пропади все пропадом! – уколов палец иглой, стонала полуодетая Лера, наскоро пришивая на рубашку мужа оторванную пуговицу. – Вчера ты не мог сказать мне, что у тебя пуговица оторвалась? – укоряющим тоном вопрошала она, наперед зная ответ мужа. – Обязательно надо подсовывать мне эту треклятую пуговицу, когда я опаздываю на работу! Сам бы пришил!

Кап!

И обида расправляла плечи, вставала на цыпочки и, плавно взмахивая прозрачным шарфиком, начинала медленно кружиться в «темпе вальса», мило улыбаясь расстроенной хозяйке беззубым ртом.

А в остальном Лерины обида и раздражение вели себя тихо и пристойно, сидели в самом темном уголке души, грелись внутри и набирались сил для «решительного броска».

Вот и сегодня, пытаясь усмирить и загнать поглубже внутрь раздражение и обиду на мужа, Лера сидела за столом в крошечной кухоньке в двухкомнатной малогабаритной квартире, и жгучие слезы бессилия подступали к уже накрашенным глазам.

– Я что ему бесплатная домработница?! – пафосно вопрошала Валерия, крепко сжимая кулаки в бессильной злобе. – Или мне это наказание за что-то?

Кап!

Вопросы, конечно, были риторическими, но Лере от этого легче не становилось: изо дня в день она задавала себе эти вопросы, по утрам заставая на столе оставленный мужем беспорядок, но, сколько она ни просила его, сколько ни ругалась с ним по этому поводу – все в их семье оставалась по-прежнему: она бегала по магазинам, готовила, убирала, стирала и гладила, муж мусорил и «лоботрясничал» в гараже, ссылаясь на «ремонт» машины.

Темно-синяя мужнина чашка, приняв хозяйское раздражение на свой счет, обиженно ощетинилась витой, серебряной ручкой чайной ложечки, доставшейся Лере в наследство от бабушки, как в прочим и квартира.

Слезы обиды и бессилия изменить что-то в этом осточертевшем быту были уже совсем близко, и Лера, предотвращая надвигающуюся беду (тушь в глаза – это ли не трагедия, когда опаздываешь на работу?!), резко встала с табуретки, подняла голову вверх и часто-часто захлопала накрашенными ресницами, пытаясь загнать непрошенные слезы обратно внутрь. От резкого движения полы простенького ситцевого халата распахнулись, открывая худые бледные ноги молодой женщины.