1 Лисингоны в пути

Степь раскинулась во все стороны, куда ни глянь. Грубая, заматеревшая трава тяжело клонится ветром, ходит зелеными волнами, как море. На ее согнутых спинах – листьях вспыхивают золотые отблески небесного света. А в небе – бой: тяжело идут друг на друга красные облачные воители – великаны. За их спинами горит тусклый желтый свет, пересеченный рваными лентами свинцово – синего света.

С запада, рассекая темный изумруд степи, черным телом улеглась огромная «змея». Вверх от нее тянутся высокие столбы дыма. Их так много, что заходящее солнце, алеющее кровью, купается в черных волнах. «Змея» состоит из множества четырехколесных повозок с высокими бортами, покрытых шкурами и войлоком. В них запряжены толстоногие кони с длинными гривами. Внутри повозок сидят светловолосые дети в кожаной, расшитой костяными бусами одежде, а вокруг важно расхаживают воины в шерстяных плащах. Мальчики с луками по нескольку человек то исчезают в степи, то появляются с убитой дичью. На многочисленных кострах в железных котлах женщины готовят пищу. Там, где ужин готов, люди садятся в круг и, разорвав руками тушку зайца или птицы, жадно едят, облизывая золотой жир, теплыми струйками стекающий по рукам. Нежные розовые кости идут на корм голодным поджарым собакам, умильно глядящим на хозяев преданными глазами, и немногим рабам из пленных.

На виду у всех стоит покрытая белым войлоком повозка вождя. Ее деревянные колеса обиты медными лентами. Сам вождь, белый как лунь и старый, лежит внутри. Он закутан в медвежью шкуру и обвешан серебряными амулетами против злых духов, которые в последнее время поселились в нем. Вглядываясь вдаль против ветра слезящимися глазами, чистыми и бледно – голубыми, как у ребенка, он бормочет:

– Долго движется вперед мой народ в поисках новой земли. Кто знает, близок ли конец его пути? Когда – то давно лисингоны владели богатой землей, такой огромной, что чтобы обежать ее, молодой кобылице понадобилось бы четырнадцать дней, и такой щедрой, что каждая семья, отдавая вождю четырнадцатую часть своего урожая, привозила на его двор 14 мешков пшеницы. Еще мой дед, будучи ребенком, застал это золотое время, но с тех пор как хюльдары согнали нас с нашей земли, как пришлось нам заменить плуг и соху на повозку беглеца, мечемся мы по чужим землям, не зная покоя. Но вот передо мною два пути. Один из них ведет на восток, все дальше в теплые степи. Другой же – на север, через широкую реку, в те густые леса, что у горизонта. Куда же мне двинуть наши повозки?

У ног вождя сидят двое – сын и дочь. Они не смотрят друг на друга. Име двадцать лет. Ее волосы лежат как ленты из красного золота, лицо покрывают рыжие веснушки, а глаза напоминают два холодных озера. Сын Хэмиль на два года моложе сестры, но уже великий воин. Лицо его пересекает темный шрам, одно глаз прикрыт смятым веком, а нос сломан.

– Пошли, отец, меня разведать дорогу на север, – просит дочь вождя Има, гибкая, как натянутый лук.

– Да будет так, моя дочь, ты поедешь туда с десятью воинами. Мы будем ждать тебя три дня, – сказал вождь.

– Пошли, отец, меня на восток, – сказал сын вождя.

– Да будет так, мой сын Хэмиль. Возьми тоже десять воинов и поезжай на восток солнца, – сказал вождь. – Мы ждем тебя также три дня.

Не глядя друг на друга, выходят брат и сестра. Каждый отдельно отдают приказания своим людям. Вскоре оба отряда разведчиков готовы отправиться в путь. Увидев рядом с десятью воинами дочери лошадь, на которой сидят мальчик лет восьми, смуглый и черноволосый, одетый в драную рубашку, и трехлетняя девочка, рыжая, с многочисленными амулетами на плетеном пояске вышитого платья, старый вождь спросил:

– Дочь, зачем ты берешь с собой маленькую внучку?

– Я не хочу расставаться с ней ни на мгновенье.

– Но вам придется плыть через бурную, глубокую реку. Она может выпасть из рук безмозглого мальчишки – раба.

Мы нашли брод, там дно поднимается настолько, что лошадям будет только по брюхо. А мальчишка знает, что стоит моей Хаскнет замочить лишь носок ноги, как я отправлю его к кузнецам, чтобы они закалили мой новый меч в его внутренностях.

– Дочь моя Има, в небесах идет бой: наши боги борются с богами этой земли. Здешние люди, верно, не отдадут свою землю легко, и на разведке может случиться между вами битва. Не место внучке среди дымящихся кровавых ран и стука мечей.

мПерестань, отец, стук мечей для Хаскнет с самой колыбели слаще всякого баюканья. А что касается битвы, так сколько она их перевидала, сидя в мешке, притороченном к луке моего седла! Так чего же бояться? Девочке только на радость будет увидеть еще одну победу своей матери.

– Хорошо, Има, поезжайте, только на сердце у меня не спокойно.

Это осторожная старость говорит в тебе, отец, это старость. Ну да ничего, я привезу молодого сильного раба, и жрец сделает из его молодой крови тебе напиток, возвращающий силы. Тогда темные старческие мысли оставят тебя.

– Да услышат боги, как ты любишь старого отца, и вознаградят тебя, – прошамкал вождь. – Иди, свет моих очей, и делай, как знаешь.

Има зычно кричит, и ее отряд скачет в сторону реки. Их кони словно летят, высоко подкидывая окрашенные в розовый цвет закатом крупы. Солнце, осветив голову Имы, зажигает в ее волосах множество золотых звезд.

Вождь, дождавшись, когда пыль, поднятая конями дочери, осядет, обращается к сыну:

– В тебе, Хэмиль, не сомневаюсь. Ты – храбрый воин, осторожный как ласка и хитрый как лиса. Я верю, ты станешь верным помощником Име. Поезжай, посмотри, хороши ли на восходе солнца земли для нашего народа.

– Я оправдаю все твои надежды, отец, – низко поклонившись, отвечает Хэмиль,.

– Будь осторожен, наши боги бьются в небе с богами этой земли. Надеюсь, наши боги, как всегда, победят чужих, и принесут тебе удачу.

Хэмиль снова кланяется с видом полного почтения к родительской воле, но когда отворачивается, в его единственном глазу, похожем на кусочек синего льда, вспыхивает гордыня. Взглянув на неуклюжих небесных великанов, толпящихся на залитом алой кровью заката небосклоне, он шепчет:

– Нет, отец, то не наши боги бьются с богами враждебной земли. То боги, которым я поднес богатые дары, бьются за меня против богов, стоящих за Иму. Пусть ты, отец, хочешь уподобить Иму своей матери, бывшей единовластной правительницей над нашим народом. Эту мечту ты вселил в нее с раннего детства, но и я слушал историю бабки не зря. И если сестра вынесла из нее мысль о том, что женщина может править целым народом, то я вынес мысль о том, что женщина – правительница так же смертна, как и остальные люди, а потому ее можно легко убить.

2 Засада

Подскакав к самой реке, Има и ее люди оказались перед гуcтой стеной камыша. Здесь решено было остаться до темноты, а затем перейти реку вброд. Два воина, расчистив площадку внутри зарослей, устроились наблюдать за противоположным берегом. Остальные, спутав коням ноги, уселись на землю и стали ждать темноты. Хаскнет сразу же перебралась с рук своей чумазой няньки на руки к матери. Има ласкала дочку, щекоча под мягким подбородком пальцем и заставляя ее смеяться, а также кормила с руки вяленым мясом. Чумазый мальчик сидел рядом, с тоской глядя, как мать целует раскрасневшиеся щечки, гладит кудрявые волосы, отливающие прокаленной медью. С реки тянуло сыростью, и мальчик, чувствуя, как холод ледяными пальцами ощупывает его тело под длинной изорванной рубашкой, мелко дрожал. Ему очень хотелось есть. К дрожи от холода прибавлялась тошнота от запаха вяленого мяса. Пытаясь согреться и унять тошноту, мальчик подтянул к груди ноги, иссеченные острой травой и плеткой Имы за то, что он позволил Хаскнет накануне промочить ноги (точно также он получил бы от хозяйки, если бы не послушался девочки и не выполнил приказа спустить ее с телеги на землю), обнял колени темными от загара и грязи руками и уткнул в них лицо. Этот мальчик был пленник Лисингоны захватили его на юге, куда их племя было свернуло, но встретив каменистую местность и воинственное местное население, никак не хотевшее расставаться со своим имуществом и жизнью, повернули на восток. Мальчик не помнил ни своего дома, ни имени. Звали его сначала, как и других пленных, «раб», а потом, в насмешку над его молчаливостью, дали кличку Снорки – «Говорун».