— А что ты здесь делаешь… без Джорджа? — наконец, решаюсь поинтересоваться я. Увидеть Фреда без Джорджа — это как встретить Бейонсе в моем родном Саффолке. То есть, практически невозможно. Признаюсь, в данный момент я даже немного скучаю по Джорджу. Ему всегда удается сгладить неловкость. Да и шутки у него не такие обидные.
— Я здесь для важного дела, — Фред реагирует быстро. — Его название «не суй свой нос в чужой вопрос». Ясно выражаюсь?
— Яснее некуда, — грубиян. — В таком случае, я здесь по той же причине.
На самом деле мне хочется, чтобы он продолжил меня расспрашивать, зачем я здесь. Ведь и дураку понятно, что не книги ради! Конечно, сначала бы я ответила «Неважно» или «Отстань», подождала бы вежливые пятнадцать секунд, а потом добавила «Но раз ты сам поинтересовался…» И выплеснула на него весь эмоциональный багаж последних месяцев. Я бы рассказала, что часто не могу уснуть, что во сне постоянно вижу Седрика, что иногда я думаю, будто лучше бы никогда его больше не видела, но после мне становится стыдно за такие мысли. Я бы вывалила на Фреда всё-всё, а после свернулась клубочком на холодном полу и немного поспала. Мне точно стало бы легче.
Но Фред лишь многозначительно хмыкает, отворачивается и пялится куда-то вдаль, на тёмное небо без единой звезды. Туда же смотрю и я.
Теперь вы знаете мой секрет. Я здесь не ради книги, бунта, захватывающей истории о нарушении правил или ночных пейзажей. Только ради Седрика. Он был моим лучшим другом и целых несколько месяцев — парнем. Естественно, во время наших отношений я понимала, что когда-нибудь он разобьет мне сердце. Воображала, что какая-нибудь длинноногая когтевранка уведет его у меня, а я буду лить слезы на плече у Джулс и жаловаться на превратности судьбы. И я совершенно не подозревала, что он разобьет мне сердце иным образом — а именно, умрет в зените своей славы, во время Турнира трех волшебников. Нет, волновалась я с самого начала. После испытания с драконом, например, хваталась за сердце и клялась, что он меня до гроба своими выходками доведет. Однако рядом с участниками всегда были Дамблдор и толпа преподавателей. Что плохого могло случиться в их присутствии? В реальности же возможно всё, и ты никогда не защищен на сто процентов.
И теперь я сижу ночью в Астрономической башне и не понимаю, что мне делать дальше. По всем законам логики я уже должна «перестрадать». Боль моя обязана стать меньше, а жизнь постепенно входить колею. В этом, вроде, и заключается самый важный урок смерти — цени живых и наслаждайся своим существованием ради тех, кого уже нет. Я всё реже плачу и всё чаще смеюсь. Мои друзья уже почти и не спрашивают, всё ли со мной в порядке. С виду я будто бы прихожу в себя и становлюсь обычной собой. Но сейчас пришло время рассказать вам второй секрет: я не особо помню, каково это — быть обычной мной. Понимаю, звучит жутко трагично. Но не спешите переживать за меня. Я справлюсь. Надеюсь.
— А я умею насвистывать имперский марш, — раз уж мне не суждено почитать, то суждено поболтать. Уизли сам виноват. Нечего ночью по замку расхаживать.
— Что? — Фред резко останавливается и смотрит на меня.
— Ну, имперский марш из «Звездных войн», — точно, Фред же из семьи чистокровных волшебников. У них, вероятно, и телевизора нет. Ох, и удивился бы мой папа. Он считает, что телевизор делает любую гостиную уютнее. — Это магловский фильм. Там есть джедаи и… не джедаи. Короче, много всего происходит, долго объяснять. Тебе точно надо посмотреть. Послушай.
Я пытаюсь насвистеть мотив. Но мне холодно, я продрогла, и вместо задорного свиста раздается лишь сиплое «тьху». Фред продолжает пялиться на меня так, словно впервые видит. Мне есть чем гордиться: кажется, я ввела в ступор самого Фреда Уизли!
— Ладно, послушаешь в другой раз. Сейчас я не в настроении. А лучше всё же посмотри. Кстати, я считаю, что давно пора ввести в Хогвартсе уроки магловского кинематографа. Больше всего я здесь скучаю по походам в кино.
— Снейп тебя, наверное, ненавидит, — внезапно отвечает Фред. — Сколько ты слов издаешь в минуту? Семьсот? Тысячу?
Он давит на мою больную мозоль. Я обожаю зельеварение и Снейпа. Но Снейп не отвечает мне тем же. Ничего, я еще разобью его стальную броню. Он еще назовет меня своей любимой ученицей!
— Вообще-то я одна из лучших учениц по зельеварению на курсе. Все зелья у меня получаются с первого раза, — почти все. — Меня так и называют — «Элли-первое-зелье».
— Кто тебя так называет? Ни разу не слышал.
Никто не называет кроме меня самой. Но Фреду этого знать необязательно.
— Значит, плохо слушал! А знаешь, как тебя называют мои друзья? «Фред-худший-результат-сов-за-последние-лет-восемьсот», — выпаливаю на одном дыхании и замолкаю.
Его тоже никто кроме меня так не называет. Результаты Фреда по СОВ я вынюхивала специально. Хотела знать, насколько перспективен мой будущий муж.
— И я горжусь этим, — не без удовольствия реагирует Фред. — Лучше быть лучшим среди худших, чем посредственным — среди зануд. А откуда ты знаешь про СОВ? Наводила обо мне справки?
Он подходит ближе, облокачивается о стену и улыбается своей этой невероятной самодовольной улыбкой, что когда-то заставляла мое сердце трепетать. Она и сейчас заставляет. Однако эффект слабый и размытый — мне всё еще немного грустно.
— Делать мне больше нечего, — я ковыряюсь в сумке в поисках бутерброда и боюсь взглянуть на Фреда.
— Да ладно, все знают, что я тебе нравился.
Живот предательски сжимается. Зачем я сюда пришла. Лучше бы я встретила Дамблдора.
Что я творю? Возомнила себя крутой бунтаркой, гуляю ночью по Хогвартсу, забираюсь в Астрономическую башню и, как всегда, лишь позорю себя своей бужениной, пижамой с котиками, учебником по травологии и влюбленностью во Фреда Уизли. Конечно, он знал. Конечно, все знали. Наверное, даже учителя видели. А вдруг это видел Седрик?
Мысль о Седрике делает мне больнее. Как он мог меня оставить наедине с этим дурацким Хогвартсом и Фредом Уизли? Зачем он согласился на этот дурацкий турнир? Из-за него я сижу здесь. Дурацкий Седрик.
Фред что-то говорит, но я не слушаю. Наверное, он понимает, что перегнул палку. А мне всё равно. Я злюсь. Я раздавлена. Я шумно всхлипываю и… начинаю реветь.
— Ты… чего? — голос Фреда доносится будто издалека. — Да ладно, я тебе не нравился, хорошо? Не нравился. Чего сопли развела? На, съешь бутерброд.
Он выхватывает из рук мою сумку, но у меня нет сил спорить. Я размазываю слезы по щекам и пытаюсь остановить поток. Безуспешно. Фред явно суетится, разворачивает бутерброд и изучает бумагу.
— Ты завернула буженину в свое сочинение по защите от темных искусств?
И я реву еще сильнее. И сквозь слезы блею:
— Видимо, я перепутала листы в темноте. Здесь не должно быть моего сочинения. Амбридж меня накаже-е-ет. Я не успею переписать его заново-о-о. Сам ешь свой бутерброд.
От растерянности Фред и правда начинает его жевать. Он думает с полминуты и, наконец, неуверенно предлагает:
— Хочешь, я перепишу? Честно говоря, я, вроде, ни разу и свои сочинения не писал. Но твое перепишу. Или попрошу Джорджа. Только не реви. А хочешь, — он внезапно воодушевляется и отвлекается от бутерброда, — я подкину Амбридж бомбу-вонючку, и у вас завтра не будет занятий. Да, пожалуй, так мы и сделаем. Почерк у меня все равно непонятный. А бомба-вонючка — всегда отличное решение. Старая-добрая классика розыгрышей.
— Ты это сделаешь? Ради меня? — я смотрю на него так, словно он обещает переплыть Тихий океан или слетать на Луну. Никто ради меня не взрывал бомбу-вонючку. А тут сам Фред Уизли готов немного «повонять». С утра первым делом расскажу Джулс, она обалдеет.
Фред улыбается шире.
— Не только ради тебя, ради всего Хогвартса. Всегда рад подпортить настроение Амбридж.
Точно, он же не любит Амбридж. Мой рыцарь совсем не мой. Скорее он как Робин Гуд от Хогвартса — забирает уроки у засланцев Министерства Магии, раздает свободное время ученикам. Ладно, в любом случае, неплохо. Мне не придется писать родителям, почему я получила низший балл за сочинение. На самом деле, они никогда не спрашивают меня об оценках. Я сама сообщаю и прошу меня наказать. Если они отказываются, то и наказываю сама. Не повезло мне с такими добрыми родителями, ничего толкового у них не вырастет без строгой дисциплины.
