========== Пролог ==========
Золоченный кубок упал на столешницу из красного дерева с грохотом тарана, ломающего ворота осажденного города. Изначально Аравис хотела его поставить, допив белое нарнийское, но на последней фразе любимого супруга — подчас вызывавшего у нее острое желание проломить ему голову чем-нибудь тяжелым — кубок предательски выскользнул из пальцев и прогремел по столу колокольным набатом.
— И речи быть не может!
— Но… — попытался объяснить свою позицию Кор.
— И это после того, как мы неслись через пустыню, рискуя погибнуть не то от солнца, не то от сабель, если нас заметят?!
— Да когда это было?
— А я на память, — рявкнула Аравис, потеряв всякое самообладание, — не жалуюсь! Но раз у тебя она скверная, то я напомню о другом его деянии! Он самолично обезглавил моего отца!
— В бою, насколько нам известно, — осторожно парировал Кор, явно радуясь тому, что их разделял стол. — И твой отец… ведь поднял против него мятеж.
— И я была бы счастлива, если бы этот мятеж удался! Глядишь, на троне Калормена хоть раз бы оказался правитель, который не рубит головы каждому встречному!
— А поручает это своим визирям, приказывая задушить, в том числе, и детей, — донесся из кресла голос, имевший, как это ни парадоксально, куда меньше общего с Кором, чем можно было подумать на первый взгляд. — При таком раскладе я предпочту Рабадаша. Он хотя бы правит сам, а не идет на поводу кровожадности тарханов.
— Рабадашу вполне хватает собственной кровожадности! А вот мой дражайший супруг явно обделен разумом, если он задумал самолично отправиться в Ташбаан! Приключений захотелось, Ваше Высочество?!
— Аравис… — устало вздохнул муж, но услышан не был.
— Пусть Корин едет, раз это так важно! Приключения он любит и может не беспокоиться, что великий калорменский тисрок — чтоб он скончался в муках! — обвинит его в своем позоре и ослиной шкуре!
— Ты шутишь?! — возмутился Кор, тоже повысив голос. — Корину нельзя доверять переговоры! Тем более, в Калормене! Он же первым делом уставится на жену Рабадаша, или на его любимую наложницу, или на наложницу наложницы…
— Эй! — вновь донесся из кресла голос младшего принца, куда больше занятого полировкой любимого меча, чем обсуждением торговых неурядиц. — Я вообще-то здесь!
— А лучше б ты уже был в Ташбаане! Глядишь, твой брат вспомнил бы о том, что он наследник престола и что рисковать жизнью — это обязанность других! — рявкнула Аравис и отвернулась, хлестнув по воздуху длинной черной косой. За спиной повздыхали, потоптались на месте, и из кресла послышался оглушительный хохот.
— Да-а-а, братец! Какой тебе Рабадаш, спрашивается?! Тебя собственная жена на лопатки уложила! Снова!
— Ой, замолчи! — огрызнулся за спиной Кор и, судя по звуку шагов, начал обходить стол. — Не говори глупостей…
— Ах, это я говорю глупости?! — вновь вскипела Аравис, оборачиваясь, и по воздуху хлестнула не только коса, но и струящиеся лиловые рукава на вскинутых руках. — Конечно, где уж мне, глупой женщине…
— Аравис.
— … разбираться в политике и экономике, мое дело, как известно…
— Аравис!
— … ублажать господина на ложе и рожать ему детей!
— Не передергивай!
— Не неси чушь, возлюбленный супруг!
— Да вы оба невыносимы, — меланхолично отозвался из кресла Корин и сполз вниз по его спинке, закинув на край стола ноги в видавших куда лучшие времена ботфортах. — А что касается Рабадаша… Не думаю, что посольская неприкосновенность для него пустой звук.
— Это Калормен! — напомнила Аравис, и не думая понизить голос. — Ты был там всего несколько недель, а я там выросла! Слово тисрока — закон, прикажет удавить неугодного посла — удавят, не задумываясь! И не посмотрят, что принц!
— И что, — наконец вскипел и Кор, — мне теперь всю жизнь в замке просидеть?! А как я буду править, если не могу даже договориться с соседями?! Может, сразу Корина коронуем, чего время понапрасну терять?! Да за кого ты меня принимаешь, а?!
Аравис виновато прикусила губу, поняв, что перестаралась со своими попытками достучаться до его разума, и задумалась в попытке найти хоть какой-то компромисс. Не сказать, чтобы у нее было много вариантов.
— Хорошо. Раз ты считаешь, что без нашего присутствия в Ташбаане не обойтись… Но сначала я напишу Ласаралин.
— Кому? — не понял Корин.
— Нашего? — насторожился Кор.
— Никуда ты один не поедешь, — отрезала Аравис, гневно нахмурив брови, и повернулась к младшему принцу. — Это моя давняя подруга.
— И? — по-прежнему прикидывался ничего не понимающим Корин.
— И жена калорменского тисрока! Ты что, вообще политикой не интересуешься?!
— Да вокруг него женщин, как звезд на небе! — возмутился в ответ Корин. — Любимая наложница, любимая сестра, любимая… кто у него там еще? Всех, знаешь ли, не упомнишь. И на мне, между прочим, оборона границ, заниматься еще и торговыми договорами мне некогда.
— Нет, подожди, что значит «нашего»? — повторил Кор, растерянно вскинув светлые брови, и Аравис закрыла лицо руками со звоном унизывающих запястья браслетов-цепочек.
Согласовывание предстоящей поездки рисковало затянуться до следующего рассвета.
========== Глава первая ==========
Кристально-чистое, лишенное даже намека на облачную дымку небо резало взгляд своей ослепительной голубизной и золотом поднявшегося к самому зениту солнца. Словно весь остров оказался под сверкающим синим куполом Храма Таша, а земля в дворцовом саду пылала от рвущегося из ее недр пламени Азарота, жаждущего выжечь каждый грех и порок, что таились в людских душах. Казалось, даже камни в ташбаанских мостовых вот-вот растрескаются и раскрошатся в пыль от не спадающей ни на миг жары. От нее не спасала ни вода с кисловатым соком красных апельсинов, ни беспрерывно вздымающиеся опахала, ни легкое, почти прозрачное нижнее платье из тончайшего жемчужно-белого шелка. Потому что верхнее, пусть и лишенное рукавов, было скроено из тяжелой винно-красной парчи, давящей на грудь мраморной могильной плитой.
Тархина Ласаралин, госпожа Сахавата — по праву первого замужества — и — по праву второго — Ташбаана и всех подчиненных ему сатрапий, пряталась в тени раскидистого дерева с поникшими листьями, обмахивалась краем такого же винно-красного покрывала, давно соскользнувшего с ее волос на плечи, и проклинала в мыслях ташбаанское лето. При такой жаре первое ее замужество вспоминалось едва ли не с теплотой, поскольку благородный тархан, чьего имени она не произносила вслух ни разу со дня его смерти, никогда не скупился на то, чтобы отправить жену переждать это пекло у берегов озера Илькин или Мизрил. Великий тисрок, впрочем, поступил бы так же — достаточно было лишь попросить, — но от него-то Ласаралин бежать не хотела. Как всегда бежала от первого мужа при малейшей возможности.
Вот и приходилось терпеть жару и улыбаться наложницам милостивого господина — окружившей ее стайке прелестниц в бело-красных одеяниях, отличавшихся от одежды самой Ласаралин, пожалуй, лишь отсутствием какой-либо вышивки по краю высокого воротника или длинного шлейфа. Жена великого тисрока почти становилась частью правящей династии — пусть это «почти» порой оказывалось весьма существенным, — а потому могла позволить себе украсить даже траурное платье в знак своего высокого статуса.
Жена и мать двоих его сыновей. Которые, как истинные потомки Таша неумолимого и неодолимого, Повелителя ветров и господина всех живущих, совершенно не замечали этой палящей жары и мирно сопели в тени под присмотром полудюжины прислужниц разом. Ласаралин рыдала два дня и две ночи после их рождения, не в силах поверить, что спустя три года исступленных молитв боги подарили ей двоих сыновей разом, да и теперь, бывало, смаргивала предательские слезы, слыша бессвязный детский лепет. И пусть глаза у них так и остались голубыми — не потемнели до агатовой черноты, как бы ни надеялась на это Ласаралин, — но матери счастливее нее не нашлось бы теперь и в целом мире.
