– Мне одной вас двоих не поднять, – заявила она.

Пул не представлял, куда идти. Гиза заметила на лице пасынка растерянность, разрыдалась сильнее и, махнув рукой, разрешила ему жить в сарае.

А недавно Пул узнал, что мачеха не имела права его выгонять. Он случайно нашел предсмертное письмо отца. Очевидно, оно пришло вместе с извещением о смерти, но Гиза это скрыла. Прочитав, она спрятала письмо в старых журналах, что пылились в чулане, потом позабыла и, делая уборку, вынесла журналы в сарай. Пул, от скуки перелистывая цветные страницы, наткнулся на пожелтевший треугольный конверт. На клочке бумаги он прочел всего несколько слов:

«Прощайте. Живите дружно. Пул, старина, предстоит тебе самому добиться того, о чем мы оба мечтали. В доме назначаешься старшим, помогай Гизе и не обижай Клоба».

Мальчик сохранил письмо, пряча в тайнике за сараем, и в минуты грусти часто перечитывал. Мачехе он не сказал, что нашел его, побоялся лишних вопросов.

…Причалив лодку к берегу, Пул вытащил ее на прибрежный песок к десятку таких же утлых суденышек. Привычным движением отвязал парус и, сложив вчетверо, сунул за пазуху рубашки. Весло зарыл в песок и, взяв удочки да сетку с уловом, знакомой тропой заспешил к городу. Начало смеркаться.

Дом их стоял на окраине, к юго-западу от рыночной площади. Из-за бедности и близости старых катакомб этот район слыл самым опасным в городе. В подземных коридорах полгода назад обосновалась шайка знаменитого беглого каторжника Зочура, и разбойники повадились ночами грабить прохожих. А еще ходили слухи, будто в катакомбах водятся огромные крысы, размером с поросенка, и бывали случаи, когда они с голоду нападали на людей. В последнее Пул не верил, эти слухи с рынка приносила Гиза, а на рынке всегда болтали всякую нелепицу.

Все же в черте города мальчик насторожился. Страха он не испытывал, ему не впервой приходилось возвращаться домой поздним вечером. Зажатая между высоких каменных заборов улица давно опустела, глубокую тишину иногда разрывал далекий собачий лай. Пахло пылью и сухой травой; запах моря не проникал сюда. Пул семенит босыми ногами по теплому песку; ступает тихо, почти бесшумно, слегка шелестят парусиновые штаны, отмеряя торопливые шаги.

Быстро стемнело, над горизонтом всплыла первая луна, и улица наполнилась розовым свечением. Мальчик, благодаря отцу, с раннего детства знал, что у их планеты Акалы семь спутников, чем она и знаменита. Став навигатором, он мечтал побывать на каждом из них, а пока издали любовался гирляндой разноцветных шаров в небе. Сейчас он тоже бросил взгляд на луну, и в карих глазах юного рыболова отразился далекий, холодный свет.

Вот и знакомый перекресток; до дома оставалось полквартала, и Пул хотел преодолеть их бегом, но вместо этого замер и прислушался.

Впереди за углом послышались голоса.

Мальчик подумал, что голоса мужские и вряд ли принадлежат добрым людям – для молочника или бродячего торговца время неподходящее. Либо идет караул солдат, либо орудуют бандиты, а ни с первыми, ни со вторыми встреча не сулила ничего доброго.

Разговаривали двое или трое, и они приближались.

Пул осмотрелся в поисках убежища; в пяти шагах на стыке двух оград он заметил темную нишу и, юркнув туда, затаился. У перекрестка голоса смолкли; выглянув, Пул увидел три мужских силуэта, неспешно вышедших из-за угла. Двое – коренастый, плотный мужчина и худой, щуплый старичок с посохом – шли впереди, рука об руку, а следом, чуть отставая, плелся престранный субъект. Сначала Пул решил, что в сумерках ему примерещилось, но, присмотревшись, он отшатнулся: трехрукий. Две руки справа и одна слева. Мутант. Пул слышал о таких людях, но встретил впервые, поэтому на мгновение испытал ужас. Что если мутант его учует?.. Мальчик, в страхе опустившись на колени, зажмурил глаза и прижался к стене. Путники, минуту шедшие молча, вновь заговорили и, судя по звукам, остановились. От ниши их отделял десяток шагов.

– Вот так, масс Зоч, – прозвучал мягкий старческий голос. – Теперь вы все знаете, и в ваших руках судьба планеты.

Любопытство взяло верх над страхом, и мальчик снова выглянул. Все трое стоят посреди улицы, освещенные лунами. Последние слова произнес старик; обращался он к коренастому спутнику, поскольку мутант околачивался чуть в стороне.

Теперь Пул смог рассмотреть пришельцев.

Не удивительно, что сначала он обратил внимание на трехрукого, но через секунду испытал разочарование. Ему рассказывали, будто мутанты покрыты густой шерстью, и вместо человеческих голов, у них головы разных животных. Но, кроме третьей руки и из-за этого кривой, словно коряга, осанки, Пул ничего необычного в незнакомце не нашел. Человеческая голова, худые ноги, туловище… И в одежде тот ничем не отличался от обычного шкипера парусной шхуны: кожаная безрукавка; узкие брюки, подвязанные широким поясом; матросские ботинки. Лица в полумраке мальчик не рассмотрел, но показалось, что нос у мутанта неестественно длинный и похож на утиный клюв. Левую руку и нижнюю правую странный незнакомец скрестил на груди, а верхняя правая уперта в бок над рукояткой торчащего за поясом кинжала.

Что касается двух других незнакомцев, то мужчина и старик вместе смотрелись необычно, как две противоположности.

Первый, внешним обликом походил на быка. Это из-за посаженной прямо на мощные плечи крупной курчавой головы и легкой сутуловатости. Одежда выдавала в нем человека зажиточного, но непритязательного. Из-под темной жилетки выглядывает светлая рубаха с широким рукавом; плотно облегающие штаны поддерживает плетеный ремень с круглой, как орден, бляхой, а на кривых, точно сабли, ногах – сапоги с отвернутым голенищем. Это его звали масс Зоч, он пыхал здоровьем и недюжинной силой.

Старик выглядит иначе. Под балахоном старца проглядывалась немощная, щуплая фигура; на худые плечи ниспадали седые волосы, а по груди струилась такая же белая, как морская пена, борода. Он устало опирался на кривой, сучковатый посох, и, казалось, силы его на исходе.

Выражая почтение, старик в ожидании ответа смотрел на масс Зоча; тот, в глубоком раздумье почесав лоб, сказал:

– Что ж, я не прочь оказать тебе услугу, Монга, – голос прозвучал, словно в груди незнакомца задвигались крупные булыжники. – Но сначала я хотел бы взглянуть на ключ. Ты его взял?..

Мутант сделал шаг вперед, дребезжащим голосом вставил:

– Мне такие вещички кажутся просто фантастическими.

Старик кивнул и, на секунду выпрямившись, достал небольшой предмет из складок балахона – Пул уловил в руке слабый отблеск. Этот предмет Монга протянул Зочу.

– Он, в самом деле, алмазный? – хмыкнул тот, приняв загадочный ключ. – Стоит, думаю, немалых денег?!

– О! – вздохнул старец, – он стоит миллионы жизней на этой планете.

От этих слов масс Зоч разразился неприятным, булькающим смехом, который тут же оборвал.

– Это было бы смешно, – прогудел он и неожиданно спрятал блестящий предмет в кармане штанов.

От удивления Монга снова выпрямился.

– Масс Зоч хочет подержать камень у себя? – еле слышно спросил он.

– Да, у себя, старый дурень. Неужели ты думал, что россказни о спасении планеты заставят меня отказаться от богатств, идущих в руки?! Это было бы смешно! Плевать я хотел на эту захудалую планетку, пусть она трижды слетит с орбиты. Разбогатев, я подыщу что-нибудь поприличнее этой дыры.

Зоч опять засмеялся, а Монга замотал головой.

– Нет, вы не посмеете так поступить. Если не хотите помочь, верните камень, он не принесет вам богатства, у него другое предназначение.

– Как бы ни так! – фыркнул Зоч и повернулся, чтобы уйти.

Монга попытался ухватить наглеца за локоть, но мутант подскочил сзади, вырвал из рук старика посох, и, потеряв опору, Монга упал на песок. Трехрукий выхватил из-за пояса клинок и замахнулся, чтобы нанести смертельный удар. Пул зажмурился, но слова Зоча заставили мальчика вновь открыть глаза.

– Не нужно, Уток, – последовал приказ.

Мутант отступил, а Монга, став на колени, молитвенно сложил у груди руки.