Посвящается коллегам, которых больше нет с нами

Март 1995 года. Гудит просторная студия в Останкино. Несколько часов назад застрелен Владислав Листьев, один из самых креативных телеведущих в постперестроечной России. После ряда выступлений слово берёт Артём Боровик, тоже известный всей стране журналист-международник, писатель, преемник Юлиана Семёнова.

– Мне сегодняшняя ситуация напоминает такую картину: – Артём старается быть спокойным, не показывать эмоций, хотя речь его медленнее обычного, паузы длиннее, – нас, всех здесь собравшихся, выстроили в шеренгу в маленьком дворике. Позади стена, впереди рота киллеров. Рота стреляет. Позавчера упал Дима Холодов, вчера – Влад Листьев. Мы тут все сейчас выходим и выясняем, насколько они, убитые, были хорошие – те, кто упал раньше нас. А я вижу роту киллеров, за ней – мафию, за ними – власть, наполовину срощенную с мафией. И эта власть обещает разобраться…

Так кто следующий? – невысказанный вопрос к студии.

Следующие не заставляют себя ждать: год за годом уносит по нескольку человек из пишущей братии. В их числе – и те, что находятся сейчас в зале, включая и самого Артёма. Вскоре за Листьевым погибают ещё 6 его коллег: телевизионщики, газетчики, радиожурналисты, фотокорры. Особенно «урожайным» становится 1996 год, когда в стране разгорается война – в небытие уходят сразу 16 человек. В 1999-м в России не досчитываются 11 журналистов.

Залпы по расстрельной шеренге не смолкают. Если верить статистике, с начал 90-х и до 2015 года в нашей стране при исполнении своего профессионального долга погибло около 300 сотрудников СМИ. (В мире за этот же период – 1200 человек). Журналистику называют в двадцатке самых опасных российских профессий. Наравне с пожарными и укротителями львов.

Отчаянные борцы за правду, уверенные, что слово способно изменить жизнь, умирают в мирное время под пулями и снарядами, от ножевых ранений и черепно-мозговых травм. Уходят не только молодые рьяные мужчины – облечённая властью мафия не щадит ни женщин, ни стариков. Рядом с именитыми корреспондентами больших задиристых СМИ ложатся в землю представители скромных региональных изданий и телекомпаний, и даже кабельного ТВ. Острое слово никому и нигде не по нраву. Другие, кого Бог миловал от пули киллеров, или от нескончаемой травли, уходят из профессии если не с искалеченными телами, то с исковерканными опустошёнными душами.

…Если кто-то поинтересуется, когда появились на свет его знакомые СМИ-шники, то окажется, что многие родились в декабре. По астрологическому гороскопу в декабре приходит время Стрельца, под знаком которого чаще всего рождаются журналисты и полководцы. Неизвестно, учитывался ли этот небесный расклад, но именно 15 декабря был учреждён День памяти журналистов, погибших при исполнении профессиональных обязанностей.

Мне довелось родиться как раз в этот день. Возможно, поэтому окончательно созрело желание написать о тех, кого однажды мой именитый коллега ясно увидел на прицеле у платных убийц.

В середине XY века славный немецкий умелец изобрёл станочный способ получения бумажных оттисков с наборных металлических форм. С тех пор типографская печать хотя и непрестанно совершенствовалась, но кардинально не менялась. Обновлялись материалы, дорабатывались технология и качество, а принцип оставался тем же.

Куда больше хлопот требовала подготовка к печати – изготовление тех самых форм, с которых получали оттиски. Начиналась история с ручной выкладки отдельных буковок. Дело шло бесконечно долго, да и сами литеры приходилось кому вырезать из дерева, кому – мелко гравировать. При такой возне много книг, не говоря о газетах, не выделаешь. Потребовалось несколько веков, пока к наборному производству приставили полуавтоматических умниц – линотипы. Героям нашего повествования довелось повидать эти машинки. Сидела линотипистка и набивала на высоко задранном агрегате тексты. Весело набивала, отстукивая строчки справа налево. Так уж заведено было у её «умницы». Корректоры потом тоже веселились, выколупывая опечатки из такого отзеркаленного произведения.

Линотип выдавал узкий длинный столбец на определённое число знаков – гранку. На эти гранки и ориентировались ответственные секретари редакций при составлении оригинал-макетов будущих газетных полос.

Не только в типографиях, но и в редакциях целыми днями стоял неумолчный грохот. Штатные машинистки переводили в читабельный вид рукописные каракули своих коллег. Машинописная строка состояла из 54 знаков с пробелами. По числу этих строк начальство определяло, сколько наваял конкретный литсотрудник за неделю или за месяц. Это уже при компьютерах считать стали не строки, а знаки.

Можно было, конечно, не гнобить взмыленных машинисток на разборе чудовищных крючков. Выдать каждому корреспонденту по индивидуальному «Ундервуду» или даже электрической «Оптиме», и все дела. Пусть бы сами и тюкали свои шедевры. Но у большинства газетных начальников срабатывал въевшийся инстинкт. Ещё помнились сталинские времена, когда пишущие машинки были запрещённой к распространению множительной техникой. Такую технику полагалось регистрировать. А кому охота лишний раз мозолить глаза «соответствующим органам»?

Уж эти органы… В доперестроечном газетном производстве имелся один особый момент, обойти который было невозможно. Когда собранный номер с тщательно вылизанной корректурой был готов к печати, когда типография уже стояла под парами, кто-нибудь из первых редакционных чинов обязательно получал так называемый допуск ЛИТО. Нет, к литературной стороне журналистики эта аббревиатура отношения не имела. Суровая проверяющая организация въедливо изучала, нет ли в текстах или фотографиях чего-нибудь такого, что раскрывало бы государственную тайну или носило недопустимый антигосударственный смысл. На особом счету были газеты закрытых предприятий и НИИ. Нет находок для шпионов – получите штампик. А если что-то почудилось неподкупному смотрящему… Не позавидуешь мытарствам опростоволосившегося СМИ! Бывало, приостанавливали, и даже закрывали многотиражки.

Линотипы, гранки, клише, ЛИТО… Со временем эти понятия навсегда ушли из полиграфии. Восторжествовали фотонабор и печать с полимерных фотоплёнок. Свежие новости появлялись в газетах за считаные часы. Но не успели насладиться плодами прогресса, как плёночный способ был потеснён цифровым. С помощью компьютеров теперь пишутся и набираются тексты, верстаются полосы, создаются наборные формы. Путь газеты к читателю становился все короче.

Февральское цвета свинца небо стелется почти по земле, накрывает дома и людей вьюжной позёмкой. Трудно поверить, что до весны всего несколько дней. Но предвестники скорых перемен есть: в просветы между тяжелыми облаками нет-нет, да и пронырнут ослепительные солнечные сполохи. Один из таких бесшабашных лучиков заглядывает в комнату, выводя из полудрёмы её обитательницу. Поймав на ресницах посланца весны, она улыбается ему, как живому существу. Шалишь, зима: март-то рядом!

Ах, эти ни с чем не сравнимые часы утреннего блаженства, когда не спешишь на работу! Не нужно, вскакивая в полусне, лихорадочно бежать в душ, наскоро наносить макияж, рыться в гардеробе в поисках приемлемого костюма и свежей пары колготок, разогревать остатки ужина (если они, конечно, есть), застилать постель… Постель, правда, можно бы и оставить распахнутой, всё равно сейчас в доме никого. Но срабатывает привитая с детства привычка. Отец, большой педант в отношении домашнего порядка, часто твердил: «У хорошей хозяйки квартира должна быть такой, чтобы в любой момент можно было принять гостей». Конечно её дому до разряда идеальных далековато, но постель всё же прибирается регулярно.