Однажды Валера проснулся и понял, что он - хлебушек. Казалось бы, совсем недавно отпраздновал своё тридцатипятилетие, как натуральный человек. А этим утром - хлебушек.
Первой в комнату забежала его жена - некогда красивая, ныне же увядающая крашеная брюнетка. Она начала кричать:
- Валера, ты проспал! Валера, тебе надо бежать на работу! Вставай, Валера.
- Не могу, - прошептал Валера. - Я хлебушек. Хлебушки не встают и не работают. Но их можно укусить за бочок. Смотри, какой он у меня золотистый, ароматный, хрустящий. Мажь маслом и откусывай.
- Валера, не издевайся надо мной, - зашипела жена. - Живо встал и пошёл!
- Как же я встану, - Валера заплакал. - Я же хлебушек. Ни ручек, ни ножек нет. Одна сладенькая корочка и упругая мякоть. Съешь меня, пожалуйста, пока я не зачерствел.
Жена странно посмотрела на него и ушла, хлопнув дверью. Валера посмотрел ей в след, тихо вздохнул и продолжил лежать, ожидая, когда же его съедят.
Следующим зашёл незнакомый мужчина в белом халате, поверх которого была накинута куртка. Чёрные его волосы были аккуратно зачёсаны под белую шапочку, на носу сверкали стеклом круглые очочки, а на подбородке красовалась пушистая козлиная бородка.
- Здравствуйте, Валерий Митрофанович, - бодро зачесал с порога он. - я - Эдикт Платонович. Психотерапевт в десятом поколении и невролог в третьем. Рассказывайте, батенька, как там ваше самочувствие?
- Хорошее у меня самочувствие, - улыбнулся Валера. - Замечательное.
- А как поживают ваши руки и ноги? - Не унимался врач.
- Какие руки и ноги? - Удивился Валера. - я хлебушек, а у хлебушков не бывает рук и ног.
- А что же это тогда? - Эдикт Платонович всплеснул руками и похлопал по одной из конечностей пациента ладошкой.
- Это? - Валера нахмурился, скосил глаза, но так и не разглядел, чего там касался врач. - Это часть моего хлебушкового тела. Очень вкусная, кстати. Попробуйте.
- Вот те на, - Эдикт Платонович поправил сверкнувшие очочки. - Вот так так! А шеей пошевелить можете?
- Что такое шея? - Валера растерянно заморгал.
- Так, так, - Врач выставил вперёд бородку. - А вы знаете, что у хлеба глаз не бывает и говорить он не может. А вы вон как моргаете и губами шевелите.
- Такой вот я особый хлеб, - вздохнул Валера. - съешьте меня уже. Жуть как устал ждать.
- Валерий Митрофанович, вы разве не боитесь смерти? - Эдикт Платонович склонил голову к плечу. - Ведь если вас съедят, вы умрёте.
- Умру, - тихо ответил Валера. - Только понимаете, в том-то и смысл всех хлебушков. Так умереть. А без этого и смысла-то нету. Вот у вас, например, какой смысл?
- Мой смысл напомнить вам, что вы человек, а не хлеб, - врач поднял указательный палец к потолку. - И человек - это звучит гордо!
Валера на эту тираду только горько вздохнул. Похоже, сегодня его не съедят.
После этого Эдикт Платонович начал навещать Валеру каждый день. Он увещевал пациента, ходя из угла в угол, сгибал его конечности, сладко хрустя суставами, и даже помогал кормить его с ложечки. Валера страдал. В него заливали супчик - он переживал, что размякнет. В него запихивали кашу - он терзался, что из хлебушка придётся стать булочкой (срам-то какой!) с начинкой. На все возражения мучители лишь отмахивались.
И вот настал тот ужасающий день, когда Валеру поставили на ноги и заставили пройти несколько шагов на негнущихся ногах. Бедолага не удержал ускользающего равновесия и весь в слезах рухнул на пол. Из чрева его полились горестные звуки испуганного хлебушка. Как так - у него и ноги? Ещё и на пол упал, запачкался. Кошмар какой.
- Ну, ну, батенька, не плачьте, - Эдикт Платонович потирал белые ручки с длинными, как лапы у паука-сенокосца пальцами. - Первые шаги - они же самые сложные. Дальше всё пойдёт лучше. И вы пойдёте тоже.
Валера всхлипнул и тихо заскулил. Объяснять очевидное этим извергам он уже устал.
Шаг за шагом, день за днём он учился ходить. Поддерживала его ускользающие силы только мысль, что уж снаружи-то, за стенами квартиры люди не такие жестокие. И обязательно его съедят. Даже мечтал иногда вечерами, щурясь от удовольствия - вот выйдет он на улицу, а там на него сразу со всех сторон налетят детишки, да голодные студенты и вмиг крошки на крошке от него не оставят. А может, даже есть магазины, куда привозят людей-хлебушков и они лежат там, на деревянных ребристых полочках, красуясь золотистыми хрустящими корочками и похваляясь душистой мякотью. И кто хочет приходит в тот магазин и покупает себе хлебушек на обед.
Реальность разочаровала. На улице в его сторону никто даже не взглянул. И волшебного магазина по пути не попалось. А через несколько дней и вовсе случилось непоправимое - Валеру посадили на старый, пропахший выхлопами и маслом вахтовый автобус и привезли на завод, на котором человек-Валера когда-то работал. Завод, дымящий небо трубами, и тогда казался ему мерзким, а теперь и вовсе виделся противоестественным. Валера-хлебушек хотел вернуться, только вахта уже уехала. Хлебушек стоял на остановке, обдуваемый холодными вонючими ветрами.
- Лерыч-Валерыч, - Валеру приобняли за плечи. - я слышал, ты болел.
Валера-хлебушек скосил глаза и увидел Диму Потина, старого друга и лучшего пятничного собутыльника Валеры-человека.
- Я не болел, - прошептал Валера. - я хлебушек.
- Слышал, слышал, - с умным видом закивал Дима. - ну, хоть отдохнул месяцок ото всего этого. А теперь Лерыч-Валерыч, пошли работать. А то кто ж, если не ты жену кормить будет.
- Я пытался, но она меня не ест, - горько вздохнул Валера.
- От ты придумал, - сказал Дима, отсмеявшись и смахнув слезу.
