Литмир - Электронная Библиотека

Стас Колокольников

Как тебя зовут? Азбука любви

А

Amantium irae amoris integratio

(Гнев влюбленных – возобновление любви)

Время остановилось. И тайная легкость пронзила сердце смарагдовой стрелой богини Нейт. Любовь, прежде пойманная в сети времени, блуждавшая по его коридорам, вернулась и легла у моего порога. Что же это было? Волшебство? Истина? Или наваждение избалованного сознания, способного на любые фокусы?

Ответ я знал. И то, и другое, и третье.

Она лежала в моей постели, божественная в своей наготе и курила сигарету. Я не любил, когда курят в постели, но ей отказать не смог.

– О чем ты задумался? – спросила она.

– Ни о чем, – ответил я. – Просто лежу и смотрю на тебя.

Она выдохнула дым и усмехнулась. Она поняла, что мои мысли где-то далеко. Хотя на самом деле – нигде. Потому что время остановилось, легло пылью под ноги. И это была долгожданная пауза. Мгновения настоящего блаженства, когда любовь и свобода, помноженные друг на друга, всюду.

– Если ты меня больше не хочешь, то я, пожалуй, пойду домой, – сказала она.

– С чего ты взяла? – спросил я.

– О чем ты все-таки думаешь? – повторила она свой вопрос. – Ты меня с кем-то сравниваешь?

– Не угадала.

– А я не собираюсь угадывать, сейчас оденусь и пойду.

– Куда?

– Куда-нибудь.

– Не уходи, – я привлек её к себе. – Давай еще полежим. Так хорошо просто лежать и не чувствовать времени.

Она тихо утробно засмеялась и прижалась ко мне.

– Только не надо меня ни с кем сравнивать? – прошептала она в самое ухо, от чего по моему телу побежали горячие волны.

Вам не приходилось читать трактат «О любовном бешенстве Андрея Французского»? Нет. Жаль. Да и мне не приходилось, на полке лежала лишь иллюстрация гравюры с обложки первого издания. Но стоило только представить, о чем там речь, как орган любовного бешенства сразу расправлялся поднятым на ветру стягом и крепчал как китовый ус. Задыхаясь от желания, я теребил штаны и не находил себе места.

И вот наступило утро, с которого не надо было ничего представлять, любовь лежала со мной под одним одеялом и крепко прижималась горячими грудками. Нам было хорошо вместе, бесконечные любовные etourderie (шалости) сводили с ума.

Мы не выходили из квартиры уже несколько дней и могли не выходить еще столько же. Я не находил слов и только мычал от удовольствия. А что тут скажешь? Вряд ли существует хоть одно слово, способное вместить в себя все радости любви. Имя Бога? Да, но ведь это имя Бога. И его не зовут, когда любят телами. Он сам постучится, когда будет нужно.

– Ты что-то пишешь? – спросила она вчера, увидев разбросанные по полу страницы рукописи.

– Да, немного.

– И о чем?

– Так, обо всем. Странные истории, больше рассуждения. В литературе это называется «поток сознания».

– Рассуждения о чем?

– Хм, наверное, о растревоженных чувствах и об огромном желании, чтобы жизнь была жизнью.

– Поступай в жизни проще, – проговорила она, развалившись на кровати и сверкая голыми ягодицами, – никогда не старайся кого-то удивить. Пустота лишь раздражается на беспомощные заклинания. Не надо подбирать большую связку ключей к тайнам. Всего лишь настройся на их волну и почувствуй миг соприкосновения их с тобой. Они сами подскажут решение. Вот и всё.

Она умела сказать так, что потом вроде и не нужно было ничего говорить. До неё мой взор блуждал по миру в поисках любви, словно глядя в перископ, поднятый со дна океана. Во всех направлениях, в каждом закоулке я вынюхивал чудо любви. И вот я встретил её. И вот я глотнул любви и понял, что теперь не смогу утолить жажду, пока она сама не сглотнет меня. В чем-то мне повезло, а в чем-то я оказался в очень рискованном положении.

– Тебе не казалось, – спросила она, трогая мой пупок, – что любовь по-настоящему волнует нас, пока касается наших обнаженных тел, пока в них царит молодость и свежесть?

– Нет, я так не думаю, – не согласился я. – Конечно, любовь сохнет, как печальный пирог, если её не с кем делить. Но ведь она суть всего живого.

– Любовь, пироги, морковь, – усмехнулась она, уже стараясь укусить за пупок. – И что ты еще можешь сказать о любви?

– Хочу написать историю о любви, – сказал я.

– О любви? – не удивилась она и лизнула пупок.

– Ага, о любви, и чтобы героиня была обязательно шлюхой.

– Почему шлюхой? – она взглянула мне в глаза.

– Просто в моей голове вертится одна мысль.

– Какая мысль?

– О шлюхах.

– Что о шлюхах?

– Что в объятиях героя должна лежать шлюха.

– Какого героя?

– Любого. В данном случае героя моей истории. Шлюха, достойная настоящей любви. Она устала, облазила невероятное количество штанов, она хочет отдохнуть на плече самого близкого человека. Человека, который, как и она, гонялся по миру за призраком свободы. И вдруг увидел эту свободу в её глазах, нащупал в её чреве. Они оба побывали в выгребной яме жизни, наглотались дерьма. Пришла пора обрести чудо друг друга. И они найдут. Другой вопрос – надолго ли? Хочется сказать – навсегда. Может, это и возможно, если шлюха не слишком увлечена выпивкой. Тогда она будет для героя как ангел. Ангельская шлюха, неплохо, а? Пусть шлюха по началу пьет, но не до умопомрачения. Ведь совсем непьющая шлюха – это даже неприлично. Шлюха и герой – идеальная пара. Герой и сам в душе потаскушка, только это скрыто за его голодным волчьим взглядом.

Я перевел дух, отхлебнул вина из бутылки, стоявшей у кровати. И продолжил:

– Представь, что может произойти с таким героем, если он свяжется с невинной девицей, чье знание о жизни заканчивается там, где начинается. Возможно, конечно, герой и сделает из девушки честную шлюху. Но скорее кончится по-другому, она будет близка к тому, чтобы сделать из героя слезливого пастушка. Поживут, намаются, словно накатав хлебных шариков, и разбегутся. Вернее сбежит герой, а девушка останется с разбитым сердцем. Упаси боже, связывать героя с такой пассией. Хотя, конечно, и здесь найдется место для неожиданного финала. Но всё же я предпочитаю видеть рядом с героем шлюху, в этом больше жизни, больше юмора. Ртуть и джаз, никаких наивных гимнов и кружев. Шлюха не даст герою скучать и не засмущается, когда войдут обнаженные полубоги из соседнего двора. Она не даст спать в лихую ночь и сидеть дома, когда в гавань войдут вольные корабли. Кто может быть жизнерадостнее влюбленной по уши блудницы? Только она может перекроить пошлый мир в цветущий сад.

– Ты ненормальный, – сказала она, уже не интересуясь моим пупком.

– Потому что решил написать о шлюхе?

– А зачем ты вообще пишешь? – спросила она, ей явно не понравилась болтовня о шлюхе. – Хочешь признания? Популярности? Денег?

– Нет, вряд ли. Хочу интересней жить? – попытался объяснить я.

– Может получиться наоборот, если это не твое. Да я и не верю, что тебе не нужны слава и деньги.

Деньги нужны, подумал я. С кем в этом мире немощь и нищета? Без хлеба и вина Венера исчезает, а богиня Хатхор из-за отсутствия наличных превращается в старуху-скрягу. Ради любви, лежавшей в моей постели женщины, я был готов подчиниться воле тех, кто купил весь этот мир с потрохами. Монеты и песни с каждым веком дружат крепче и крепче. И пока непонятно что отзвучит раньше. Но я знаю, где-то в таверне сидит трубадур, и как Гильем Маргет с легкостью спускает монеты, полученные за спетые песни.

– Деньги… Что толку о них говорить, когда их нет, – сказал я вслух.

– Да я вообще не хочу с тобой говорить, – отрезала она и стала одеваться.

– Уходишь? – удивился я и тут же догадался. – Ты обиделась, ты решила, что я говорил о тебе. Перестань, выбрось из головы. На меня находит, я плету глупости.

Я обнял её покрепче, чтобы она не вырвалась. Она была своевольная, уходила, когда ей вздумается. В этот раз она осталась до утра.

На рассвете, пока она спала, я открыл глаза и увидел беса. Он давно таскался за мной. Со своей тягой к фокусам я был отличной приманкой. Бес сидел на небольшой афишной тумбе, которую приволок с собой, и ухмылялся, помахивая хвостом. В руках он держал банку пива и лениво потягивал. Время от времени взор его становился выразительным, даже красноречивым, словно навязывающим древнее родство. Но он молчал, и я молчал. Наше молчание напоминало музыкальное вступление.

1
{"b":"752516","o":1}