Под аплодисменты многочисленных гостей Цифрович задул пятьдесят свечек.

– Спасибо, спасибо, дорогие. Мало того, что вместо торта – первопресс Криденс, так ещё и не пиратский! Спасибо, спасибо.

Гости рассмеялись, а Цифрович бережно отклеил свечки от компакт-диска.

– В моей коллекции из миллиона редчайших сидишек не хватало только одного диска – и вот он теперь со мной. Это безусловная победа, – патетически заключил именинник и с наслаждением понюхал подарок.

– А точно ли не пиратский? Посмотрите, не фломастером ли подписан? – запальчиво выкрикнул кто-то из гостей, вызвав очередную волну хохота.

– Нет-нет, в этом нет необходимости, – невозмутимо отозвался Цифрович. – Видите две небольшие царапины в углу? Эти царапины говорят о том, что диск был произведен на фабрике в Рапсберри, а именно на станке номер пять во втором цеху. У этого станка есть особенность – в 1984-м году его кожух слегка погнул один стажёр, и до своей замены станок успел поцарапать несколько партий дисков. Так вот: диск Криденс, который вы мне подарили – самый первый из тиража и единственный диск Криденс с такими царапинами… Да… Ну, а теперь фуршет!

Гости разбрелись по кучкам, стало оживлённо, а Цифрович погрузился в кресло-качалку, надел очки и принялся рассматривать диск.

Не прошло и десяти минут, как один из гостей, худощавого вида, отделился от своей группы и сел напротив.

– Мои поздравления.

– Спасибо. С кем имею честь?

– Я Тлзшкин, владелец крупнейшей коллекции винила и по совместительству борец с форматом компакт-дисков. Кроме того, в арктической экспедиции спас самку краснокнижной атлантической сельди из пасти белого медведя.

– А зачем вы здесь?

– Пришел убедить вас перейти из неправильной религии сидиводства в правильную виниловодства.

Цифрович отложил диск на столик и переключил внимание на собеседника.

– Так-так, это интересно. Я, кажется, о вас слышал. Это же вы в 2001-м пробрались на склад Сони и сожгли партию первопрессов Депешей и десятков других?

– Так точно, сжёг.

Цифрович поёжился.

– Глупость сделали. А зачем?

– Затем, что сиди-формат – это зло человечества. Узаконенная безжизненность, возведенная в ранг образца.

– Надо же, а я как раз терпеть не могу ваши эти виниловые плоские блины, – Цифрович расплылся в улыбке и взглядом крокодила посмотрел на собеседника. – Вот глупость. Помните?.. Ах, ну конечно не помните, вы же тогда ещё не родились…

Визави Цифровича округлил глаза, а Цифрович с невозмутимым видом нахмурился, переключил взгляд на потолок и стал вспоминать.

– Да, вот! Из новенького. Помните, в 2015-м контейнер из Японии с виниловыми редкостями свалился в море и не дошел до Находки? Тогда ещё ассоциация виниловодов объявила пятидневный траур, а Горбатов назвал это потерей для мировой культуры.

Худощавый визави подскочил на стуле.

– Да, да, это я тогда ночью ослабил стропы, – сказал Цифрович.

– Но там же были подписные первопрессы Колтрейна и Заппы! В вас нет ничего святого!

Цифрович придвинулся к собеседнику, приобнял его за плечо и понизил голос. Возникла доверительная атмосфера.

– Это очень хорошо, что вы заговорили про первопрессы, – сказал он серьёзно. – Видите цветы на окне? Видите эти горшки, сделанные из пластинок? Цветок справа – в первопрессе битловского Белого Альбома. Ему только воду из Фукусимы подавай, иначе не растёт, падла. А спатифиллум рядом сидит в первопрессе саббатов 1975 года. И, понимаешь, листья в форме крыльев летучих мышей выдаёт, во как! А рядом такой же в канадском прессе – ничего, не выпендривается. Магия…

Худощавый визави с удивлением слушал.

– Кроме изготовления горшков, кстати, винил отлично подходит для других хозяйственных целей, – неожиданно заключил Цифрович.

В зал вошёл человек со связкой пластинок и привычным жестом затопил ими камин. Пластинки начали благородно потрескивать. Цифрович взял горящий осколок из камина, подкурил им сигару, а затем съел.

– Его даже есть можно, как видите, – улыбнулся он изумленному визави. – Но это относится только к Sweet и только к изданиям до 1972-го года!

Худощавый собеседник резко встал, мотнул головой и вышел вон из зала.

– Уважаемый, куда же вы, – потянулся руками к нему Цифрович. – А как же партийку в дартс с мишенью из первопресса Пинков? Дротики втыкаются с уникальным звуком, такого больше нигде не услышите!

Гости разъехались и наступила тишина.

Цифрович откинулся в кресло, нажал на пульте кнопку и стал слушать Тайдэл. Худощавый собеседник у себя дома сделал то же самое.

Оба закрыли глаза и погрузились в звук.

Твиткин подъехал на такси к дому только к полуночи. Шёл проливной дождь, весь двор освещался одной-единственной лампочкой у подъезда. Две фигуры одновременно выскочили из такси, вытащили из багажника здоровенную картонную коробку и Твиткин, водрузив её себе на грудь и обняв, поспешил в дом.

В пижаме стояла супруга, прислонившись к стене и скрестив руки.

Твиткин затащил в прихожую мокрую коробку, промокнул лицо и волосы каким-то рукавом, висящим рядом и отдышался. Коробка занимала полприхожей и казалась огромной.

– Спит?

– Спит, – сухо ответила супруга. – Кто-то грозился покормить.

Твиткин поспешно открыл коробку и проверил, не промокло ли содержимое.

– Марин, – Твиткин прямыми руками взял супругу за плечи, кашлянул и вперил в неё взгляд революционера. – Это же новые боверсы шестисотой серии. Отслушали всё что можно – играют, падлюки, вообще всё играют! Просто фантастика. За эту цену – вообще даром!

Твиткин засуетился, сгрёб супругу в объятия, вытянул на прямых руках и воскликнул:

– Теперь заживём! Ну?!

Супруга смотрела со спокойным недоумением.

Твиткин сбросил улыбку, тряхнул волосами и заёрзал на месте.

– Этот мужик только что купил, но они ему не подошли. То есть они вообще новые! У него просто…

Тише, ребенка не разбуди.

У него просто в КДП они не встали, а я был первым, кто увидел объявление и сразу застолбил. Марин, это вообще офигеть какая удача, тебе не понять. Просто знай, что у нас теперь дома будет очень хороший звук.

– Куда-куда не встали?

– В КДП. Это спецтермин, долго объяснять, – сказал Твиткин.

Тут он вспомнил, что стоит в одежде и принялся шумно снимать мокрую куртку.

– Вот теперь точно всё, Марин. Железно.

– Кажется, мы это слышали полгода назад, – зевнула супруга, рывком оторвалась от стены и направилась в зал.

Твиткин подскочил, сделал прыжок через всю прихожую и взял супругу за плечи.

– Тот трифоник был ещё на моём старом усилителе. Там и обвязка была не ахти, и вообще это был другой уровень. Человек же растёт всё время, это долгий процесс, полный проб и ошибок, но теперь вопрос звука закрыт надолго.

– Так-так, – оживилась супруга. – Только что было «железно», а теперь уже «надолго»?

– Ну блин, Марина! То, что надолго – это железно. По крайней мере, эта акустика закрывает мой текущий сетап с головой. И вообще, это же не только для меня, а для нас с тобой. Ты же любишь слушать иногда Аббу. Вот сейчас ты её так услышишь, что просто вторые уши вырастут. Представь, что раньше ты слышала восемьдесят пять процентов записи, а сейчас – девяносто! А врублю тебе твою Лару Фабиан – вообще закачаешься.

Супруга устало посмотрела на Твиткина, вздохнула и удалилась чистить зубы.

Твиткин посмотрел на коробку. Коробка приятно пахла мокрым картоном и манила к себе, как лампа с джином внутри. Твиткин лёг грудью на коробку, сунул нос внутрь и втянул запах новых колонок. О, этот запах. Запах дерева, новой ткани грилей и свежей резины подвесов. А из труб фазоинверторов к ансамблю примешивается тонкий аромат новых электронных компонентов кроссовера. О, мамма мия!