Иногда он видел в зеркале свое лицо,

А иногда — чужака на своем месте…

Siouxsie and The Banshees, «Hall of mirrors».

Пока младшие дети вместе с Фатимой торчали в Нью-Йорке и не могли вылететь к нам из-за проблем с погодными условиями, мы с Фархадом открыли для себя новые ценности семейной жизни: трахались, как безумные дикари.

И днём и ночью, везде и всюду, где нам приспичивало, мы, похотливые бесстыдники, находили укромное местечко и уединялись. В светлое время суток и не в спальне, мы делали "это" по-быстрому и тихо, чтобы нас не услышал и не застукал обслуживающий персонал или, еще того хуже, Аврора. А ночами, за закрытой дверью супружеской спальни, где происходило самое непристойное порево без комплексов, мы позволяли себе раскрепоститься в максимальных масштабах – превосходная звукоизоляция между комнатами позволяла не сдерживать громких эмоций.

Мы с Фархадом, наконец-то заимевшие шанс выражать любовь всегда, когда хочется, испытывали непреодолимую, на уровне животных инстинктов тягу к спариванию и не прекращали желать друг друга так сильно и помногу, словно в последний раз.

Если бы не всякие люди, которые периодически звонили Фархаду, отвлекая его от страстного занятия и выкрадывая по несколько минут его времени, мы оба стерлись бы уже за эти дни или умерли бы от физического переутомления и недоедания.

Все эти дни нам, двум озабоченным сексоманам, думающим только об одном, улыбалась удача, и наша дикая страсть до сегодняшнего дня оставалась незамеченной для всех остальных в доме.

По новой своей привычке, Фархад начал утро не с кофе в постель, как это было раньше, а с размеренного, полусонного секса. Его шаловливый неугомонный член, который всю ночь провел внутри меня, разбудил нас ни свет ни заря, требуя продолжать то, на чем мы остановились перед отходом ко сну.

Дважды кончив, и оба раза в меня, Фархад нежно и кротко поцеловал меня в плечо в знак благодарности, нехотя сполз с кровати и с довольной миной отправился принимать душ.

Я набросила его рубашку, которую выискала в складках смятого покрывала, застегнула её на несколько пуговиц и на ватных ногах поплелась в ванную комнату на первом этаже.

Смыв с себя сперму и надев чистые трусики, я почистила зубы и взяла с полки пенку для умывания.

Вытираясь полотенцем, я ненадолго задержалась у зеркала, разглядывая в отражении свой естественный, изнуренный обилием секса, но зато счастливый и беззаботный облик. Наконец-то, счастливый и беззаботный, но и потрёпанный не меньше.

У меня практически не находилось свободных минут, чтобы посвятить их элементарному уходу за своей внешностью. Я только и успевала, что сходить в туалет, умыться и иногда причесаться; за косметику с красивыми нарядами и вовсе позабыла. Все моё время и силы отнимал ненасытный Фархад с его горячим темпераментом и необузданным влечением к моему телу. Вот уж точно еб*рь-террорист, а я об этих его талантах и не догадывалась…

Потребность Фархада в регулярном сексе оказалась настолько велика, что приятно поразила меня вплоть до бурного восхищения его суперпотенцией, но и одновременно вызывала чувство растерянности и некой опаски. Я и предположить не могла, что мой супруг – настолько страстный и пылкий мужчина, который способен заниматься любовью по восемь раз на день и не уставать. И от себя я, прежде всего, не ожидала, что смогу угодить его прихоти столько раз подряд, сколько требуется, а потому беспокоилась по этому поводу.

Фархад был так увлечён телесными наслаждениями, что за все эти дни ни разу не заикнулся за те точки преткновения, из-за которых наш брак совсем недавно балансировал на грани развода. Он не напоминал о фотографиях с яхты, не упрекал меня за спонтанное путешествие в Нью-Йорк, и даже ни слова за алкоголь и курение, от которого мне всё-таки пришлось отказаться по очевидным причинам.

Насчёт Билли и моего знакомства с ним, Фархад и вовсе старался не заговаривать даже тогда, когда Билли звонил и передавал мне привет. По поводу того тайного, что нас с Билли успело связать, и почему он каждый раз интересуется, как моё здоровье и настроение, Фархад предпочёл также не спрашивать.

Да и в целом Фархад вёл себя так, словно и не было между нами серьёзных ссор и непонимания за последнее время.

А меня же факт неверности Фархада и его измены с первой его девушкой по имени Марджана – не только задевал и огорчал до глубины души, но и возбуждал всё сильнее – стоило всякий раз подумать об этом. Я помнила те слова в пьяной обиде, что Фархаду лучше с Марджаной, чем со мной. С ней и секс приятнее, и темы для разговора есть, да и в целом Марджана превосходила меня по многим параметрам. Она изначально превосходила меня в том, что являлась первой девушкой Фархада, и чувства у Фархада к ней были сильные.

Возможно, были чувства, но прошли, а возможно, есть до сих пор. И эта неясность, наряду с тем неприятным обстоятельством, что Марджана объявилась спустя много лет и прибежала к нему, меня коробила и ломала.

Ревность, изматывающая, зудящая и болезненная, как нарыв на чувствительном месте, до которого невозможно долезть, чтобы вскрыть, и взыгравшие чувства собственнические подначивали меня не слезать с Фархада сутками и самой стираться, только бы он не достался кому-то ещё. Такого востребованного самца, как мой муж, стоило бы вообще никогда не выпускать из дома, чтобы другие бабы на смели впредь зариться на него.

Меня настолько задевало даже то неотъемлемое, что Фархаду кто-то частенько звонил, что я старалась находиться рядом в этот момент. Или, если Фархад выходил из комнаты сам – по возможности подслушивать разговор.

Телефон его на звонки и, тем более, на переписки проверять не получалось, так как Фархад всегда держал его при себе. И меня эта мысль свербела, ведь Фархад вполне мог опять что-то скрывать от меня.

Нельзя сказать, что всему этому поведению моему послужило причиной недоверие к Фархаду. Проблема обстояла скорее во мне, в неуверенности в себе, а также в сильной, иссушающей ревности и в наличии реальной конкуренции. Тем не менее, то непреклонное и выматывающее обстоятельство, что Фархад, оказывается, сильно нужен кому-то ещё, кроме меня, существенно возвысило его в моих глазах.

А меня, соответственно, в моих же глазах, принизило. Настолько принизило, что готова была стать его рабыней навеки и заявить об этом прямо и без стеснения.

Я чётко решила для себя, что придется что-то менять в своей внешности и характере, чтобы не наскучить Фархаду. И кардинально менять, не исключая необходимости систематического ритмичного самоунижения и насилия над собственными принципами.

Если даже Соня в ногах у Фархада валялась, одаряя его бесконечными комплиментами и похвалами, а Марджана и вовсе ни с того ни с сего вдруг замечтала присвоить его, то и мне надо соответствовать новой, непомерно задранной планке.

Трудно, но придется совмещать роли и жены, и любовницы и рабыни, и последние две роли не кажутся столь унизительными, как это было прежде. Я готова была поступиться гордостью, если так необходимо, только бы Фархад не потерял ко мне интерес и не ушёл к той, которая лучше меня. Готова была в рот ему смотреть, ловить каждое слово и принимать его с почитанием и благоговением. Готова была слушаться его всегда и все приказы выполнять. Готова была к тому, чтобы он ещё туже затянул на моей шее поводок дозволений. Я готова была стать его игрушкой, собачкой, шлюхой – да кем угодно – только бы Фархад не надумал вернуться к Марджане. И я пойду на всё, чтобы удержать его и не дать Марджане разрушить наш брак. Так тому и быть.

Наглядевшись на себя в зеркале и убедив саму себя в том, что я красивее и сексуальнее, чем Марджана или Айша, образ которой также не покидал моей головы, я поторопилась на кухню, чтобы успеть приготовить завтрак до того, как Фархад приведет себя в порядок и спустится.